Татьяна МАЛКИНА: Романтический разговор с Леонидом Бершидским под кустом сирени
Леонид Бершидский
На днях я имела честь интервьюировать Леонида Давидовича Бершидского, финалиста премии «ПолитПросвет».
Мы встретились, как это принято у приличных людей, вечером, а значит - в кафе, где, разумеется, оказалось слишком шумно для записи. Зато мы выпили бутылку прекрасного вина, закусив сыром, размялись перед разговором и в поисках тишины и покоя забрели на спортивную площадку близлежащей школы, где Л.Бершидский одновременно с беседой попытался упражняться на качалках. Но нас прогнали, и в результате мы провели ударный раунд интервью на скамейке на Тверском бульваре.
Интервью - тут вам придется поверить мне на слово - вышло совершенно замечательное. Л.Бершидский был блестящ, точен, груб, парадоксален, неотразим, даже местами мудр. На слово вам придется поверить мне по той простой причине, что интервью не записалось. Ни одного слова. Ни звука. Но зафиксирован хронометраж: 1 час 47 минут. И зафиксировано мною редкое, редчайшее чувство. Такое, знаете ли, когда все, абсолютно все так, как надо, - каждая деталь мира по отдельности и все вместе, отчего вдруг охватывает счастье.
Бершидский в полутьме демонически блестит глазом и рассказывает интересное и близкое, и сирень нависает и пьяно пахнет, по бульвару бредут красавицы и чудовища, шаркают в вечернем променаде опрятные старикашки, проносятся юные существа на космических самокатах, пукают время от времени «харлеи», доносятся звуки скандала от «Пушкина» и гомон праздной малышни с качелей. Бершидский говорит, курит, я в него непоправимо влюбляюсь, мимо нас проходят десятки причесанных и нарядных йорков, несколько знакомых хипстеров и нехипстеров, трижды дефилирует изумительных статей риджбек с группой выгуливающих, шепот, робкое дыханье, трели соловья, рука с диктофоном замерзла.
Разумеется, оно не записалось. Не могло записаться. Потому что без риджбека, сирени, бензина и блестящего глаза это было бы не оно. А счастье нельзя оцифровать, по счастью. К тому же состояние мое стало в ходе интервью настолько плачевно, с профессиональной точки зрения, насколько возможно. То есть я вообще в какой-то миг перестала сколько-нибудь критично воспринимать интервьюируемого, какую бы пургу он ни нес (он, правда, совсем пурги не нес, но это мне просто повезло). В конце концов, из-за моего уха вырвалась бабочка и, вихляясь, улетела в сторону ТАССа. Как славно, что все это не записалось.
Бершидский, узнав о пропаже аудио, не удивился. Предлагать ему встретиться и переговорить все заново, учитывая, что он и так отбрехивался от формального интервью, я не стала. Наизусть я столько не запомнила, поскольку не старалась, к тому же явно была не в себе. Поэтому я решила попробовать превратить эту катастрофу в ход. Давайте сочтем его модернистским упражнением. Я попытаюсь пересказать услышанное под кустом сирени.
Итак, «что сказал Бершидский» (очень краткое изложение).
1. О премии
Л.Бершидский выразил глубочайшее недоумение в связи с тем, что он попал в число номинантов премии «ПолитПросвет» в принципе, и еще большее недоумение по поводу того, что оказался в списке финалистов. Комментарии его были не самыми дружелюбными: от «что, совсем уж некого было?» до «я-то как там оказался?». Л.Бершидский выразил убежденность в том, что ему нечего делать в числе номинантов премии, которая имеет репутацию «либеральной». Во-первых, потому, что он является то ли маргиналом, то ли аутсайдером современной российской журналистики: свой среди чужих, чужой среди своих, недостаточно либерально-оппозиционный для либералов и недостаточно провластный для лоялистов-путинистов.
