Путь к достижению идеала исключительно сложен и тернист.
Вновь возвращаясь к анализу рассуждений Холмогорова нельзя не обратить внимание на его единственную попытку привести реальный пример несовместимости идеи насилия над женщинами с традиционной этикой. При ближайшем рассмотрении этот пример опровергает как раз надуманные обвинения самого автора в адрес «леваков и либерастов». Речь идет об упоминании «кода рыцарственности, то есть чуждого насилия обращения с женщиной» , призванного вызвать у читателя ассоциацию с хрестоматийным образом «рыцарского отношения к женщине». На это можно было бы возразить, что в реальной средневековой Европе женщины высших сословий отнюдь не были избавлены от насилия, но это было бы мелочной и недостойной придиркой, ведь Холмогоров рассуждает об идеальном образе Средневековья, также как и мы в предыдущем абзаце рассуждали об идеально-абстрактной модели Революции. Гораздо интереснее другое - «код рыцарственности» как известно был присущ западноевропейской аристократии с ее обостренным чувством личного достоинства, договорными отношениями с сеньором и своеобразным внутрисословным демократизмом, в то время как сам Холмогоров является поклонником аристократии ордынско-московитского типа с ее всеобщим статусом царских холопов. Но апеллируя к ее примеру - даже идеализированному - ни о каком «чуждом насилия обращении с женщиной» говорить не приходится, поэтому Холмогорову и пришлось упомянуть чуждый его идеалу «код рыцарственности».