грамота
Меня сегодня прошлое догнало. Начало истории уходит корнями в 2013 год. Один товарищ нанял меня сделать залоговое слушание в депортационной тюрьме для двух его племянников. История племянников была печальна, но вполне заурядна. Они пришли пешком из Гватемалы, сдались на границе, и попросили беженства. Пять лет назад эта процедура была вполне рутинной и не привлекала внимания средств массовой информации.
Короче, два хлопца сказали на границе, что сбежали от зверств центрально-американских гангстеров, их пропустили, и посадили в тюрьму. Потом выяснилось, что младшему еще нет 18 лет, поэтому его перевели в такой специальный центр для подростков-нелегалов. Опять же, тогда про несчастных детей в застенках депортационных тюрем не кричали из каждого утюга, просто так вот было заведено. Оба брата дождались первого интервью с иммиграционными службами, на котором выносится решение, имеет ли их дело какие-либо основания (это не беженское интервью, известное по русскоязычным видеоблогам - совершенно другая процедура для тех, кто сдался на границе и находится в депортационном процессе, сначала дело предварительно оценивает депортационный офицер, и если он считает, что беженцу есть, что рассказать, дело уже перводят судье для полноценного процесса). Так вот, оба брата благополучно прошли интервью, рассказали о том, как у них на глазах убили соседа, как их вербовала наркомафия, и как они сбежали из Гватемалы. У младшего шрамы от ожогов, когда с ним maras пытались вести убедительные беседы. Дело благополучно передали иммиграционному судье, и тот уже назначил выход под залог.
Пикантная деталь в деле была еще в том, что братья были неграмотными. Ну, вот как-то не сложилось научиться грамоте в их глубинке. Поэтому я посадила с ними испаноязычного паралигала, он со слов клиентов записал историю, и заверил ее у нотариуса. Потом, соответственно, зачитал вслух братьям. Вдруг смотрю - младший из них тянется за ручкой подписывать. Я говорю "Espera un segundito! Вы же мне говорили, что писать не умеете." А он так зарделся трогательно, и говорит: "Я пока сидел в этом <заведении для несовершеннолетних>, нам там предлагали курсы английского. Я вот ходил, немножко научился. Могу свое имя написать, адрес, может, еще несколько простых слов." Я его за такое усердие похвалила и посоветовала продолжать в том же духе - судьи любят, когда депортируемый демонстрирует тягу к знаниям.
Через два месяца в офисе звонок из депортационной тюрьмы - старшенький присел обратно. Арестовали за вождение в пьяном виде и без прав (а ему и 21 года-то нет), передали айсовцам, те отозвали право находиться на свободе в процессе рассмотрения дела. Как только он осознал, что перспектива рассмотрения дела в застенках приблизительно равна заключению месяцев на 9-10, а то и больше, гватемалец изъявил желание депортироваться и немедленно отбыл на родину. О дальнейшей его судьбе мне неизвестно.
С младшим же, однако, дело стало продвигаться. Он получил разрешение на работу, трудоустроился, даже стал худо-бедно изъясняться по-английски. Потом сходил к стоматологу и в рассрочку поставил себе брекеты на передние зубы. Улыбаясь металлом, застенчиво говорил: "Я хочу быть красивым, как настоящий американец. Может быть, меня даже полюбит какая-нибудь американская девушка." Прошло пара лет, дело подходит к суду. И обстановка с его категориями дел в частности и в иммиграционном климате вообще такая, что дело можно бы и закрыть по гуманитарным основаниям. Я ему объясняю, что у нас есть две опции: идем в суд, рассказываем про твое бегство от мафии, привлекаем экспертов, иллюстрируем безупречный моральный облик, и надеемся, что судья проникнется сочувствием - если получится, у тебя будет гринкард, или просим судью закрыть дело, сохранив за тобой право на работу и легальное пребывание, но без получения статуса резидента. Но, говорю, если выберешь второй вариант - всю жизнь должен отличаться безупречным поведением, малейшее нарушение закона - полетишь вслед за братом. Парнишка почесал репу и выбрал синицу в руках - разрешение на работу и легальный статус, но зато без риска, что судья отправит его в объятья гватемальской мафии. "У меня, - с жаром молодого Ломоносова говорит юный гватемалец, - мечта поступить в вечернюю школу и получить какой-нибудь сертификат об образовании. Я ведь у нас в семье первый, кто писать научился."