Во-вторых, что более важно, с точки зрения Л.Бершидского, эту премию непременно следовало дать Илье Азару. Точнее, цеху репортеров в его лице. В отличие от цеха публицистов. Потому что, хотя «Азар технически слаб», он - безусловно, лучшее, что произошло в текущем политическом сезоне на поле журналистики.
2. О профессии
Признавая, что в борьбе за один и тот же приз не могут соревноваться, скажем, теннисист и лыжник, Л.Бершидский продолжает сожалеть о том, что жюри премии не пошло на разделение репортерской и колумнистской номинаций изначально, хотя такое решение и напрашивалось. (Я чувствую свою личную вину и ответственность за то, что вовремя не заняла активную гражданскую позицию как член жюри и не предложила именно этого и в самом деле напрашивавшегося решения. - Т.М.)
Раз уж не случилось возможности состязаться на равных, то все равно, по мнению Л.Бершидского, устроителям премии следовало бы забыть о тех, кто пишет колонки (само слово «колонка» интервьюируемый всегда произносит с некоторой брезгливостью), и сосредоточиться на тех, кто делает репортажи. Потому что добросовестное репортерство - способность максимально полно и объективно доносить до читателя информацию о происходящем - это и есть вершина профессии. Особенно сейчас. Когда под угрозой исчезновения оказывается лучший вид читателя - человека, которому важно увидеть и услышать, понять и разобраться, мучиться сомнениями и не находить выхода. Читателя и гражданина, который не чурается сложной и объемной картины мира, в отличие от партийной, преподносимой ему в виде полуфабриката. Читателя, который при помощи репортера, служащего ему удаленными глазами и ушами, готов растить собственную точку зрения, а не пользоваться чужой. Азар (которому, «да, не хватает школы») единственный оказался в самом нужном месте в самое нужное время и там старался, как мог, быть нашими глазами. Достаточно ли этого для получения премии? Такие нынче настали времена, что, пожалуй, да, печально, но твердо заключил Л.Бершидский
3. Немного о себе (по моему настоянию)
Л.Бершидский сообщил, что, хотя он и номинирован на премию за некоторые колонки (опять говорит пренебрежительно), опубликованные им в российских СМИ, сам он себя российским колумнистом давно не считает. А упомянутые публикации полагает скорее случайным и побочным продуктом своей деятельности («раз охотно публикуют и платят, то почему бы и не писать, когда пишется?»).
Основная деятельность Л.Бершидского, строго говоря, заграничная - он работает в агентстве Bloomberg. Но и там он не пишет колонки, а, по его словам, «анализирует тексты и факты», обобщая затем результаты анализа и излагая их в форме, доступной и удобной для подписчиков Bloomberg. На английском языке, естественно. И там - в Bloomberg - все очень строго, понятно и прозрачно. Как в отношении требований, предъявляемых к текстам, так и в отношении признаков их успешности - это не лайки в фб, а лишь факт републикации в медиа подписчиков. Когда статью Л.Бершидского публикует, например, Atlantic Wire, он понимает, что сделал свою работу чертовски хорошо, и переполняется чувством глубокого удовлетворения. И даже перестает задаваться тревожным вопросом, стоит ли он тех денег, которые ему платят в Bloomberg. Кстати, я специально уточнила, какова природа этого вопроса, и, к моему изумлению, Л.Бершидский - вопреки пестуемым им самим репутации и образу холодного и бесконечно уверенного в себе профессионала - ответил, что вопрос этот совершенно не технический или материальный, а сугубо экзистенциального свойства. (Тут я окончательно потеряла голову.)
4. О пропаганде и причинах
Л.Бершидский думает о пропаганде то же, что всякий разумный человек. Так что можно опустить подробности, зафиксировав чувство его глубокого отвращения к тому, чем сегодня переполнены российские СМИ, вне зависимости от их политического вектора.
