"Сначала договорятся о цене, а уж потом будут кровь сдавать" (интервью Людмилы УЛИЦКОЙ)

Mar 14, 2011 18:53

Радиопрограмма "Поверх барьеров" - Российский час
Людмила УЛИЦКАЯ в Высшей школе экономики
Марина Тимашева: - В культурном центре Высшей школы экономики с 2007 года проходят встречи под названием ''Важнее, чем политика''. Самая первая встреча этого цикла была посвящена роману Людмилы Улицкой ''Даниэль Штайн. Переводчик''. Одна из последних встреч - ее новому роману ''Зеленый шатер''. Расскажет о ней Ольга Клячина.
Ольга Клячина: - Чтобы послушать Людмилу Улицкую и задать ей вопросы, в Вышку пришли самые разные люди - и стар, и млад. Ее новый роман ''Зеленый шатер'', который вышел в конце 2010 года, многие успели прочесть. Писательница призналась, что не ожидала такого успеха, не думала, что тема книги окажется столь животрепещущей. Улицкая говорит: ''Это роман обо мне и о моем окружении''. Главный герой романа - поколение. Это поколение шестидесятников. И в то же время это книга о человеке - каждом отдельно взятом человеке.
Людмила Улицкая: - Первая книжка моя вышла, когда мне было 50 лет. А потом в какой-то момент я поняла, что я имею внутреннюю потребность заново прожить свою жизнь. Я опускалась в свое прошлое и заново его проживала, заново его отрабатывала, пыталась его осмыслить: поправить ничего нельзя, но понять, что с тобой происходило и что происходило вокруг тебя, это можно. Я думаю, что это тот кусок, который у меня оставался все время непроговоренным. Потому что, например, моя жизнь в биологии - это ''Казус Кукоцкого'', какие-то мои блуждания в зоне условно религиозной - это ''Даниэль Штайн'', мои 70-е годы - моя юность, молодость - ''Медея и ее дети''. Вот этими кусками я отчитывалась - не знаю перед кем, но ощущение было такое, что я должна вернуться, остановиться и новым свежим взрослым глазом посмотреть на происходящее.
Ольга Клячина: - Отчет Улицкой за 50-е и 60-е годы оказался глубокой прозой, полной уважения и сострадания к людям той эпохи.
Людмила Улицкая: - Это, конечно, книжка поколенческая, и мне было важно рассмотреть поколение, к которому я принадлежала сама в качестве младшего современника - я не совсем настоящий шестидесятник, потому что младшее крыло. Меня с работы выгнали в 70-м году, так что к этому времени я уже успела дозреть до ситуации протестной - до отвращения. Ну, правда у нас в семейной традиции с властью были отношения всегда самые определенные и отчетливые: она душит - надо спасаться.
Ольга Клячина: - Людмила Улицкая совсем недавно узнала о том, что ее дед тоже писал когда-то о поколениях. Это была научная работа.
Людмила Улицкая: - Дед мой, Яков Самойлович Улицкий, был то, что называлось в старые времена ''статистик''. А вообще он занимался демографией. И в первой официальной книге по советской демографии, книге Урланиса упоминается на первой же странице его имя - ''с благодарностью учителю''. Я знала, что дед был человеком очень разнообразных интересов, талантливый, но в руках я никогда не держала ни одной его книги. Знаю только, что одна книга - ''Организация производства'' - 1914 года, вторая - по демографии, а третья - по теории музыки. И вот оказывается, что человек, который занимается историей науки, раскопал диссертацию моего деда, и я узнала нечто новое про него. Оказывается, что с 41-го по 48-й год он не сидел - его посадили в первый раз в 31-м, в 41-м он вышел, а второй раз его посадили уже в 48-м. И за эти семь лет он написал монографию, диссертацию. Тема ее - проблема поколений. Я подумала: какой дед-то, оказывается, умный! Потому что эта тематика, как таковая, возникла сравнительно недавно, в 40-е годы об этом вовсе не думали.
