Слава одноногому Буратино. Часть четвертая.
Сказочно-подарочная повесть от Святого Валентина с приветом
Новый Буратино. Найдите отличия :)
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Первое, что Лина увидела, когда очнулась, - полосатый шарфик. Он вытянулся, как змея, вдоль спинки дивана, на котором она лежала. Голова немилосердно ныла, на лбу лежало что-то холодное.
- Слава богу, очнулась. Я думал, придется опять скорую вызывать, - услышала она голос Юрия.
- Как Полина?
- Хорошо. Нянчится со своим мальчиком наверху.
- Она согрелась?
- Да, она приняла горячую ванну.
- Ты хотел ее ударить. А вместо нее стукнул меня.
- Что? - Юрий подошел и посмотрел сверху на Лину.
- Ты на нее замахнулся! А стукнул меня!
Он ухмыльнулся. Потом засмеялся. Потом принялся хохотать, все громче и громче, пока не согнулся от смеха пополам.
- Ох, - сказал он, вытирая слезы. - Ну и насмешила ты меня! Как могла такая мысль придти тебе в голову?
- Что же тут смешного, когда муж избивает жену, - проворчала Лина. - Откуда у нее синяк под глазом?
- Я, кажется, уже говорил, - он улыбался. - Она ударилась об шкаф. Что-то доставала из шкафчика на кухне и забыла закрыть дверцу. Потом у нее что-то начало выкипать на плите, она рванулась через всю кухню и вот. Она немного рассеянная, поэтому вечно в синяках ходит. К счастью, под глазом они у нее не так часто появляются.
- Но ты замахнулся! Ты хотел ее ударить!
- Туда посмотри, - показал он пальцем.
Лина приподнялась и с трудом повернула голову. Возле стены стояли два куска полки, той самой, на которой недавно сидел Буратино. На стене остался светлый след и торчали несколько шурупов.
- И что? Ты в ярости сломал полку? Как эти… Ну, драчуны всякие в кино. Ооо, - Лина застонала и выпучила глаза. - Ты сломал полку об мою голову?!
Юрий снова расхохотался.
- Веселая ты женщина, Лина Анатольевна. Не соскучишься с тобой. Я еще и три кирпича об твою железную голову сломал.
- Я сейчас вызову милицию, - Лина попыталась потянуться к сумке, за телефоном.
- Эй, - Юра погрозил ей пальцем. - Не вздумай! Никто тебя не бил, можешь у Поли спросить. Мистика какая-то с полкой. Дерево рассохлось, что ли. В общем, пошла трещина, шурупы выпали, и полка рухнула. Пополам сломалась. Я увидел, как она падает Полечке на голову, ну и хотел ее оттолкнуть. А тут ты…
- Я тебе не верю.
- Знаешь, что? На дворе уже стемнело. Давай-ка я тебе вызову такси и отправлю тебя домой?
- А я никуда не пойду! Я хочу понять, что в этом доме творится. Здесь происходит насилие над женщиной! - Лина сложила на груди руки и задрала нос. - Хоть убей меня, а заявление в милицию я напишу.
- Ого. И что мне сделать, чтобы ты мне поверила? - усмехнулся Юра.
- Расскажи семейную тайну. Про однорукого Буратино.
- Про одноногого, - поправил ее Юра.
- Да хоть про одноглазого.
Юрий исчез из поля ее зрения, но почти сразу же вернулся с деревянной фигуркой в руках.
- Мы его очень бережем, - он вздохнул. - У него нос обломался из-за того, что полка упала. Я его починю, завтра же. Может, и сегодня ночью.
Он передвинул поближе стул и сел напротив Лины.
- Хочешь чаю? Или воды?
- Рассказывай, - ответила она.
- Сегодня ночью Поля счастлива. Она сидит у постели внука. Странно, правда? У Буратино нос сломан, а она счастлива.
Лину слегка затошнило. Она хотела спросить, зачем он сжег свои книги, но потом подумала, что знать не желает ответа. Так будет лучше для душевного здоровья, если от него еще что-то осталось.
- Поля не хочет ехать в Германию, - сказал Юра. - Мечтает побыть с внуком, но не хочет. Машка много раз приглашала приехать хотя бы на пару месяцев, но Полечка отказывается. Говорит, что Машка предлагает из вежливости, а на самом деле, не хочет, чтобы она приезжала. Говорит, что пользы от нее никакой не будет, одни лишние хлопоты.
- Тебя Машка не приглашает?
- Зачем я ей? Чужой, практически, старик. Отца я ей так и не заменил, близки мы не стали. Напоминать, что отнимал у нее в детстве внимание матери?
- А ты бы хотел, чтобы Поля поехала?
Юра в ответ вздохнул.
- Ты ее ревнуешь? - догадалась Лина.
- К кому? - он подскочил на месте.
- К внуку! Ты бы ее не пустил, даже если бы она сама захотела, ведь так?
- Да с чего ты взяла?
- Но ты же смотреть не можешь, как она возится с этой открыткой!
- Блин! Я бы так же на нее смотрел, если бы она села играть в песочнице или надела бы себе кастрюлю на голову! А ты как смотришь, если у родного тебе человека не все в порядке с головой?
- Ой, мне же надо дочкам позвонить, - вспомнила Лина. - Предупредить, что я ночевать не приду.
- Пуф, - выдохнул Юрий. - Ночевать собралась.
