Владимир ФРОЛОВ - В шаге от мировой войны. Зачем Обама позвонил Путину
Дмитрий Медведев в выступлении на Мюнхенской конференции по безопасности призвал Запад восстановить каналы коммуникаций с Россией и больше общаться для отражения общих угроз, главной из которых обозначен «международный терроризм и экстремизм». В этом, казалось бы, отличие мюнхенской речи Медведева от мюнхенской речи Владимира Путина в 2007 году, которая запомнилась, прежде всего своим антиамериканским зарядом, предупреждениями об опасностях «однополярного мира» и «односторонних силовых действий» США.
На самом деле выступления органично дополняют друг друга и являются приглашениями к диалогу. Путин предлагал вернуться к практиковавшимся в период холодной войны консультациям Москвы и Вашингтона по ключевым международным проблемам, но исключительно на российских условиях. И, что самое главное, в конструируемой Москвой параллельной реальности, разительно отличающейся от того, что есть на самом деле.
Целевой посыл мюнхенской речи Медведева прост. Давайте поступим так, как в 2008 году после российского «принуждения к миру» Грузии: сделаем вид, что в 2014-2015 годах между Россией и Западом ничего драматического не произошло, восстановим все каналы общения и сотрудничества, которые существовали до «крымской заморозки», и снимем все взаимные санкции. Но, как и в 2008 году, Россия в своей политике ничего менять, тем более исправлять не будет.
Бессодержательный диалог
Россия крайне заинтересована в отмене западных экономических санкций («И действительно ли стоят наши противоречия всего этого? Насколько они глубоки? Это всем вам, сидящим в зале, - так нужно, чтобы они были, эти санкции?»), но по внутриполитическим причинам не может себе позволить вести переговоры о том, что надо сделать для их снятия. Для этого потребуется признать ошибочность некоторых российских действий и согласовать механизмы их исправления, что Запад, собственно, и предлагает. Но в нынешних российских реалиях, когда внешнеполитические успехи стали ключевым ресурсом поддержки власти, Москва просто не может признавать внешнеполитические ошибки. Это рассматривается как признак слабости и уступка давлению.
«Слив позиций» в духе «нового внешнеполитического мышления» видится угрозой государственности и путем к повторению «главной геополитической катастрофы ХХ века». Поэтому приходится конструировать и навязывать партнерам параллельную внешнеполитическую реальность, в которой правомерность российских действий не подлежит сомнению. А вся ответственность за нынешнее плачевное состояние отношений возлагается на Запад.
Медведев говорит о начале новой холодной войны и обвиняет в этом НАТО, чья линия в отношении России «остается недружественной и закрытой», а Россия демонизируется как ядерная угроза. Но радикальные изменения в восприятии натовцами намерений России произошли в 2014 году после присоединения Крыма и «русской весны» в Донбассе. То, что Россия может оккупировать Прибалтику в течение трех суток, в НАТО знали всегда. Но реальность такой перспективы никому не приходила в голову до появления «вежливых людей» в Крыму и начала внезапных «проверок боеготовности» войск численностью до 100 тысяч человек у западных границ РФ.
В России по поводу НАТО любят повторять фразу министра обороны США Дика Чейни, сказанную в 1990 году в отношении СССР: «Намерения могут измениться, значение имеют боевые возможности». В НАТО тоже хорошо помнят эту формулу и видят, что реальные боевые возможности РФ на западном направлении существенно превосходят возможности НАТО по обороне стран Балтии. А внезапные российские учения, расписание которых, как говорит генсек НАТО, не публикуются на сайте в отличие от натовских, заставляют считаться с угрозой внезапного российского вторжения. Медведев жалуется на «утрату культуры контроля над вооружениями», но ведь от возобновления таких переговоров уклоняется именно Россия, для которой свобода развертывания и применения военной силы теперь является ключевым инструментом достижения внешнеполитических целей.