Собрали необходимые документы, подали соответствующее прошение, и судья, действительно, дело закрыл. На этом наши отношения закончились, хотя, признаюсь, я иногда мальчика вспоминала. Интересно было, поступил ли он в вечернюю школу? Познакомился ли с хорошей американской девушкой?
Пару недель назад в офисе раздался звонок: "Депортационный офицер такая-то, по делу Вашего клиента <имя мальчика>. Он тут у нас, готовим бумаги на депортацию." И внутри мерзко заныло, в голове понеслись мысли про изменившуюся депортационную политику, при которой закрытые несколько лет назад дела перетряхивают заново, и вот теперь весь процесс надо начинать сначала, а шансов на успех дела гораздо меньше, и прецеденты в этой области права поменялись, и надо было клиента тогда уговорить не закрывать дело, а идти на слушание, был бы сейчас с гринкартой. Вот это все несется потоком через мой уставший мозг, а офицер в трубке продолжает: "Его за вождение в пьяном виде арестовали, с отягчающими обстоятельствами. Приезжайте, разбирайтесь со своим красавцем."
На следующий день к нему поехала испаноязычная сотрудница. Вернулась с подписанным письмом от клиента - "Я, такой-то, в ваших услугах не нуждаюсь, от сотрудничества отказываюсь." На словах юноша передал, что нанял другого адвоката и сказал, что за копией дела от его имени заедет родственница по имени Бланка.
Сегодня в офис приехала Бланка. За ней тащился чумазый ребенок лет четырех, на руках сидело создание лет полутора. Бланка выглядела заметно беременной. По-английски - ни полслова. "Вы, простите, кем приходитесь депортируемому?" - "Невеста. Мы живем вместе." - "Иммиграционный статус у Вас какой?" - "Я над этим работаю." - "А дети чьи?" - "Вот этот - Бланка потрясла на руках младшенького - наш общий. А тот - от моего бывшего. Но он его не содержит, потому что сидит за вооруженное ограбление." Старшенький ребенок Бланки тем временем пытается проковырять дырку в обивке кресла.
Бланка взяла файл, расписалась в получении. На пороге спросила: "А Вы к нему не поедете? Ну, туда?" - "Зачем же, - говорю, - я поеду? Видите, Ваш жених письмо написал, о том, что дальше обойдется без меня." - "Нет, ну у него какой-то адвокат есть, хороший мучачо. Но он предлагает взять добровольную депортацию. Может, Вы вдвоем что-то придумаете?"
Вот такой курс грамотности получился.
Короче, два хлопца сказали на границе, что сбежали от зверств центрально-американских гангстеров, их пропустили, и посадили в тюрьму. Потом выяснилось, что младшему еще нет 18 лет, поэтому его перевели в такой специальный центр для подростков-нелегалов. Опять же, тогда про несчастных детей в застенках депортационных тюрем не кричали из каждого утюга, просто так вот было заведено. Оба брата дождались первого интервью с иммиграционными службами, на котором выносится решение, имеет ли их дело какие-либо основания (это не беженское интервью, известное по русскоязычным видеоблогам - совершенно другая процедура для тех, кто сдался на границе и находится в депортационном процессе, сначала дело предварительно оценивает депортационный офицер, и если он считает, что беженцу есть, что рассказать, дело уже перводят судье для полноценного процесса). Так вот, оба брата благополучно прошли интервью, рассказали о том, как у них на глазах убили соседа, как их вербовала наркомафия, и как они сбежали из Гватемалы. У младшего шрамы от ожогов, когда с ним maras пытались вести убедительные беседы. Дело благополучно передали иммиграционному судье, и тот уже назначил выход под залог.
Пикантная деталь в деле была еще в том, что братья были неграмотными. Ну, вот как-то не сложилось научиться грамоте в их глубинке. Поэтому я посадила с ними испаноязычного паралигала, он со слов клиентов записал историю, и заверил ее у нотариуса. Потом, соответственно, зачитал вслух братьям. Вдруг смотрю - младший из них тянется за ручкой подписывать. Я говорю "Espera un segundito! Вы же мне говорили, что писать не умеете." А он так зарделся трогательно, и говорит: "Я пока сидел в этом <заведении для несовершеннолетних>, нам там предлагали курсы английского. Я вот ходил, немножко научился. Могу свое имя написать, адрес, может, еще несколько простых слов." Я его за такое усердие похвалила и посоветовала продолжать в том же духе - судьи любят, когда депортируемый демонстрирует тягу к знаниям.