Ольга Клячина: - Свидетели времени говорят, что шестидесятников объединяли атмосфера противостояния, любви всех ко всем и чувство страха. Страх - как признак эпохи, как бич человеческой судьбы и как стимул борьбы - подробно описан в романе.
Людмила Улицкая: - Вот эта тема страха - она бесконечно важная. Дело в том, что поколение моих папы-мамы, которые родились в 16-18 году, в общем, поколение было зараженное страхом до ужаса. Потому что я прекрасно помню, как я, достаточно молоденькой девочкой, вполне в разгаре советской власти, спрашивала у отца: ''Пап, скажи, а почему ты в 47-м году вступил в партию?''. На что мне папа говорил: ''Ну, ты понимаешь, ну вот, чем больше будет в партии порядочных людей, тем будет лучше'' - аргумент, который мне было очень трудно принять. Сейчас я думаю, что это не то что врущее, но молчащее поколение. Очень трудно там докопаться до настоящих мотивов поведения. Я думаю, что папа мой вступил в партию тогда, когда его приняли. Потому что его отец сидел, он сам работал на заводе, приняли - отлично. У меня в столе лежит папин партийный билет.
Ольга Клячина: - Люди более молодые - шестидесятники - боролись со страхом с помощью книг. Именно книги стали кодом взаимопонимания для совершенно разных людей. В романе Улицкая так пишет об этом: ''Да и много ли их было, между собой незнакомых, сталкивающихся в раздевалках библиотек, в гардеробах филармоний, в тишине пустующих музеев. Это была не партия, не кружок, не тайное общество, даже не собрание единомышленников. Пожалуй, единственным общим знаменателем было их отвращение к сталинизму. И, конечно, чтение. Жадное, безудержное, маниакальное чтение - хобби, невроз, наркотик. Для многих книга из учителя жизни превращалась в ее заменитель''.
Людмила Улицкая: - Первое поколение людей, которое сознательно освобождалось от страха. Это было поколение, читающее самиздат, это было поколение, которое было готово отвечать за то, что оно жаждет чтения. Для меня самиздат начинался с учебника по генетике Моргана. Я по образованию генетик, генетика была под запретом довольно долгое время, равно как и учебники по классической генетике. Когда я поступила в университет, я принадлежала к первому курсу генетиков, вернувшихся к классическому образованию.
Ольга Клячина: - Довольно распространено мнение о том, что запрет и страх были силами, движущими искусство: книги создавались и читались не благодаря, а вопреки. Но политический страх, действительно оказавшийся тогда для многих стимулом творчества, в конечном счете, губителен. Один из героев романа говорит: ''Может, мир спасет красота, или истина или еще какая-нибудь прекрасная хрень, но страх все равно всего сильней, страх все погубит - все зародыши красоты, ростки прекрасного, мудрого, вечного…''. Именно с этим страхом боролся герой Юлия Даниэля в книге ''Говорит Москва''. Когда правительство ни с того ни с сего объявляет ''день открытых убийств'', он понимает: ''Это - твой мир, твоя жизнь, и ты - клетка, частица ее. Ты не должен позволять запугать себя. Ты должен сам за себя отвечать, и этим - ты в ответе за других''. Юлий Даниэль как раз стал одним из прототипов учителя литературы в романе.
Людмила Улицкая: - Он тоже одно время был школьным учителем, тоже преподавал и тоже был прекрасный знаток поэзии. Ученики довольно уже взрослые были, потому что он был молодой, они с ним дружили потом всю жизнь, пили водку и забыли совсем о том расстоянии, которое когда-то их делало учениками, а его учителем. Я очень любила и дружила с Юликом Даниэлем. Познакомилась я с ним уже после того, как он вышел из ссылки. Мы с ним очень тесно общались до самого последнего дня его жизни.
Ольга Клячина: - Интересна история названия романа. Рассказ ''Зеленый шатер'' Людмила Улицкая сначала включила в книгу ''Люди нашего царя''. Но когда книга была готова - этот рассказ она решила из нее убрать - тема требовала более глубокого осмысления и более длинного повествования.