- Я же сказала, что не уйду никуда, пока не пойму, что с Полиной все в порядке.
- Звони, - махнул он рукой.
Ирка очень удивилась, что мать впервые за много лет ночует не дома и потребовала познакомить ее «с этим мужчиной». Лина кое-как отшутилась и повесила трубку.
- Расскажешь про Буратино? - она, как могла, изобразила пристальный взгляд, хотя с горой льда на голове сделать это было не просто.
- Буратино… Хм, Буратино. Знаешь, я никому не рассказывал эту историю. Может, и стоит кому-то рассказать. Мы с Полей познакомились в больнице, - начал он.
Лина хотела сказать, что знает эту историю, но решила промолчать. Интересно, Юра ее расскажет так же или по-другому? Он, тем временем, продолжал:
- Я был очень сильно болен, чуть на тот свет не отправился. Моя жена… бывшая жена попросила Полечку, которая там, в больнице, работала, посидеть со мной за небольшое вознаграждение. Я сначала противился. Не хотел, чтобы за мной, здоровым мужиком, ухаживали. То есть, здоровым, конечно, я не был, но и сиделки мне не требовалось. Поначалу она пыталась приставить ко мне каких-то жутких нянечек, от одного вида которых сразу хотелось умереть. Терпение мое лопнуло, когда очередная сиделка не пустила меня в туалет и норовила подсунуть утку. Тогда я наотрез отказался от всякой помощи. Хотя кое-какие желания у меня были… Признаюсь тебе, в молодости я был настоящим бабником, да. Ни одной юбки не пропускал. До болезни, конечно. Лежал я в палате и мечтал на женскую красоту хоть одним глазком посмотреть. Врачи в моем отделении - одни мужики, сестры, как на подбор, - крокодилицы на пенсии. Лежал я однажды и мечтал, как войдет в палату красивая девушка, подойдет и просто рядом сядет, молча. Не скажет ничего, и градусник не всучит, и не побежит за судном. Задремал почти, глаза приоткрываю, смотрю - девушка. Симпатичная. Сидит и апельсин чистит, у меня прямо слюнки потекли. Увидела, что я проснулся, и протягивает дольку, тоже молча. И так мне стало хорошо, так спокойно.
«Вот деспот, - подумала Лина. - Подавай ему красавицу, да еще чтобы молча прислуживала. Таким всегда лучшие женщины достаются».
Юрий продолжал:
- Потом чудеса начались. Поля меня чувствовала, как брата-близнеца. Захочется мне утром, к примеру, борща, а она уже к обеду несет. Или журнал, какой я раньше выписывал, ни с того ни с сего возьмет и притащит. Решил я ей как-то подарок сделать, к восьмому марта. Раздобыл кусок дерева, ножик, хотел вырезать розу. А руки сами сделали подсолнух. Она увидела, удивилась: «Откуда ты знаешь? Это мой любимый цветок, но подсолнухов мне еще никогда никто не дарил». Хорошо нам было, да. А болезнь, между тем, свое брала, тяжелая болезнь. Наступил момент, когда чуть с жизнью не попрощался. Врачи говорят, клиническая смерть. Одной ногой на том свете был. Словами не передать как оно там, на том свете. Словно бы в рай попал - светлый, бескрайний, и непонятно, то ли это я в раю, то ли это я - и есть рай. Не хотел возвращаться. Но вот как дернули обратно. Очнулся, посмотрел вокруг - все серое, бледное, сравнения нет с тем, как оно там. Жить не хотел больше, туда хотел вернуться.
Юра тяжело вздохнул.
- До сих пор вернуться хочешь? - спросила Лина.
- Чего торопиться? Все там будем.
- А Буратино тут причем?
- Подожди, не все рассказал. Болезнь у меня была тяжелая, мало кто вылечивался. А я и не хотел. Поля приходила каждый день. Сядет рядом, принесет что-нибудь вкусное, или книжку какую, молчит и смотрит. Глазища большие, а мне все кажется, что пустые они, словно и нет в них ничего. И я лежу, молчу. Мы с ней как в картину превратились. У меня сил с каждым днем все меньше и меньше становилось. Уже и руки с трудом поднимаю, и рад, когда утку приносят, не могу до туалета дойти, да и все равно мне. Чувствую - недолго осталось. Закрываю глаза - близко тот свет, руку протяни, и ты уже там. Приготовился, значит. Жду, можно сказать, с нетерпением. И вот однажды просыпаюсь я после обеда, а на тумбочке сидит этот самый Буратино, только без одной ноги, и брусок деревянный. Я сразу понял, что это Полечка принесла, ее дочке тогда, кажется, лет семь или восемь было. Ребенок сломал игрушку, что же, бывает. Думаю, надо перед смертью оставить хоть какую память о себе, порадовать девочку. А Буратино, зараза, сложной поделкой оказался. Ноги-то у него на шарнирах, сгибаются и разгибаются! А руки у меня слабые, дрожат, не слушаются. Попробовал одну деталь вырезать, вторую - ерунда выходит. Неровно, и по размеру не то. Мучился, пока от бруска не осталось ничего. Потом плюнул, запихал Буратино кое-как в тумбочку, чтобы глаза не мозолил и забыл. А Поля пропала. День ее нет, второй нет. Я у врача спрашиваю: «Куда девалась?» А он мне: «Работает твоя Поля. А почему не ходит к тебе - не знаю. Если увижу, то спрошу».
