Sieranevada, Cristi Puiu, 2016
Не знаю, доберусь ли написать пост по итогам посещения ММКФ-38 (хотелось бы, конечно, но вряд ли, к сожалению), минимум четыре фильма из тех, что посмотрел, явно объединены темой отцов и детей - вышло бы интересно, думаю, для себя самого, в первую очередь, так что пока - черновой (как и все; и, как и все, обречённый, видимо, таким остаться) вариант текста о последнем для меня фильме фестиваля в этом году.
В 2016 году ММКФ открыл для меня новую румынскую волну сразу двумя (с половиной - если нагло посчитать ещё и очень близкий, на мой взгляд, им "Тони Эрдманн") новыми фильмами двух её прославленных режиссёров: Кристи Пуйу и Кристиана Мунджиу. Сегодня - о "Сьераневада" Пуйу.
Фильм насколько великолепный, настолько и стыдный.
Он превосходен технически: камера, свет, мизансцены, игра актёров - всё на высоте, он умело и захватывающе рассказывает историю, он, в конце концов, очень дозировано и скромно, что ли, смешон. Но есть проблема в самой ткани, образующей фильм, пространстве и объектах, его наполняющих: не сказать, что это отчётливый post-communist-Eastern-Europe-exploitation, но восприятие его замыливается как раз тем, чем он, в том числе, и хорош - близостью и точностью передачи реальности.
При этом сценарий написан и поставлен изумительно: постмодернистская по форме и модернистская по сути переделка Беккета аля "Waiting for ciorbă" тщательно, с любовью и, главное, живо перенесена на румынскую землю, в которой отчётливые и до боли знакомые видны люди, ситуации, темы разговоров, характерные, надо полагать, для всего постсоветского пространства, и поэтому фильм и стыден: его невозможно не воспринимать кожей, живя в точно таком же пост-совке, стремительно, к тому же, избавляющемся от приставки "пост-".
При всём этом фильм полон любви: и экранной (сына к усопшему отцу, матери к непутёвой дочке, жены к мужу-мудаку), и, что, пожалуй, даже важнее, внеэкранной - самого режиссёра к своим персонажам, к вытканному им полотну, впитавшему, вобравшему в себя, судя по интервью, немало его личных воспоминаний и переживаний.
Отдельного упоминания безусловно достоин оператор, два с половиной из трёх часов хронометража находящий всё новые места и ракурсы в узком, захламлённом пространстве разделённой на крошечные зоны квартиры, и (возможно, на пару с осветителем, но, кажется, всё внутри квартиры было снято при естественном освещении) использующий по максимуму свет и его отсутствие (самая, пожалуй, впечатляющая в этом плане сцена - Лари в прихожей с чёрными провалами вместо глаз и рта) и умело их комбинирующий с помощью материального окружения.
Актёры представляют не просто типажи (чего, кажется, и не избежать до конца в данных условиях), но живых, осязаемых персонажей, пусть и прописанных, может, лишь штрихами в отдельных случаях, но, тем не менее, раскрывающихся уже в процессе игры.
Помимо прочего фильм на полную катушку использует неэстетичную эстетику реализма румынской новой волны, наполняя кадры не очевидной, вычурной и нарочитой, красотой, а резкими, чёткими и точными, по-пролетарски рублено поэтичными образами, главный, пожалуй, из которых - это закрывающиеся непрестанно двери, ограничивающие, разделяющие, отдаляющие, вплоть до самого финала, врезающего накопившееся за три часа напряжение лёгким, живым, освобождающим смехом.
В 2016 году ММКФ открыл для меня новую румынскую волну сразу двумя (с половиной - если нагло посчитать ещё и очень близкий, на мой взгляд, им "Тони Эрдманн") новыми фильмами двух её прославленных режиссёров: Кристи Пуйу и Кристиана Мунджиу. Сегодня - о "Сьераневада" Пуйу.
Фильм насколько великолепный, настолько и стыдный.
Он превосходен технически: камера, свет, мизансцены, игра актёров - всё на высоте, он умело и захватывающе рассказывает историю, он, в конце концов, очень дозировано и скромно, что ли, смешон. Но есть проблема в самой ткани, образующей фильм, пространстве и объектах, его наполняющих: не сказать, что это отчётливый post-communist-Eastern-Europe-exploitation, но восприятие его замыливается как раз тем, чем он, в том числе, и хорош - близостью и точностью передачи реальности.
При этом сценарий написан и поставлен изумительно: постмодернистская по форме и модернистская по сути переделка Беккета аля "Waiting for ciorbă" тщательно, с любовью и, главное, живо перенесена на румынскую землю, в которой отчётливые и до боли знакомые видны люди, ситуации, темы разговоров, характерные, надо полагать, для всего постсоветского пространства, и поэтому фильм и стыден: его невозможно не воспринимать кожей, живя в точно таком же пост-совке, стремительно, к тому же, избавляющемся от приставки "пост-".
При всём этом фильм полон любви: и экранной (сына к усопшему отцу, матери к непутёвой дочке, жены к мужу-мудаку), и, что, пожалуй, даже важнее, внеэкранной - самого режиссёра к своим персонажам, к вытканному им полотну, впитавшему, вобравшему в себя, судя по интервью, немало его личных воспоминаний и переживаний.
Отдельного упоминания безусловно достоин оператор, два с половиной из трёх часов хронометража находящий всё новые места и ракурсы в узком, захламлённом пространстве разделённой на крошечные зоны квартиры, и (возможно, на пару с осветителем, но, кажется, всё внутри квартиры было снято при естественном освещении) использующий по максимуму свет и его отсутствие (самая, пожалуй, впечатляющая в этом плане сцена - Лари в прихожей с чёрными провалами вместо глаз и рта) и умело их комбинирующий с помощью материального окружения.
Актёры представляют не просто типажи (чего, кажется, и не избежать до конца в данных условиях), но живых, осязаемых персонажей, пусть и прописанных, может, лишь штрихами в отдельных случаях, но, тем не менее, раскрывающихся уже в процессе игры.
Помимо прочего фильм на полную катушку использует неэстетичную эстетику реализма румынской новой волны, наполняя кадры не очевидной, вычурной и нарочитой, красотой, а резкими, чёткими и точными, по-пролетарски рублено поэтичными образами, главный, пожалуй, из которых - это закрывающиеся непрестанно двери, ограничивающие, разделяющие, отдаляющие, вплоть до самого финала, врезающего накопившееся за три часа напряжение лёгким, живым, освобождающим смехом.