Людмила Улицкая: - Главное событие этого рассказа - это финал его, когда героиня незадолго до смерти видит сон, в котором ее муж, стоящий возле какого-то мистического шатра, умерший уже к этому времени, зовет и говорит: ''Иди-иди сюда, вместе пойдем туда''. Она идет вдоль толпы и в этой толпе абсолютно все люди: хорошие, плохие, включая собачку даже, и КГБ-шник, который им там кровь портил… И вот эта вот тема зеленого шатра, который нас в конце концов всех накрывает, требует от нас более мягкого отношения к окружающим: все люди смертны, и многие совершают свой жизненный путь не так блестяще, проходит 200 лет - разрушенное кладбище, разбитые могильные плиты - вот все, что остается. И это была для меня очень важная нота - нота прощения и прощания, равенства всех людей - плохих и хороших, разнообразно политически ориентированных.
Ольга Клячина: - В романе есть еще одна очень важная тема - тема взросления. Ее метафорой стало понятие из биологии - ''имаго''. Так Людмила Улицкая даже хотела назвать роман, но в издательстве никто этого слова не знал, и все взбунтовались: верните прошлое название. Имаго - это взрослая стадия развития насекомых. Личинка в какой-то момент превращается в куколку - а из куколки уже развивается стадия ''имаго''. Иногда в природе происходит так, что насекомое всю жизнь остается на стадии личинки и не окукливается - это явление называется ''неотения''.
Людмила Улицкая: - Это связано с темой имаго, с темой личиночного общества, с темой взросления. Что есть взрослость в мире? Особенно сейчас, когда миллионы людей жаждут быть всегда молодыми, красивыми, успешными и жизнь потреблять. Ложками. Большими. Не созидать ее, не создавать в ней смыслы какие-то, рождать новые. Это жизнь, в общем, - личинки. Потому что личинка - это такая фаза биологическая. Личинка обязана как можно больше наесть.
Ольга Клячина: - Еще я, когда читала, все время вспоминала о книге Тынянова ''Кюхля''. Там Николай Тургенев говорит Кюхельбекеру: ''Опытность часто останавливает стремление к добру. Какое счастье, что мы еще неопытны!''. Александр Архангельский - ведущий встречи - говорит:
Александр Архангельский: И ''Кюхля'', да. А, между прочим, с Тыняновым Улицкая работала, как сценарист, в свое время - тоже надо не забывать об этом. Да, это невероятное обаяние и какой-то эффект подростковой незрелости. Может быть, по-другому люди не могут бороться. Тема этой книжки размыкается вообще в русскую историю, а может быть, и не только в русскую, но нам русская ближе, поэтому мы про это думаем.
Ольга Клячина: - Незрелость героев романа подтверждается их отношением к своим детям. Дети находятся все время как будто вне повествования и вне жизни героев. Детей постоянно кто-то сторонний забирает, кто-то растит, или они вырастают сами собой.
Книга позволяет не только осознать значение прошлого, но и поговорить о настоящем. ''Времена не выбирают - в них живут''. И их ругают. Настоящее время принято ругать.
Людмила Улицкая: - Нам всем очень не нравится наше время - по разным параметрам. Меж тем, я должна заметить, что мы с вами здесь сидим и говорим о чем нам угодно, достаточно спокойно, не ожидая, что машина сейчас подъедет к подъезду и нас свезут на малую Лубянку. При всей ''плохости'' нашей жизни, тем не менее, что-то в ней меняется. Кое-что есть такое, чего не имели наши родители, деды, которые жили в диком страхе.
Ольга Клячина: - В самой же книге есть ощущение безысходности. Действие романа происходит между смертью двух Иосифов - Сталина и Бродского. В конце в Америке встречаются один из главных героев, Саня, и его подруга детства. Она говорит: ''Всех власть советская убила. Ужасно''. А Саня отвечает: ''Не все дело в советской власти. При любой власти люди умирают''.