Юра улыбнулся, согнул и разогнул деревянную ножку игрушки, которую все еще держал в руке.
- А дальше что? - заелозила на диване от нетерпения Лина.
- Через день приносят мне записку: «Почини Буратино, тогда приду». Ох, разозлился я! Думал, что издевается она надо мной. А на самом деле… лучше и не знать, почему она так сделала.
- Не хотела, чтобы ты при ней коньки отбросил, - сказала Лина.
- А ты как догадалась? Вот даешь! Она решила, что если смогу игрушку починить, значит, на поправку пошел, можно и приходить. А если нет, то, считай, попрощалась со мной. И засел у меня в голове этот дурацкий Буратино. Раздобыл я еще деревяшек. И все перепортил. Потом ребята в палате мне ящик каких-то обрезков притащили. Соскучился я по моей Полине - словами не передать. И вот строгаю один раз деревяшку из последних сил, а перед глазами муть какая-то, рваная пелена, как если бы фату невесты на меня навесили, чуть не порезался. Вижу - девочка маленькая. То ли заснул, то ли бредил наяву. И Поля моя игрушку ей протягивает - целую, с обеими ногами и говорит: «Это тебе дядя Юра починил. Он хороший, он с нами жить будет». И провалился я, вроде как в сон. А когда проснулся, появилась твердость в руках. Доделал я ножку-то для Буратины. Приладил к туловищу - красота! Сгибается, разгибается. Обрадовался, попросил соседа по палате отнести игрушку. Лежу, слышу, каблучки в коридоре - часто-часто стучат, прямо как сердце у меня. Влетает она в палату, растрепанная, в глазах слезы, и Буратино обнимает. И поплыло у меня все перед глазами, руку протягиваю, а кругом светло-светло, но глаза не слепит, просто чистый, ясный, ровный свет. Тот самый свет, с которым расставаться так не хотел. Понял - все, пришло мое время. Жалко, что Полю не успел обнять напоследок. А потом все исчезло, один только свет остался. А за ним - тьма и провал. Открываю глаза, первая мысль: «Сейчас посмотрю, какой он, рай». И вижу - Полечка сидит. И такая меня затопила радость… понял я, Лина, что нашел свой рай. Тут нашел, на этом свете. А Поля мне и говорит: «Юра, Юрочка, слава богу, ты теперь поправишься!». А я ей говорю: «Нет, Поля. Слава не богу, слава одноногому Буратино!» Так у нас и стала эта фраза семейной поговоркой.
Юра вздохнул, повертел в руках игрушку и добавил:
- Когда Машка выросла, я нашего друга подновил немного, и теперь он у нас вроде как семейный талисман.
- Значит, ты не бьешь жену, - признала Лина.
- Бью! Да я с нее пылинки готов сдувать, Лина, чудная ты женщина! Я, между прочим, с тех пор однолюбом стал. Ни разу Поле не изменял, веришь, нет?
- Верю, - кивнула Лина. - А когда вы поженились?
- Много времени прошло. Лечился я долго, но с того случая быстрее на поправку пошел. Поля мне еще игрушки чинить приносила. Потом я начал тумбочки по палатам ремонтировать. До болезни-то я в армии служил, а после на пенсию отправили, по инвалидности. Потом начал потихоньку мебель делать, увлекся. Этим теперь на жизнь и зарабатываю, мастерская у меня тут, во дворе. Как из больницы вышел, сразу с женой развелся. Расписались мы тихонько с Полей, жили хорошо, только с Машкой не все просто было…
- Не понравился ты ей? - спросила Лина.
- На мать она обиделась, от рук совсем отбилась. Поля все время со мной проводила, особенно когда я лежачий был. А дочь без присмотра целыми днями, на улице бегает. Оценки плохие стали, еле-еле от четверти до четверти дотягивала, кружки все свои забросила и болела часто. Полина мне жаловалась: «Я, мол, плохая мать. Свое счастье ставлю выше дочкиного». Да и я к Машке как-то не привязался. Ну, бегает девчонка, растет, мультики по телевизору смотрит. Я дом строил сам, своими руками, о Полечке заботился, в мастерской много времени проводил, на нее и времени-то не хватало.
Юра задумался, принялся сгибать и разгибать ноги у Буратино.
- Но потом-то все наладилось? - спросила Лина.
- Да, потом как-то само выправилось. Поля попросила, я помогать стал, уроки с Машкой делал. Она школу с медалью закончила, потом институт, а в аспирантуре учиться поехала в Германию. Там потом работу нашла да и замуж вышла за местного, вот, внуку скоро четыре стукнет.
- Юра! Она же… Поля, она … - и тут Лина снова вспомнила про Эмиля Евгеньевича и его условие.
- Она что?
- Да нет, ничего.
- Я уеду, - сказал Юра и посадил Буратино на спинку дивана. - Уйду от нее. И тогда ее дочь в Германию заберет. Знает, что мать нельзя одну оставлять. Поля и в молодости-то была рассеянная, а сейчас может и плиту забыть выключить, и все, что угодно. Там, рядом с настоящим внуком, вся ее душевная болезнь разом пройдет, и она будет счастлива. И дочь родная, думаю, рада будет мать увидеть. Да и прибедняется Поля, что дескать, пользы от нее нет. Готовит-то она отменно! А шьет как, и вяжет!