По «украинскому сюжету» в речи Медведева нет никаких новых сигналов - вся ответственность за выполнение Минских договоренностей лежит на Киеве («Мы не можем сделать того, на что у нас нет полномочий, а именно: исполнять за киевские власти их политические и юридические обязательства»), и, если Минские договоренности будут сорваны по вине украинской стороны, Россия вправе ожидать хотя бы частичного снятия санкций уже летом этого года, что, судя по всему, в кулуарах Мюнхена обсуждалось.
При этом, как отмечается в недавнем докладе Международной кризисной группы, Россия ведет подготовку к длительному замораживанию конфликта, укрепляя структуры ДНР/ЛНР вместо их демонтажа, предусмотренного Минском-2, и не готовится выводить из Донбасса 400 танков и другую тяжелую технику, что было бы четким сигналом о стремлении к урегулированию. Западу же предлагается все тот же нарратив о «гражданской войне на Украине», что делает содержательный диалог невозможным.
В Мюнхене попытки Москвы вести диалог из параллельной реальности были отвергнуты госсекретарем США Джоном Кэрри: «Санкции никогда не закончатся сами по себе. …Не нужно забывать, почему они были изначально введены: чтобы отстоять основные права Украины - ее суверенитет и территориальную целостность. …Россия может доказать своими действиями, что уважает украинский суверенитет - так же как она настаивает на уважении к своему. Путь к ослаблению санкций ясен: отвести войска и оружие из Донбасса, вернуть всех украинских заложников, предоставить полный гуманитарный доступ на оккупированные территории, поддержать свободные, честные выборы под международным наблюдением в Донбассе по украинским законам и восстановить контроль Украины на ее стороне границы».
Внешнеполитическая маскировка
Российская операция в Сирии была в центре дискуссии в Мюнхене прежде всего в связи с прошедшей тут же накануне встречей Международной контактной группы и принятого ею заявления о механизмах и сроках прекращения боевых действий. В сирийском сюжете конструирование параллельной реальности в диалоге с Западом применяется Москвой наиболее активно. На начальном этапе «внешнеполитическая маскировка» позволила России под предлогом борьбы с международным терроризмом ИГИЛ (организация запрещена в РФ) обосновать свое участие (если называть вещи своими именами) в иностранной военной интервенции на стороне режима Асада против вооруженного восстания сирийской оппозиции. Но, одновременно заявляя о бомбардировках ИГИЛ и призывая к широкой антитеррористической коалиции, Москва формировала новую повестку в отношениях с Западом, стремясь выйти из «украинского тупика» и гетто «региональной державы».
После терактов в Париже у многих на Западе возникли иллюзии относительно общего фронта с Россией против ИГИЛ, что создало бы для Москвы неплохие возможности конвертации такого взаимодействия в снятие санкций и восстановление полномасштабного сотрудничества. Его начало было заложено визитом президента Франции Олланда в Москву в конце ноября и договоренностями о взаимодействии между российскими и французскими военными, включая координацию целей для бомбардировок. Но Москва упорно продолжала бомбить сирийскую оппозицию, изредка нанося удары по позициям ИГИЛ, что возмутило даже министра обороны Франции Ле Дриана, а потом и президента Олланда. Трудно понять, почему было решено пожертвовать таким козырем.
Наступление на Алеппо, где не было ИГИЛ, и эскалация российских бомбардировок на севере и северо-западе Сирии с акцентом на разрушении гражданской инфраструктуры для выдавливания мирного населения окончательно развеяли иллюзию относительно совместных с Россией действий против ИГИЛ и обнажили истинные цели Москвы в Сирии - силовое навязывание отвечающего российским интересам урегулирования с подавлением вооруженного сопротивления оппозиции.
В отличие от Асада, Москва не стремится к полной военной победе в Сирии. России нужно устраивающее ее дипломатическое решение, которое было бы признано легитимным Западом и региональными державами, при том, что сохранение у власти самого Асада в таком раскладе для Москвы не имеет принципиального значения.
Внезапные угрозы
Однако сформированная Москвой параллельная реальность - уничтожение сирийской оппозиции под предлогом борьбы с ИГИЛ - теперь создает неожиданные проблемы в виде угрозы наземной операции Турции и Саудовской Аравии в Сирии. Интервенция тоже под предлогом борьбы с ИГИЛ, но и одновременно для защиты сирийской оппозиции и борьбы с курдами.