Из песни Юлия Кима ''Суд'':
Стаканчики граненые, о чем звенели вы?
Головушки ученые, о чем шумели вы?
Какая вас нелегкая на площадь погнала?
Какая даль далекая на помощь позвала?
Какая даль далекая - а счастья не видать.
Какая степь широкая - а смерть рукой подать

Радио Свобода, 10.03.2011
http://www.svobodanews.ru/content/transcript/2334446.html

Госпожа наблюдатель
Людмила УЛИЦКАЯ: "Во мне борются две природы - богемная, разгильдяйская и высокоорганизованная, дисциплинированная"
Свою корону гранд-дамы российской словесности Людмила Улицкая носит с неподражаемым достоинством и без малейшей спеси. Редкий в нашей литературе пример: колоссальную популярность и коммерческий успех Улицкая сочетает с безупречной репутацией и моральным авторитетом в самых широких кругах, а отказ от участия в любых политических проектах - с активной гражданской позицией. Ее новый роман «Зеленый шатер» уже второй месяц не покидает списка бестселлеров: история советского диссидентского движения, написанная с точки зрения его непосредственных участников, заворожила читателей искренностью, достоверностью в деталях и поразительной авторской беспристрастностью. А несколько недель назад к своим и без того многочисленным литературным наградам (только из российских литературных премий на счету Улицкой две главные - «Русский Букер» за «Казус Кукоцкого» в 2001 году и «Большая книга» - за «Даниэля Штайна» в 2007-м) писательница добавила еще одну - престижнейшую международную премию имени Симоны де Бовуар.


Об отношении к литературным наградам, о новом романе, а также о судьбе своего издательского проекта - цикла детских книг по культурной антропологии «Другой, другие, о других» - Людмила УЛИЦКАЯ рассказала читателям «Итогов»:
- Вы недавно вернулись из Парижа, где ваша внушительная коллекция наград пополнилась еще одной - премией имени Симоны де Бовуар. Какие чувства вы испытываете по этому поводу?
- О, весьма смешанные! В нашей стране плохо знают, кто такая Симона де Бовуар. Она известна у нас скорее как спутница Жан-Поля Сартра и одна из теоретиков феминизма. Я не принадлежу ни к поклонникам Сартра, ни к феминисткам, и поэтому прежде всего я была удивлена. С другой стороны, почему-то выбрали меня из всех претендентов. В предыдущие годы премию получали то китайские женщины, которые действительно борются за права слабого пола, то иранские, собравшие миллион подписей против угнетения женщин. Мы в Европе дискриминацию женщин не чувствуем так остро, как в Иране, в Китае, вообще на Востоке, особенно в мусульманском мире.
- И как же вы попали в эту компанию?
- Мне, как написано в представлении, дали премию за мои книги, в которых присутствует тема человеческого достоинства вообще и женского в частности. И это правда. К тому же я женщин люблю и считаю их - готова отвечать за свои слова - лучшей половиной человечества. За это, видимо, мне и дали эту очень фешенебельную премию, присуждение которой состоялось в знаменитом кафе «Де Маго» при большом стечении весьма почтенных людей.
- А какая из всех наград, полученных вами, вам особенно дорога?
- Самая для меня ценная премия - в позапрошлом году я ее получила - премия города Будапешта. Для меня это означало временную победу культуры над политикой. Мне, российскому писателю, вручали награду в городе, где на стенах отметины от советских снарядов. Значит, венгры поднялись выше политики, и за это им мое глубокое уважение.
- Вы один из немногих российских писателей, которых знают и любят в Европе, особенно в Германии и Франции. Как вы думаете, почему так? Вы пишете о вещах глубинно российских, даже советских - казалось бы, совершенно чуждых западному сознанию - и тем не менее такой интерес. Чем вы это объясняете?
- Не знаю. Самой интересно. Вероятно, есть какой-то общий знаменатель, который объединяет людей помимо их национальной и культурной принадлежности. Общая человеческая природа, и именно она мне всегда интересна.