Лина скривила губы и сморщила нос, изо всех сил заставляя себя молчать.
- Что с тобой? Может, аспирину?
- Нишаго, - проворчала Лина сквозь зубы. - Вше в порядке.
- Устал я. Лягу пойду.
Юра встал, принес Лине плед и укрыл ее.
- Спокойной ночи, курьерша.
- Я почтальон. Спокойной ночи, папа Карло.
Он усмехнулся, выключил свет и вышел из комнаты.
Лина и не думала спать. Она сняла с головы полотенце со льдом, с кряхтением поднялась, нашарила в сумочке мобильник и при его свете достала из-под подкладки визитку Эмиля Евгеньевича - карточку непривычной квадратной формы. Золотые буквы на черном бархате складывались в его имя, над буквами плыли пестрые облака из настоящих перьев, воздушных и чуть желтоватых. Номера телефона на карточке не было. Она тихонько подула на облака, как учил Эмиль Евгеньевич. Ексель-моксель, никогда она не привыкнет к открыточным чудесам, так и будет себя чувствовать идиоткой. Она вздрогнула от неожиданности, когда мобильник тихо зажужжал. «Номер не определен», - сообщал экран телефона. Она нажала кнопку приема и поднесла трубку к уху.
- Лина, здравствуйте, - голос Эмиля Евгеньевича был бодрым, несмотря на позднее время. - У вас что-то случилось?
- Ой как я рада вас слышать! У меня вопрос жизни и смерти, - громким шепотом ответила Лина.
- И в чем же заключается опасность для вашей жизни? - в его голосе не прозвучало ни капли иронии, он был совершенно серьезен.
- Не для моей! Тут у людей рушится семейная жизнь.
- Это происходит едва ли не каждый день в доброй половине семей. Причем здесь я?
- Как причем?! Это же все из-за открытки! Я хочу им помочь.
- Лина Анатольевна, мне кажется, я просил вас не вмешиваться ни во что, помните?
- Так я и не вмешиваюсь! Молчу, как сушеная вобла, стараюсь изо всех сил. Но тут такая история, понимаете… - она хотела рассказать ему все с самого начала, но он ее перебил:
- Послушайте, Лина Анатольевна, если каждый почтальон и скрапбукер мне будет рассказывать истории своих клиентов, я превращусь в телефон доверия. Моей жизни не хватит все выслушать. Я вас прошу только об одном: проявите терпение. Это ваш первый урок - научиться наблюдать и ни во что не вмешиваться. Не научитесь - не получите эту работу.
- Ну хоть скажите, кто прислал им эту открытку?
- Не могу, не имею права.
- А зачем она действует именно так? Какой в этом смысл?
- Вы обратили внимание, какое завтра число, уже почти сегодня?
- Ну, тринадцатое.
- А послезавтра?
- Послезавтра четырнадцатое.
- Это валентинка.
- Что? - Лина поперхнулась и закашлялась. - Я думала, что валентинка - это розовое сердечко с бантиком. У меня старшая дочь раньше весь дом ими обвешивала, а в этом году ей не до того.
- И тем не менее, это валентинка.
- И что за сумасшедший ее сделал?
- Не судите о том, чего до конца не понимаете. Хотите что-то еще спросить?
- Ну, раз меня не убивают, не считая того, что меня треснули полкой по голове, а крах семейной жизни вас не беспокоит, тогда спокойной ночи.
Она втайне надеялась, что Эмиль Евгеньевич начнет расспрашивать ее про голову, но он ответил:
- Спокойной ночи.
Валентинка? Лина до сих пор ушам своим не верила. Какой-то Валентин попался… с приветом. Она долго ворочалась с боку на бок, пыталась найти положение, в котором не болит голова, и убеждала себя, что у нее нет сотрясения мозга. Едва она погрузилась в дремоту, как со стороны кухни раздался душераздирающий вопль, потом грохот, и новый вопль. Лина подскочила, забыв про больную голову, и помчалась на кухню. В дверях она наткнулась на причудливую картину.
Полечка в ночной рубашке стояла на четвереньках посредине белой лужи. Юра доставал из-под нее какие-то осколки и говорил:
- Подожди, не шевелись, сейчас я стекло уберу и помогу тебе встать.
- У нас все разладилось, - подала снизу голос Поля.
У Лины закружилась голова, она прислонилась к стене.
- Что случилось? - она не узнала собственный голос.
- Понимаете, Лина Анатольевна, иногда у Юры ночью бывает изжога. Я всегда это сердцем чувствую и просыпаюсь. Вот и сегодня слышу сквозь дрему, как он постанывает. Думаю, как обычно, принесу ему теплого молока. Пошла, согрела молока, налила в большую кружку, как назло, обожгла палец на правой руке. Намазала его мазью, выключила свет и собиралась возвращаться наверх. Иду, несу в левой руке кружку, и кажется мне, что сзади что-то светится. Оборачиваюсь проверить, выключила ли плиту. И вдруг меня хватает за правую руку что-то ледяное и скользкое. Как щупальце! Я как заору только, кружку уронила и давай вырываться. Подскользнулась и упала. И тут узнаю Юрин голос: «Стой, не шевелись!».
- Господи, - Лина не знала, смеяться ей или плакать. - Юра, зачем ты напугал жену?