Что касается причин отвратительного явления, то Л.Бершидский, если суммировать примерно полчаса разговора об этом, видит их не столько в принципиально кривой природе человека, сколько в нездоровой экономической конструкции российских СМИ. По его словам, я напрасно напираю на естественное отсутствие спроса населения на качественный продукт, пример того же Bloomberg явно демонстрирует, что при разумной и изобретательной схеме инвестиций, продуктов и услуг качественное СМИ вполне может существовать и даже процветать. Конечно, Bloomberg - это особый пример, это вообще не СМИ, а целая страна.
Однако вот газета «Ведомости», вполне качественная, позволяет себе подписку. Хотя, признал Л.Бершидский, если говорить о старинном способе существования - тиражном, - то условный «Лайфньюз» с «Известиями» (отличный продукт в своем сегменте, заметил Л.Бершидский), разумеется, всегда имеют больше шансов на процветание, нежели их антиподы. Но не тиражом единым может жить хорошая газета, если верить Л.Бершидскому. Впрочем, никаких прогнозов относительно шансов на то, что на российском рынке могут появиться новые инвесторы, заинтересованные в создании качественного медийного продукта, Л.Бершидский осторожно делать не стал.
5. Кто виноват?
Тут Л.Бершидский не отвлекался ни на какие тонкие материи и сложные узоры. Не размазывал соплей про исторические и культурные особенности титульной нации, не жаловался на личные качества ее руководителя, а по-либертариански просто сказал, что виновато всегда государство, всегда оно одно, «сцуко». И в целом, сказал, все хорошее все равно делается в беспощадной борьбе с государством. Любым, кстати.
6. О молодости (я увлеклась)
Она была очень интересная. «Так вышло», что, проживая с удовольствием молодость, Л.Бершидский не просто оказался причастен кое к чему, не просто стоял у истоков кое-чего, а, что уж скрывать, основал такие СМИ, как «Ведомости», «Форбс», SmartMoney (это его любимое дитя), даже Slon, не считая прочих. Не все они выжили, но некоторые и выжили, и процвели. Однако все работают ныне без Л.Бершидского (в городе ходят слухи о его дурном характере, но я не заметила). Как получилось, что он основал так много всего, и как оказалось затем, что он и от бабушки ушел, и от дедушки ушел? Точного ответа на этот вопрос Л.Бершидский не имеет (или не хочет), а неточные он не уважает.
По его словам, все это он, тогда молодой репортер с избытком витальной энергии, фантазии и любопытства, делал, потому что был одержим чем-то вроде мании «создать как можно больше площадок, где можно работать, не становясь раком» (это, кстати, я еще подвергла цензурной обработке, не сомневайтесь). Как можно больше - просто потому, что медийные площадки и люди, резвящиеся на них, - дело причудливое и не всегда поддающееся расчету и планированию. Чем больше их, тем выше вероятность, что хоть кому-то не придется стоять этим самым раком.
То, что Л.Бершидский не основал, тем он основательно поруководил, мало к чему он не успел приложить голову и руки, включая банковское и инвестиционное дело. Это было воистину чудесное, завидное время, возможно, просто молодость духа, помноженная на молодость тела и молодость страны (вот здесь - исчерпывающая биография Л.Бершидского, из которой явственно следует, что он либо выдающийся авантюрист, либо гений, либо безумец, либо все сразу)
7. О Баунове
Я спросила Л.Бершидского (это был заказной вопрос, из тех, какие пресс-секретари президентов загодя раздают лояльным журналистам на ежегодных пресс-конференциях), за что 10 лет назад он пытался уволить А.Баунова. Л.Бершидский ответил просто: за то, что А.Баунов в тот момент совершенно ничего не умел и к делу был абсолютно непригоден. По его словам, А.Баунов - «человек высокообразованный и интроспективный», обремененный знанием бесчисленных языков и вообще знанием и только что ушедший с дипслужбы, - и тогда уже тяготел к созданию именно таких текстов, какими прославлен сегодня.