- Ваш последний на сегодня роман «Зеленый шатер» - опять о советской эпохе. Почему вы все время к ней возвращаетесь? Что заставляет вас снова и снова писать именно об этом времени - разве в современности мало близких вам сюжетов?
- Как же мне туда не возвращаться? Это моя жизнь. Там много вопросов, на которые ответов нет. До сих пор нет. И есть ощущение, что там завязано много узлов и узелков, по сей день не развязанных. Признаться, в современности я нахожу для себя меньше сюжетов. Наверное, я приближаюсь к возрасту, когда вспоминают о колбасе, которая в детстве была вкуснее…
- В «Зеленом шатре» в центре вашего внимания - эпоха 70-х годов, пожалуй, самое затхлое, унылое и однообразное десятилетие отечественной истории ХХ века. Почему вы выбрали именно его?
- Действительно, самое затхлое, самое унылое, самое душное время. Именно это время совпало с моей юностью, взрослением, осмыслением многих важных вещей. В эти годы я училась в университете, по интереснейшей профессии, и преподавали такие крупные ученые, что мы, студенты, даже не могли этого оценить в полной мере. И было огромное чтение, круглосуточное, увлекательнейшее. Наше поколение можно назвать поколением книги. Но существовал и другой круг, который искал свободу у костров с гитарой, песнями и портвейном, и очень симпатичные там были ребята, были и другие, избранники, которые свой глоток свободы получали в консерватории. Не скажу, что я всех знала. Но многих очень ярких людей того времени знала, кое с кем и дружила. Все это - мой опыт, и даже отчасти байдарки, палатки и походы.
- Вы пишете о диссидентском движении - о людях, которые, как вы сказали в одном из своих интервью, были «первым поколением, возжаждавшим правды». Но ведь сегодня многие не любят и даже осуждают шестидесятников, считая их косвенно ответственными за то, что происходит с нами и нашей страной сегодня...
- Водораздел проходит, с моей точки зрения, таким образом: идеалисты и прагматики. Относительно сегодняшних 30-40-летних мои сверстники были, конечно, идеалистами. Идеи были разнообразные, кого тянуло в религию, кого в философию, были и марксисты, и националисты, но люди были горячие, страстно предавались своим увлечениям, а за свои принципы многие платили высокой ценой. Теперешние - «теплохладные», как говорил апостол Павел. Сначала договорятся о цене, а уж потом будут кровь сдавать. Но скорее не будут. Разве что чужую… Я никому не судья. Я наблюдатель, и наблюдать мне очень интересно. Нелюбовь теперешних молодых к шестидесятникам - плод слабой информированности, а также большой свары внутри тех, кого принято называть шестидесятниками, а это была совсем не однородная масса.
- И своим романом вы хотели их, этих шестидесятников, защитить? Или у вас была какая-то иная цель?
- В защите, собственно, они не нуждаются. Пусть защищаются те, кто уродовал нашу жизнь, сажал в тюрьмы, сторожил, рот затыкал, лгал бесстыдно. Или эти люди нынешнему поколению больше нравятся? Хочу, чтоб глаза протерли, опомнились. Вот и вся цель…
- Рассказывая о диссидентах, вы как будто специально избегаете говорить о крупных фигурах - Сахарове, Солженицыне, Буковском, Якире, Горбаневской... Кого-то из них вы упоминаете вскользь, кого-то не упоминаете вовсе. Почему, решившись писать о диссидентах, вы так мало внимания уделили титанам?
- Я не хотела о титанах. Я хотела об обычных людях, не о героях и чудовищах, а о моих сверстниках, друзьях. Хотелось показать, что происходило с обыкновенными людьми, как трудно было сохранить чувство собственного достоинства, независимость, освободиться от страха, который всю страну держал в тисках. Последнее время я почувствовала, что снова государство пугает независимо мыслящих людей и снова страх поднимается. Не хотелось бы возвращаться в то прошлое.