Юра помог Поле подняться, усадил ее на табуретку и ответил:
- Я не пугал. Я проснулся, ее нет. Думаю - вдруг опять пошла по двору в ночнушке ходить? Открыл окно, выглянул. А на карнизе снег лежит, искрится в свете луны, красиво так. Взял и снежок слепил, не знаю, зачем. Кинул в забор, потом еще один, и еще. И как-то полегче мне стало на душе, только руки замерзли. Решил вниз спуститься, чаю горячего выпить. Иду, мокрые руки отряхиваю, вижу в темноте очертания фигуры. Думаю, наверное Поля мне молоко несет. Значит, кружка должна быть в правой руке. Ну и хватаю за правую руку, чтобы она от неожиданности кружку не уронила. Как я мог подумать, что она мою ладонь примет за щупальце? Холодная, конечно, и мокрая…
Лина не удержалась и хихикнула. Поля подняла голову и с грустью посмотрела на нее и совсем по-детски сказала:
- Я хочу прежнего Юру…
- Что ты имеешь ввиду? - удивился тот. - Чем я тебе не прежний?
- За все предыдущие годы ты не дал мне разбить ни одной посудины! Я их, конечно, била, но только когда тебя не было дома.
- Поля моя, Поля, - он обнял ее за плечи. - Иди-ка ты спать, а утром все наладится.
Лина хлопнула себя по лбу. Ей пришла в голову ужасная мысль, и она поспешила вернуться в комнату.
- Это я виновата. Не надо было вмешиваться. Едрена-матрена, что же я наделала, - бормотала она, выкапывая визитку со дна сумочки.
Наконец, заветный квадратик нашелся. Она подула на облака и только потом посмотрела на часы. Три часа ночи! Он ее точно уволит. Она поспешно убрала визитку, но телефон уже подпрыгивал от виброзвонка.
- Да, Лина Анатольевна. Теперь вас убивают? - голос Эмиля Евгеньевича был все таким же бодрым, словно он вообще никогда не спал.
- Я хочу признаться, что один раз все-таки вмешалась, куда не следовало. Даже если вы меня уволите, я хочу это исправить.
- Рассказывайте.
Лина постаралась в красках разрисовать, как слаженно жили Юра и Поля до ее появления, не просто душа в душу, а можно сказать, как левая и правая рука.
- Юра и Поля - как веник с совком! - торжественно закончила она.
- Ну и что?
- А тут я своей головой все им испортила.
И она рассказала, как защищала Полю от Юры. Эмиль Евгеньевич от души рассмеялся.
- Что вы смеетесь? У них теперь что-то нарушилось. Они ночью на кухне друг друга чуть не убили случайно.
- Лина Анатольевна, вы так меня насмешили, что я для вас сделаю исключение. У нас есть небольшая библиотека, или, если хотите, арсенал открыток для служебного пользования. Мне кажется, среди них есть одна, которая вам подойдет. Не пугайтесь, но это тоже валентинка. Я одолжу ее на время вам и вашим адресатам. Думаю, она решит эту маленькую проблему.
- Эмиль Евгеньевич, - Лина замялась.
- Слушаю вас.
- А вы меня не уволите? Ну, из-за этого случая?
- Я подумаю. А вы сможете проявить терпение до конца?
- Я постараюсь.
- И вы обещаете сегодня ночью меня больше не беспокоить?
- Если только, в самом деле, убивать не начнут.
На этом они распрощались, и Лина, почти успокоенная, быстро заснула. А утром ее разбудили громкие рыдания. Поначалу, сквозь сон, ей казалось, что плачет ребенок. Она ворочалась с боку на бок, охала, вздыхала, но никак не могла вырваться из тяжелого сна после беспокойной ночи. Когда она, наконец, очнулась, рыдания стали громче. Она с трудом поднялась, подошла к зеркалу и вздрогнула. Едрена-матрена, ну и рожа! Тушь размазалась, на лбу - шишка, физиономия опухла, хороша почтальонша особого класса! Слава богу, что сегодня воскресенье, и не надо являться на работу с подписью на лице: «Вчера я участвовала в пьянке и драке». Она побрела на кухню и обнаружила там Полечку, которая навзрыд плакала, съежившись на табуретке и уткнувшись красным носом в грязный носовой платок.
- Что с вами, Поля? - как можно участливее спросила Лина.
Полина оторвалась от платка, посмотрела на Лину, протянула к ее лбу руку, сказала: «Ой» и заревела еще сильнее.
- Фу ты, ексель-моксель, неужели я такая бармалеиха с этой шишкой, что меня теперь и взрослые женщины пугаются? - проворчала Лина и пошла искать ванную.
Она смыла остатки косметики, причесалась, нашла у хозяйки на полочке тональный крем и попыталась замазать шишку. Куда там, попробуй, замаскируй Эверест. Пока размазывала крем, расхохоталась: хорошая теперь из них с Полей и ее фингалом парочка!
Лина вернулась на кухню, поставила чайник, намочила под краном полотенце и принялась вытирать Поле лицо. Потом нашла аптечку и накапала ей валерьянки. Когда Полечку перестало трясти от рыданий, Лина наконец-то узнала, в чем дело.
- Он пррроппппал, - дрожащим голосом жаловалась она. - Внучек мой, Сашенька, исчез. Утром встаю, а его в кроватке нет. Вниз спускаюсь, окно открыто, сквозняк. Наверное, пролез через решетку и убежал.