Сегодня и сам Л.Бершидский - не для работы - читает чуть ли не единственно А.Баунова и наслаждается этим чтением даже тогда, когда вообще не согласен с автором по существу. Но в 2004 году русский Newsweek, из которого Л.Бершидский пытался А.Баунова уволить, был задуман как замена телевизору (ха, бумажный телевизор), и там требовалась именно репортерская работа, которой А.Баунов в тот момент не только не умел, но и не хотел делать. Но Л.Бершидскому тогда не удалось уволить А.Баунова, потому что за того вступился А.Гордеев (подельник Л.Б. по проекту), который все же то ли мытьем, то ли катаньем постепенно обучил А.Баунова начаткам ремесла и вырастил его как работника и даже репортера. За что, надеется Л.Бершидский, А.Баунов испытывает в отношении А.Гордеева непреходящую благодарность.
Любопытно, что тему неблагодарности, которую, по мнению многих, должен как-то чувствовать по отношению к себе легендарный основатель проектов Л.Бершидский, мне как раз вообще не удалось раскрутить. Даже наоборот: он дал понять мне, что удовлетворение, азарт и удовольствие, испытываемые им в процессе (всегда приемлемо, а иногда и щедро оплачиваемые), были настолько полны, а фактор случайности многих событий и встреч, без которых ничего не получилось бы, был настолько очевиден, что ни о какой благодарности к нему, Л.Бершидскому, с чьей бы то ни было стороны он вовсе и не помышляет, ведь ему «было в кайф». И знаете? Я ему совершенно верю, потому что понимаю.
Итог (без коды)
Кто победит - нахалы, не желающие работать в неудобной позе, или враждебное им государство, - Л.Бершидский, конечно же, не знает. Маятник неизбежно продолжит качаться, но его амплитуда неизвестна даже Бершидскому. Многим кажется, что сегодня маятник почти на пике, но никто не поручится, что он успеет еще раз качнуться (обратно) при нашей жизни. Надежда же всегда есть. Тем более что на долю нашего поколения досталось уже немало взмахов. Строго говоря, мы уже пожили в трех совершенно разных странах, не меняя места жительства: в совке, в условно «новой России» и еще где-то, где мы до сих пор и живем.
Но никакое будущее не страшит Л.Бершидского. «В любом случае, - сказал он, - я не пропаду, потому что я советский человек». В том смысле, что он может и умеет делать все, что положено было уметь нормальному советскому мужчине в эпоху дефицита товаров и услуг, и даже более того: способен делать полномасштабный ремонт, налаживать электрику, даже наверняка в состоянии вспомнить токарное дело, все же токарем работал. К тому же жена «умеет рисовать натюрморт со свечой», что вкупе с его навыками сулит семье вполне благополучную жизнь, буде закроются все газеты-журналы-порталы. Впрочем, Л.Бершидский считает, что умение писать умные тексты на английском языке еще долго позволит ему не освежать в памяти заводские будни. Он еще, как выяснилось, может писать по-французски, хотя и не с той же легкостью, как по-английски, но подогнать всегда можно при желании. Вот тем, кто не выучил своевременно языков, при катастрофическом сценарии придется туго. «Но они, уж простите, выступлю как совсем либерал, сами виноваты, ага, - жестко сказал Л.Бершидский и, затянувшись, с мукой спросил: - Так что, никак нельзя Азару дать? Нет?.. Неправильно это... Вот что: просто дайте премию Ревзину. Он среди всех точно лучший, и язык его прекрасен, это очень много и очень важно».
***
P.S. Расставаясь в метро с Бершидским и еще не зная о фокусе с диктофоном, я развязно погрозила ему пальцем и сообщила, что ничего визировать у него не намерена. И он, конечно же, согласился. Все-таки он слишком доверчив, я думаю. Хотя и снабдил свою автобиографию на «Снобе» пижонским эпиграфом «I don't want to belong to any club that will accept people like me as a member (c)».
Slon.ru, 23.05.2014
http://slon.ru/world/politprosvet_bershidskiy-1102462.xhtml