- В «Зеленом шатре» все герои - каждый по-своему - страдают и умирают. Да и в целом ваши книги трудно назвать оптимистичными, счастливые исходы в них - скорее исключение из правил, чем норма. Почему так?
- Таковы общие, заданные от века условия жизни: рождение и смерть. Так что весь проект в целом можно считать пессимистическим. Чем ближе жизнь к концу, тем яснее чувство, что личная и единственная задача каждого человека - достойно завершить свой путь. Но это высказывание носит возрастной характер и не имеет отношения к тем, кто нацелен на счастливый исход. К сожалению, такого в принципе не бывает.
- Уже известно, что на Западе ваш роман выйдет под другим названием - «Имаго», так в биологии обозначают взрослую особь. Вообще в «Зеленом шатре» очень много говорится о категории взрослости-невзрослости, о неотении и прочих вещах, связанных c феноменом взросления. Почему эта тема так важна для вас сегодня?
- Мы все сегодня живем в «подростковой» цивилизации. С одной стороны, весело и зажигательно, с другой - недальновидно и неблагородно. Так поступают подростки, желающие поскорее все попробовать, отведать, употребить, испытать. Взрослые - те, кто берет на себя ответственность, кто жизнь не потребляет, а созидает ее. Их все меньше и меньше встречается, этих взрослых. На них очень многое держится.
- Если уж говорить о людях не вполне взрослых, то хотелось бы спросить о вашем книжном проекте - цикле познавательных книг для подростков. Почему вы, писатель, а не редактор, не издатель, вообще за него взялись?
- Я бы предпочла, чтобы проектом «Другой, другие, о других» занимался кто-нибудь другой. Другого не нашлось, а у меня было такое ощущение, что проект этот необходим. Если бы наше государство вкладывало деньги в воспитание уважения к другому человеку, к другой культуре, то это могло бы сбросить то напряжение, которое мы сегодня наблюдаем. Те бывшие мальчики, которые вышли на Манежную площадь в декабре, может, не были бы так агрессивны, если б их больше любили, прижимали к груди и объяснили с малолетства, что мир велик, история длинна, культура разнообразна, другой человек имеет право на жизнь, даже если у него другого цвета кожа, он ест другую еду, носит другую одежду и у него иные обычаи. Интересно же.
- Как вам кажется, имеет ли проект должный резонанс?
- Мы находим неизменную поддержку и понимание со стороны школьных учителей, библиотекарей, родителей. Но государство трех копеек не выделило на распространение этих книг по культурной антропологии по школам.
- А какие новые книги в рамках проекта ожидаются в ближайшее время?
- Книг на сегодня имеется четырнадцать, еще две пока не готовы - об агрессии и о праздниках. Надеюсь, в этом году осилим.
- Вообще вы - одна из очень немногих наших литераторов - достаточно много внимания уделяете общественной жизни. Ваша переписка с Ходорковским, ваши высказывания по политическим вопросам... Наша власть такого, в общем, не одобряет...
- Я никогда ничего не делала, чтобы получить одобрение властей. С чего бы это мне менять привычки? Моя жизнь так счастливо сложилась, что я всегда делала то, что мне хотелось. Или то, что я считала нужным.
- Спрашивать писателя о творческих планах - занятие неблагодарное, и все же... Что после «Зеленого шатра»?
- У меня накопилось много долгов, что-то наобещала, не выполнила, и меня это угнетает. Это касается и литературной работы, и разных человеческих отношений. С любимой двоюродной сестрой год не можем встретиться... Во мне борются две природы - богемная, разгильдяйская и высокоорганизованная, дисциплинированная. По этой причине стараюсь планов не строить, потому что неисполненные обязательства ввергают меня в депрессию.