- А, внучек, - Лина успокоилась. - Да найдется, чего уж там. А Юра где?
- Как где? - удивилась Поля. - Юра пошел его искать.
- Знаете что, Полина Семеновна? Вы сейчас успокоитесь и сделаете мне что-нибудь на завтрак, хорошо? Есть хочу, просто умираю. А вы мне дайте телефон Юры, у него же есть мобильник?
Пока Полина хлопотала у плиты, Лина закрылась в комнате и набрала номер. Некоторое время она слушала гудки, потом опомнилась и нажала кнопку отбоя. Что она делает? Хочет сказать: «Верни мальчика», но это будет совет, а Эмиль Евгеньевич настаивал, чтобы она проявила терпение. Поломав голову, она отправила сообщение: «Ты унес мальчика? Лина». Она надеялась, что Юре не пришло в голову выкинуть или сжечь открытку, и радовалась, что Поля не догадалась написать заявление в милицию.
Завтрак прошел в глухом молчании. Поля напекла аппетитную горку сырников, а у Лины проснулся зверский аппетит. Она поливала сырники по очереди то клубничным, то смородиновым, то вишневым вареньем, и они исчезали у нее во рту один за другим. Она сосредоточенно жевала, а Поля прихлебывала чай и тихонько причитала:
- Как он там, бедный мой внучек. Сашенька, больной, простуженный, совсем один, на улице. Деточка моя, я себе этого ни за что не прощу. Не прощу…
Лине нестерпимо захотелось как следует ее стукнуть. Только обещание Эмилю Евгеньевичу заставляло ее держать себя в руках. Чтобы промолчать, она запихала в рот еще один сырник целиком и теперь с трудом пыталась его прожевать. Жевала и слушала, как в голове крутится знакомая откуда-то песня со странными словами: «Ложкой снег мешая, ночь идет большая, что же ты, глупышка, не спишь?» Ексель-моксель! Она подпрыгнула. Это же колыбельная из мультфильма про Умку! Сколько раз она смотрела ее по телевизору с дочками, когда они были маленькими.
- Полечка! Дорогая моя! - воскликнула Лина. - Я вас уверяю, ваш драгоценный мальчик найдется в самое ближайшее время! Я точно знаю, я же особенный почтальон.
- Вы правда так думаете? - Поля посмотрела на нее с надеждой. - Вы такая хорошая женщина, Лина Анатольевна.
Лина покраснела, залпом выпила остатки чая и тихонько вышла в коридор, пока Поля убирала чашки. Она не удивилась, когда наткнулась в прихожей на Юру, который умудрился проникнуть в дом бесшумно. Рядом с ним стоял молодой парень в очках, мало похожий на врача. Психолог? Парень поставил на пол большую сумку. «Спят твои соседи, белые медведи, спи скорей и ты, малыш», - занудствовал голос в голове. «Заткнись», - сказала ему мысленно Лина. Как ни странно, это подействовало.
- Зачем ты унес мальчика? - накинулась она на Юру. - Она все утро плачет, места себе не находит.
- Ну не могу я на него смотреть! Меня прямо сплющивает всего, никогда в жизни так ужасно себя не чувствовал, даже в реанимации, когда чуть не помер. Этот картонный мальчик ест меня глазами. Смотрю на него, и меня будто в мясорубку засасывает.
Лина икнула и показала на парня:
- А это кто?
- Я привел настоящего внука, - Юра поднял вверх указательный палец.
Лина снова икнула. Она тут с ними заикаться скоро начнет.
- Ты нашел его? Юрочка, ты нашел его? - на звук голосов в прихожую ворвалась Поля.
- Андрей, иди пока в комнату, приготовь все, - показал рукой Юра.
Парень кивнул, подхватил сумку и вышел. Юра достал из-за пазухи «мальчика» и протянул Поле.
- Смотри, он совсем здоров.
Лина заглянула в лицо «мальчику». На щечках играл морозный румянец, какой мог бы быть у живого мальчика после прогулки на свежем воздухе, в открытых голубых глазах по-прежнему читалось капризное выражение, но сегодня он уже не казался Лине таким противным, как вчера. Что-то изменилось, едва уловимое, и «мальчика» почему-то стало жаль. Не так, как бывает жалко больного ребенка, а как жаль старую игрушку, когда относишь ее на помойку.
- Сашенька! - голос Поли звенел радостно, словно она сама была маленькой девочкой. - Идем, внучек, бабушка тебя сырничком угостит.
- Ты теперь у нас поселишься? - иронически спросил Юра Лину, когда Поля ушла.
- Я скоро пойду домой. А кто это в комнате?
- Пошли, - он подтолкнул ее к двери. - Сиди в уголке и не показывайся в камеру.
- В какую камеру? - не поняла Лина.
В комнате на столе появился ноутбук, парень сидел за клавиатурой. На экране отражалась его собственная физиономия, почти как в зеркале, точнее, в кривом зеркале - она казалась чуть более выпуклой и круглой, чем была на самом деле.
- Ну как, готов?
- Да, можно звонить, - ответил парень.
- Сядь в уголке, чтобы тебя на экране не видно было, - махнул Юра Лине.
Лина с ногами забралась на кресло возле камина и спряталась за спинкой. Оттуда хорошо было видно экран. Из ноутбука раздалась веселая мелодия, потом на экране показалась молодая женщина, знакомая Лине по фотографии, и женский голос ясно произнес:
- Дядя Юра? Наконец-то вы с мамой решили подключиться к скайпу! А я вам давно говорила.