Через два месяца в офисе звонок из депортационной тюрьмы - старшенький присел обратно. Арестовали за вождение в пьяном виде и без прав (а ему и 21 года-то нет), передали айсовцам, те отозвали право находиться на свободе в процессе рассмотрения дела. Как только он осознал, что перспектива рассмотрения дела в застенках приблизительно равна заключению месяцев на 9-10, а то и больше, гватемалец изъявил желание депортироваться и немедленно отбыл на родину. О дальнейшей его судьбе мне неизвестно.
С младшим же, однако, дело стало продвигаться. Он получил разрешение на работу, трудоустроился, даже стал худо-бедно изъясняться по-английски. Потом сходил к стоматологу и в рассрочку поставил себе брекеты на передние зубы. Улыбаясь металлом, застенчиво говорил: "Я хочу быть красивым, как настоящий американец. Может быть, меня даже полюбит какая-нибудь американская девушка." Прошло пара лет, дело подходит к суду. И обстановка с его категориями дел в частности и в иммиграционном климате вообще такая, что дело можно бы и закрыть по гуманитарным основаниям. Я ему объясняю, что у нас есть две опции: идем в суд, рассказываем про твое бегство от мафии, привлекаем экспертов, иллюстрируем безупречный моральный облик, и надеемся, что судья проникнется сочувствием - если получится, у тебя будет гринкард, или просим судью закрыть дело, сохранив за тобой право на работу и легальное пребывание, но без получения статуса резидента. Но, говорю, если выберешь второй вариант - всю жизнь должен отличаться безупречным поведением, малейшее нарушение закона - полетишь вслед за братом. Парнишка почесал репу и выбрал синицу в руках - разрешение на работу и легальный статус, но зато без риска, что судья отправит его в объятья гватемальской мафии. "У меня, - с жаром молодого Ломоносова говорит юный гватемалец, - мечта поступить в вечернюю школу и получить какой-нибудь сертификат об образовании. Я ведь у нас в семье первый, кто писать научился."
Собрали необходимые документы, подали соответствующее прошение, и судья, действительно, дело закрыл. На этом наши отношения закончились, хотя, признаюсь, я иногда мальчика вспоминала. Интересно было, поступил ли он в вечернюю школу? Познакомился ли с хорошей американской девушкой?
Пару недель назад в офисе раздался звонок: "Депортационный офицер такая-то, по делу Вашего клиента <имя мальчика>. Он тут у нас, готовим бумаги на депортацию." И внутри мерзко заныло, в голове понеслись мысли про изменившуюся депортационную политику, при которой закрытые несколько лет назад дела перетряхивают заново, и вот теперь весь процесс надо начинать сначала, а шансов на успех дела гораздо меньше, и прецеденты в этой области права поменялись, и надо было клиента тогда уговорить не закрывать дело, а идти на слушание, был бы сейчас с гринкартой. Вот это все несется потоком через мой уставший мозг, а офицер в трубке продолжает: "Его за вождение в пьяном виде арестовали, с отягчающими обстоятельствами. Приезжайте, разбирайтесь со своим красавцем."
На следующий день к нему поехала испаноязычная сотрудница. Вернулась с подписанным письмом от клиента - "Я, такой-то, в ваших услугах не нуждаюсь, от сотрудничества отказываюсь." На словах юноша передал, что нанял другого адвоката и сказал, что за копией дела от его имени заедет родственница по имени Бланка.
Сегодня в офис приехала Бланка. За ней тащился чумазый ребенок лет четырех, на руках сидело создание лет полутора. Бланка выглядела заметно беременной. По-английски - ни полслова. "Вы, простите, кем приходитесь депортируемому?" - "Невеста. Мы живем вместе." - "Иммиграционный статус у Вас какой?" - "Я над этим работаю." - "А дети чьи?" - "Вот этот - Бланка потрясла на руках младшенького - наш общий. А тот - от моего бывшего. Но он его не содержит, потому что сидит за вооруженное ограбление." Старшенький ребенок Бланки тем временем пытается проковырять дырку в обивке кресла.
Бланка взяла файл, расписалась в получении. На пороге спросила: "А Вы к нему не поедете? Ну, туда?" - "Зачем же, - говорю, - я поеду? Видите, Ваш жених письмо написал, о том, что дальше обойдется без меня." - "Нет, ну у него какой-то адвокат есть, хороший мучачо. Но он предлагает взять добровольную депортацию. Может, Вы вдвоем что-то придумаете?"
Вот такой курс грамотности получился.