"Итоги" №8/767, 21.02.2011
http://www.itogi.ru/iskus/2011/8/162194.html

Вот так они и жили
Новая книга Людмилы Улицкой «Зеленый шатер», роман в новеллах, - просветительское и нравственное чтение для тех, кто ничего не знает о похоронах Сталина, оттепели, августе 1968 года и диссидентском движении
Читая новую книгу Людмилы Улицкой, постоянно вспоминаешь ее «детский проект», призванный научить юношество терпимости к иной, чем их собственная, системе ценностей.
И дело тут не только в том, что «Зеленый шатер», роман в новеллах, со сквозными персонажами, тоже рассказывает о бесконечном разнообразии судеб, характеров, умов.
Главные герои романа, три московских друга: утонченный музыкант Саня, рыжий еврей Миха, одаренный одним, но великим даром - сочувствия, предприимчивый дылда Илья-фотограф, рождены в 1938-м, мужают в послевоенное и оттепельное время, созревают в брежневскую эпоху. Илья и Миха становятся диссидентами, Саня - теоретиком музыки.
Жизненный путь каждого, с сюжетными ответвлениями, уводящими в судьбы их отцов, матерей, жен, любимых женщин, излагается предельно просто. Роман подчеркнуто традиционен, никаких литературных экспериментов - все внимание автора здесь явно нацелено на то, о чем (а не как) рассказать.
Впрочем, читатель, достаточно осведомленный о похоронах Сталина, молодежном фестивале 1957 года, выходе на Красную площадь крошечной демонстрации в августе 1968-го, о жизни диссидентских кругов и самиздате, не отыщет в этой книге ничего принципиально нового, неизвестного. Даже если слышать в точности те истории соблазнения диссидентов гэбистами, что приводятся в «Зеленом шатре», им и не доводилось, слышать похожие случалось наверняка.
Итак, Людмила Улицкая повествует о событиях давно и неоднократно описанных - в чем же тогда смысл ее романа? Это просветительский проект.
Улицкая рассказывает историю поколения сегодняшних семидесятилетних - для их внуков и правнуков. Для тех, в ком слова «Сталин» или «кагэбэшник» не вызывают никаких эмоций - они уже толком и не представляют, кто это. Пафос ее художественного высказывания необычайно прост, а вместе с тем значим и заключается в следующем: вот так, дорогие дети, люди жили. Так жили ваши бабушки, дедушки и прадедушки.
В коммуналках, полуподвалах, на генеральских дачах, в сараях, в лагерях. Вот так общались. Не чатились, не слали sms - ходили на каток, гуляли, сидели на скамейке. Вот какие книжки читали. Вот так оставались вечными подростками. Вот так молились - кто катакомбному русскому Богу, кто - Богу иудейскому.
Вот так предавали - отрекались, соглашаясь на сотрудничество с ГБ, так шли на неизбежные компромиссы, а вот так - всем видно? - хранили верность даже до смерти.
Все обстоятельства, события и судьбы проговорены здесь очень внятно, но это не тенденциозная, не назидательная - это нравственная проза. Улицкая выстраивает мир, для которого понятия добра и зла актуальны. И значит, поступки ее персонажей остаться «по ту сторону» заведомо не могут - и неизбежно оказываются либо благородны, либо низки, либо слабы… Из чего совершенно не следует, что Улицкая не ведает полутонов и свершает над героями суд.
Суд вершит та система координат, в которой ее художественный мир расположен, - сама Улицкая, напротив, всех их, предателей, ревнивиц, изменщиков, заранее жалеет, заранее прощает. Просто потому, что они - «люди нашего царя» и ее дело лишь рассказать, как оно все было.
Людмила Улицкая. «Зеленый шатер». М.: Эксмо, 2011
Майя КУЧЕРСКАЯ

"Ведомости" 29.12.2010, 247 (2765)
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/252685/vot_tak_oni_i_zhili

РАНЕЕ НА ЭТУ ТЕМУ:
Новая книга Людмилы УЛИЦКОЙ "Зеленый шатёр" (интервью)
http://loxovo.livejournal.com/1481611.html

писатель, интервью, Улицкая, книга

Previous post Next post
Up