- Маш, как вы там?
- У нас все хорошо. Хочешь на внука посмотреть? Сашенька, иди сюда, посмотри на дедушку, - крикнула она и добавила что-то по-немецки.
Юра скривился, но промолчал. Только шепнул парню:
- Посиди на кухне, а? Чаю там выпей, съешь, чего найдешь. У нас тут личный разговор.
Парень послушно вышел.
- Смотри, какие мы большие, - Маша на экране взяла на руки прехорошенького белокурого мальчика, ничего общего не имевшего со своим надутым и капризным картонным «заменителем», - показала ему экран и сказала что-то по-немецки.
«Грех не любить такого внука», - думала Лина, вытягивая шею со своего места. - «Я бы такого признала своим, даже если бы он был соседским, не то что сыном приемной дочери».
- Маш, у нас тут ерунда какая-то происходит. Мама твоя не совсем здорова, - сказал Юра.
- А что с ней? - забеспокоилась Маша.
- Ты лучше сама у нее спроси, я сейчас ее позову.
Юра вышел, женщина на экране усадила ребенка за стол, дала ему лист бумаги и карандаши.
Поля вошла в комнату, прижимая к себе картонного «мальчика», Юра усадил ее перед компьютером. Маша нахмурилась:
- Мама, что у тебя с лицом?
- Ничего, это я об шкаф ударилась. Ты же знаешь, я такая рассеянная, - смущенно улыбнулась Полечка. - Ой, Юра, там правда Машка?
- Правда, Поля, это видеосвязь такая, по компьютеру. А посмотри-ка, кто там, рядом с Машей?
Поля некоторое время вглядывалась в экран, закусив губу. Потом поставила себе на колено картонного «мальчика» и сказала:
- Сашенька, посмотри туда. Кто там? Это Сашенька там, твоя мама его на камеру снимала, видишь?
- Что это за кукла вуду? - Маша на той стороне с изумлением вглядывалась в экран. - Господи, что у вас там происходит?
«Спят твои соседи, белые медведи, спи скорей и ты, малыш», - назойливый голос в голове у Лины заглушал разговор, и она снова мысленно приказала ему замолчать.
- Какая кукла? Что ты, девочка, это же Сашенька, твой сын, - Поля погладила «мальчика» по голове.
- Мама! Господи, мама, что с тобой? - быстро говорила Маша. - Это скайп, такая программа, видишь, в компьютере видеокамера? А сигнал передается по интернету. Сашенька тут, в Германии. А у тебя там - дурацкая кукла!
Поля замолчала. Она переводила взгляд с картонной куклы на экран, где ребенок сосредоточенно водил карандашом по бумаге, на лице у нее отражалось недоумение. Юрий тихо стоял за спиной у Поли, холодный и неподвижный, как снеговик. Лина ерзала на месте, зажав рот рукой. Ну почему, почему он молчит? Вот сейчас, когда у нее появились сомнения, он должен ее подтолкнуть, должен переубедить - разве нет? Ему-то никто не запрещал давать советы.
Окончание
Автор иллюстрации: poppismic (http://maripoppins.spb.ru/)
Новый Буратино. Найдите отличия :)
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Первое, что Лина увидела, когда очнулась, - полосатый шарфик. Он вытянулся, как змея, вдоль спинки дивана, на котором она лежала. Голова немилосердно ныла, на лбу лежало что-то холодное.
- Слава богу, очнулась. Я думал, придется опять скорую вызывать, - услышала она голос Юрия.
- Как Полина?
- Хорошо. Нянчится со своим мальчиком наверху.
- Она согрелась?
- Да, она приняла горячую ванну.
- Ты хотел ее ударить. А вместо нее стукнул меня.
- Что? - Юрий подошел и посмотрел сверху на Лину.
- Ты на нее замахнулся! А стукнул меня!
Он ухмыльнулся. Потом засмеялся. Потом принялся хохотать, все громче и громче, пока не согнулся от смеха пополам.
- Ох, - сказал он, вытирая слезы. - Ну и насмешила ты меня! Как могла такая мысль придти тебе в голову?
- Что же тут смешного, когда муж избивает жену, - проворчала Лина. - Откуда у нее синяк под глазом?
- Я, кажется, уже говорил, - он улыбался. - Она ударилась об шкаф. Что-то доставала из шкафчика на кухне и забыла закрыть дверцу. Потом у нее что-то начало выкипать на плите, она рванулась через всю кухню и вот. Она немного рассеянная, поэтому вечно в синяках ходит. К счастью, под глазом они у нее не так часто появляются.
- Но ты замахнулся! Ты хотел ее ударить!
- Туда посмотри, - показал он пальцем.
Лина приподнялась и с трудом повернула голову. Возле стены стояли два куска полки, той самой, на которой недавно сидел Буратино. На стене остался светлый след и торчали несколько шурупов.
- И что? Ты в ярости сломал полку? Как эти… Ну, драчуны всякие в кино. Ооо, - Лина застонала и выпучила глаза. - Ты сломал полку об мою голову?!
Юрий снова расхохотался.
- Веселая ты женщина, Лина Анатольевна. Не соскучишься с тобой. Я еще и три кирпича об твою железную голову сломал.