Россия говорит, что нельзя делить террористов на плохих и хороших, но для Турции террористы - это вооруженные отряды сирийских курдов (которых уже обстреливает турецкая артиллерия), а для Саудовской Аравии и Израиля террористы - это отряды «Хезболлы» и иранского спецназа.
Ничто не мешает Турции (сосредоточившей на границе с Сирией до 14 механизированных и танковых бригад) и Саудовской Аравии через контролируемый ИГИЛ участок границы, не вступая в контакт с сирийской армией, начать прямое наступление на столицу ИГИЛ Ракку, параллельно создавая зону безопасности для мирного населения и сил оппозиции.
Это будет означать раздел Сирии на западную (шиитскую) и восточную (суннитскую) части. Можно, конечно, кричать про нарушение суверенитета Сирии, но ведь резолюция СБ ООН 2254 и даже мюнхенское заявление МКГС говорят, что боевые действия против ИГИЛ легитимны и не должны останавливаться. Ведь и Россия не собирается прекращать бомбардировки террористов. Это привет из параллельной реальности.
Звонок Владимиру Путину
Заблокировать наземное вторжение Турции и Саудовской Аравии в Сирию могут только США - для ее проведения потребуется американская авиаподдержка. Возможно, так и будет - администрация Обамы не меняла своей позиции «не ввязываться в опосредованную войну с Россией в Сирии». Хотя госсекретарь Кэрри и намекал, что провал усилий по политическому урегулированию вынудит США перейти к плану «Б», частью которого и является наземная операция Турции и Саудовской Аравии.
Это вызвало в Москве истерику. «Это напрасные слова, зря он так сказал. …Если он хочет получить длительную войну, то, конечно, можно устраивать и наземные операции, и все остальное», - ответил Кэрри Медведев в интервью Euronews.
Тем не менее, чтобы избежать втягивания в затяжной военный конфликт с непредсказуемым исходом, вплоть до столкновения с НАТО, Москве теперь крайне важно тесное взаимодействие с США. Причем в одной, а не в параллельных реальностях. Именно это подчеркнул Барак Обама, позвонив 14 февраля Владимиру Путину, - «важность конструктивной роли России, которая заключается в приостановке авиационной кампании против сил умеренной оппозиции в Сирии».
Кремль в своей версии этого телефонного разговора предпочел данную деталь оставить за кадром, продолжая игры для внутренней аудитории. Однако Москва активно настаивает на «плотных рабочих контактах между представителями Министерств обороны России и США» в рамках целевой группы МКГС по прекращению огня, где, собственно, и будет решаться, кого можно бомбить, а кого нельзя.
Выбор за Москвой
Образование такой группы - важная уступка со стороны Вашингтона, поскольку американцы не хотели разделять ответственность за российские бомбардировки сирийской оппозиции. Но сейчас для Москвы этот инструмент превращается из формы легитимации ее операции в Сирии в механизм предотвращения крупного военного конфликта.
На встрече МКГС в Мюнхене Москва взяла на себя большой политический риск, продавив право продолжить бомбардировки террористов, одновременно приняв обязательство добиться прекращения огня в течение недели. Москва первоначально вообще предлагала «вариант Дебальцева» - перемирие только с 1 марта. Если в результате российских и сирийских авиаударов бои продолжатся, ответственность ляжет на Россию. В ближайшие дни станет понятно, готова ли Москва вернуться из параллельной реальности в настоящую и прекратить бомбардировки. Ведь достигнуты уже достаточно выгодные позиции для переговоров и можно было бы остановиться.
Но если под предлогом бомбардировки «Фронта ан-Нусры» будет полностью замкнуто кольцо вокруг Алеппо и начнется осада города, если будет развернуто наступление в провинции Идлиб, последней провинции под контролем оппозиции и последнего открытого участка границы с Турцией, где, к сожалению, сильно присутствие «Ан-Нусры», то политическое урегулирование может оказаться уже недостижимым. А военное вмешательство региональных держав и расширение войны - неизбежным.
Выбор сейчас за Москвой.
Владимир ФРОЛОВ - эксперт по международным отношениям, председатель правления российского фонда "Признание"
Slon, 15.02.2015
https://slon.ru/posts/63940
Примечание: все выделения в тексте - мои.
На самом деле выступления органично дополняют друг друга и являются приглашениями к диалогу. Путин предлагал вернуться к практиковавшимся в период холодной войны консультациям Москвы и Вашингтона по ключевым международным проблемам, но исключительно на российских условиях. И, что самое главное, в конструируемой Москвой параллельной реальности, разительно отличающейся от того, что есть на самом деле.
Целевой посыл мюнхенской речи Медведева прост. Давайте поступим так, как в 2008 году после российского «принуждения к миру» Грузии: сделаем вид, что в 2014-2015 годах между Россией и Западом ничего драматического не произошло, восстановим все каналы общения и сотрудничества, которые существовали до «крымской заморозки», и снимем все взаимные санкции. Но, как и в 2008 году, Россия в своей политике ничего менять, тем более исправлять не будет.
Бессодержательный диалог
Россия крайне заинтересована в отмене западных экономических санкций («И действительно ли стоят наши противоречия всего этого? Насколько они глубоки? Это всем вам, сидящим в зале, - так нужно, чтобы они были, эти санкции?»), но по внутриполитическим причинам не может себе позволить вести переговоры о том, что надо сделать для их снятия. Для этого потребуется признать ошибочность некоторых российских действий и согласовать механизмы их исправления, что Запад, собственно, и предлагает. Но в нынешних российских реалиях, когда внешнеполитические успехи стали ключевым ресурсом поддержки власти, Москва просто не может признавать внешнеполитические ошибки. Это рассматривается как признак слабости и уступка давлению.
«Слив позиций» в духе «нового внешнеполитического мышления» видится угрозой государственности и путем к повторению «главной геополитической катастрофы ХХ века». Поэтому приходится конструировать и навязывать партнерам параллельную внешнеполитическую реальность, в которой правомерность российских действий не подлежит сомнению. А вся ответственность за нынешнее плачевное состояние отношений возлагается на Запад.
Медведев говорит о начале новой холодной войны и обвиняет в этом НАТО, чья линия в отношении России «остается недружественной и закрытой», а Россия демонизируется как ядерная угроза. Но радикальные изменения в восприятии натовцами намерений России произошли в 2014 году после присоединения Крыма и «русской весны» в Донбассе. То, что Россия может оккупировать Прибалтику в течение трех суток, в НАТО знали всегда. Но реальность такой перспективы никому не приходила в голову до появления «вежливых людей» в Крыму и начала внезапных «проверок боеготовности» войск численностью до 100 тысяч человек у западных границ РФ.
В России по поводу НАТО любят повторять фразу министра обороны США Дика Чейни, сказанную в 1990 году в отношении СССР: «Намерения могут измениться, значение имеют боевые возможности». В НАТО тоже хорошо помнят эту формулу и видят, что реальные боевые возможности РФ на западном направлении существенно превосходят возможности НАТО по обороне стран Балтии. А внезапные российские учения, расписание которых, как говорит генсек НАТО, не публикуются на сайте в отличие от натовских, заставляют считаться с угрозой внезапного российского вторжения. Медведев жалуется на «утрату культуры контроля над вооружениями», но ведь от возобновления таких переговоров уклоняется именно Россия, для которой свобода развертывания и применения военной силы теперь является ключевым инструментом достижения внешнеполитических целей.
По «украинскому сюжету» в речи Медведева нет никаких новых сигналов - вся ответственность за выполнение Минских договоренностей лежит на Киеве («Мы не можем сделать того, на что у нас нет полномочий, а именно: исполнять за киевские власти их политические и юридические обязательства»), и, если Минские договоренности будут сорваны по вине украинской стороны, Россия вправе ожидать хотя бы частичного снятия санкций уже летом этого года, что, судя по всему, в кулуарах Мюнхена обсуждалось.
При этом, как отмечается в недавнем докладе Международной кризисной группы, Россия ведет подготовку к длительному замораживанию конфликта, укрепляя структуры ДНР/ЛНР вместо их демонтажа, предусмотренного Минском-2, и не готовится выводить из Донбасса 400 танков и другую тяжелую технику, что было бы четким сигналом о стремлении к урегулированию. Западу же предлагается все тот же нарратив о «гражданской войне на Украине», что делает содержательный диалог невозможным.
В Мюнхене попытки Москвы вести диалог из параллельной реальности были отвергнуты госсекретарем США Джоном Кэрри: «Санкции никогда не закончатся сами по себе. …Не нужно забывать, почему они были изначально введены: чтобы отстоять основные права Украины - ее суверенитет и территориальную целостность. …Россия может доказать своими действиями, что уважает украинский суверенитет - так же как она настаивает на уважении к своему. Путь к ослаблению санкций ясен: отвести войска и оружие из Донбасса, вернуть всех украинских заложников, предоставить полный гуманитарный доступ на оккупированные территории, поддержать свободные, честные выборы под международным наблюдением в Донбассе по украинским законам и восстановить контроль Украины на ее стороне границы».
Внешнеполитическая маскировка
Российская операция в Сирии была в центре дискуссии в Мюнхене прежде всего в связи с прошедшей тут же накануне встречей Международной контактной группы и принятого ею заявления о механизмах и сроках прекращения боевых действий. В сирийском сюжете конструирование параллельной реальности в диалоге с Западом применяется Москвой наиболее активно. На начальном этапе «внешнеполитическая маскировка» позволила России под предлогом борьбы с международным терроризмом ИГИЛ (организация запрещена в РФ) обосновать свое участие (если называть вещи своими именами) в иностранной военной интервенции на стороне режима Асада против вооруженного восстания сирийской оппозиции. Но, одновременно заявляя о бомбардировках ИГИЛ и призывая к широкой антитеррористической коалиции, Москва формировала новую повестку в отношениях с Западом, стремясь выйти из «украинского тупика» и гетто «региональной державы».
После терактов в Париже у многих на Западе возникли иллюзии относительно общего фронта с Россией против ИГИЛ, что создало бы для Москвы неплохие возможности конвертации такого взаимодействия в снятие санкций и восстановление полномасштабного сотрудничества. Его начало было заложено визитом президента Франции Олланда в Москву в конце ноября и договоренностями о взаимодействии между российскими и французскими военными, включая координацию целей для бомбардировок. Но Москва упорно продолжала бомбить сирийскую оппозицию, изредка нанося удары по позициям ИГИЛ, что возмутило даже министра обороны Франции Ле Дриана, а потом и президента Олланда. Трудно понять, почему было решено пожертвовать таким козырем.
Наступление на Алеппо, где не было ИГИЛ, и эскалация российских бомбардировок на севере и северо-западе Сирии с акцентом на разрушении гражданской инфраструктуры для выдавливания мирного населения окончательно развеяли иллюзию относительно совместных с Россией действий против ИГИЛ и обнажили истинные цели Москвы в Сирии - силовое навязывание отвечающего российским интересам урегулирования с подавлением вооруженного сопротивления оппозиции.
В отличие от Асада, Москва не стремится к полной военной победе в Сирии. России нужно устраивающее ее дипломатическое решение, которое было бы признано легитимным Западом и региональными державами, при том, что сохранение у власти самого Асада в таком раскладе для Москвы не имеет принципиального значения.
Внезапные угрозы
Однако сформированная Москвой параллельная реальность - уничтожение сирийской оппозиции под предлогом борьбы с ИГИЛ - теперь создает неожиданные проблемы в виде угрозы наземной операции Турции и Саудовской Аравии в Сирии. Интервенция тоже под предлогом борьбы с ИГИЛ, но и одновременно для защиты сирийской оппозиции и борьбы с курдами.
Россия говорит, что нельзя делить террористов на плохих и хороших, но для Турции террористы - это вооруженные отряды сирийских курдов (которых уже обстреливает турецкая артиллерия), а для Саудовской Аравии и Израиля террористы - это отряды «Хезболлы» и иранского спецназа.
Ничто не мешает Турции (сосредоточившей на границе с Сирией до 14 механизированных и танковых бригад) и Саудовской Аравии через контролируемый ИГИЛ участок границы, не вступая в контакт с сирийской армией, начать прямое наступление на столицу ИГИЛ Ракку, параллельно создавая зону безопасности для мирного населения и сил оппозиции.
Это будет означать раздел Сирии на западную (шиитскую) и восточную (суннитскую) части. Можно, конечно, кричать про нарушение суверенитета Сирии, но ведь резолюция СБ ООН 2254 и даже мюнхенское заявление МКГС говорят, что боевые действия против ИГИЛ легитимны и не должны останавливаться. Ведь и Россия не собирается прекращать бомбардировки террористов. Это привет из параллельной реальности.
Звонок Владимиру Путину
Заблокировать наземное вторжение Турции и Саудовской Аравии в Сирию могут только США - для ее проведения потребуется американская авиаподдержка. Возможно, так и будет - администрация Обамы не меняла своей позиции «не ввязываться в опосредованную войну с Россией в Сирии». Хотя госсекретарь Кэрри и намекал, что провал усилий по политическому урегулированию вынудит США перейти к плану «Б», частью которого и является наземная операция Турции и Саудовской Аравии.
Это вызвало в Москве истерику. «Это напрасные слова, зря он так сказал. …Если он хочет получить длительную войну, то, конечно, можно устраивать и наземные операции, и все остальное», - ответил Кэрри Медведев в интервью Euronews.
Тем не менее, чтобы избежать втягивания в затяжной военный конфликт с непредсказуемым исходом, вплоть до столкновения с НАТО, Москве теперь крайне важно тесное взаимодействие с США. Причем в одной, а не в параллельных реальностях. Именно это подчеркнул Барак Обама, позвонив 14 февраля Владимиру Путину, - «важность конструктивной роли России, которая заключается в приостановке авиационной кампании против сил умеренной оппозиции в Сирии».
Кремль в своей версии этого телефонного разговора предпочел данную деталь оставить за кадром, продолжая игры для внутренней аудитории. Однако Москва активно настаивает на «плотных рабочих контактах между представителями Министерств обороны России и США» в рамках целевой группы МКГС по прекращению огня, где, собственно, и будет решаться, кого можно бомбить, а кого нельзя.
Выбор за Москвой
Образование такой группы - важная уступка со стороны Вашингтона, поскольку американцы не хотели разделять ответственность за российские бомбардировки сирийской оппозиции. Но сейчас для Москвы этот инструмент превращается из формы легитимации ее операции в Сирии в механизм предотвращения крупного военного конфликта.
На встрече МКГС в Мюнхене Москва взяла на себя большой политический риск, продавив право продолжить бомбардировки террористов, одновременно приняв обязательство добиться прекращения огня в течение недели. Москва первоначально вообще предлагала «вариант Дебальцева» - перемирие только с 1 марта. Если в результате российских и сирийских авиаударов бои продолжатся, ответственность ляжет на Россию. В ближайшие дни станет понятно, готова ли Москва вернуться из параллельной реальности в настоящую и прекратить бомбардировки. Ведь достигнуты уже достаточно выгодные позиции для переговоров и можно было бы остановиться.
Но если под предлогом бомбардировки «Фронта ан-Нусры» будет полностью замкнуто кольцо вокруг Алеппо и начнется осада города, если будет развернуто наступление в провинции Идлиб, последней провинции под контролем оппозиции и последнего открытого участка границы с Турцией, где, к сожалению, сильно присутствие «Ан-Нусры», то политическое урегулирование может оказаться уже недостижимым. А военное вмешательство региональных держав и расширение войны - неизбежным.
Выбор сейчас за Москвой.
Владимир ФРОЛОВ - эксперт по международным отношениям, председатель правления российского фонда "Признание"
Slon, 15.02.2015
https://slon.ru/posts/63940
Примечание: все выделения в тексте - мои.