- Я сейчас вызову милицию, - Лина попыталась потянуться к сумке, за телефоном.
- Эй, - Юра погрозил ей пальцем. - Не вздумай! Никто тебя не бил, можешь у Поли спросить. Мистика какая-то с полкой. Дерево рассохлось, что ли. В общем, пошла трещина, шурупы выпали, и полка рухнула. Пополам сломалась. Я увидел, как она падает Полечке на голову, ну и хотел ее оттолкнуть. А тут ты…
- Я тебе не верю.
- Знаешь, что? На дворе уже стемнело. Давай-ка я тебе вызову такси и отправлю тебя домой?
- А я никуда не пойду! Я хочу понять, что в этом доме творится. Здесь происходит насилие над женщиной! - Лина сложила на груди руки и задрала нос. - Хоть убей меня, а заявление в милицию я напишу.
- Ого. И что мне сделать, чтобы ты мне поверила? - усмехнулся Юра.
- Расскажи семейную тайну. Про однорукого Буратино.
- Про одноногого, - поправил ее Юра.
- Да хоть про одноглазого.
Юрий исчез из поля ее зрения, но почти сразу же вернулся с деревянной фигуркой в руках.
- Мы его очень бережем, - он вздохнул. - У него нос обломался из-за того, что полка упала. Я его починю, завтра же. Может, и сегодня ночью.
Он передвинул поближе стул и сел напротив Лины.
- Хочешь чаю? Или воды?
- Рассказывай, - ответила она.
- Сегодня ночью Поля счастлива. Она сидит у постели внука. Странно, правда? У Буратино нос сломан, а она счастлива.
Лину слегка затошнило. Она хотела спросить, зачем он сжег свои книги, но потом подумала, что знать не желает ответа. Так будет лучше для душевного здоровья, если от него еще что-то осталось.
- Поля не хочет ехать в Германию, - сказал Юра. - Мечтает побыть с внуком, но не хочет. Машка много раз приглашала приехать хотя бы на пару месяцев, но Полечка отказывается. Говорит, что Машка предлагает из вежливости, а на самом деле, не хочет, чтобы она приезжала. Говорит, что пользы от нее никакой не будет, одни лишние хлопоты.
- Тебя Машка не приглашает?
- Зачем я ей? Чужой, практически, старик. Отца я ей так и не заменил, близки мы не стали. Напоминать, что отнимал у нее в детстве внимание матери?
- А ты бы хотел, чтобы Поля поехала?
Юра в ответ вздохнул.
- Ты ее ревнуешь? - догадалась Лина.
- К кому? - он подскочил на месте.
- К внуку! Ты бы ее не пустил, даже если бы она сама захотела, ведь так?
- Да с чего ты взяла?
- Но ты же смотреть не можешь, как она возится с этой открыткой!
- Блин! Я бы так же на нее смотрел, если бы она села играть в песочнице или надела бы себе кастрюлю на голову! А ты как смотришь, если у родного тебе человека не все в порядке с головой?
- Ой, мне же надо дочкам позвонить, - вспомнила Лина. - Предупредить, что я ночевать не приду.
- Пуф, - выдохнул Юрий. - Ночевать собралась.
- Я же сказала, что не уйду никуда, пока не пойму, что с Полиной все в порядке.
- Звони, - махнул он рукой.
Ирка очень удивилась, что мать впервые за много лет ночует не дома и потребовала познакомить ее «с этим мужчиной». Лина кое-как отшутилась и повесила трубку.
- Расскажешь про Буратино? - она, как могла, изобразила пристальный взгляд, хотя с горой льда на голове сделать это было не просто.
- Буратино… Хм, Буратино. Знаешь, я никому не рассказывал эту историю. Может, и стоит кому-то рассказать. Мы с Полей познакомились в больнице, - начал он.
Лина хотела сказать, что знает эту историю, но решила промолчать. Интересно, Юра ее расскажет так же или по-другому? Он, тем временем, продолжал:
- Я был очень сильно болен, чуть на тот свет не отправился. Моя жена… бывшая жена попросила Полечку, которая там, в больнице, работала, посидеть со мной за небольшое вознаграждение. Я сначала противился. Не хотел, чтобы за мной, здоровым мужиком, ухаживали. То есть, здоровым, конечно, я не был, но и сиделки мне не требовалось. Поначалу она пыталась приставить ко мне каких-то жутких нянечек, от одного вида которых сразу хотелось умереть. Терпение мое лопнуло, когда очередная сиделка не пустила меня в туалет и норовила подсунуть утку. Тогда я наотрез отказался от всякой помощи. Хотя кое-какие желания у меня были… Признаюсь тебе, в молодости я был настоящим бабником, да. Ни одной юбки не пропускал. До болезни, конечно. Лежал я в палате и мечтал на женскую красоту хоть одним глазком посмотреть. Врачи в моем отделении - одни мужики, сестры, как на подбор, - крокодилицы на пенсии. Лежал я однажды и мечтал, как войдет в палату красивая девушка, подойдет и просто рядом сядет, молча. Не скажет ничего, и градусник не всучит, и не побежит за судном. Задремал почти, глаза приоткрываю, смотрю - девушка. Симпатичная. Сидит и апельсин чистит, у меня прямо слюнки потекли. Увидела, что я проснулся, и протягивает дольку, тоже молча. И так мне стало хорошо, так спокойно.
«Вот деспот, - подумала Лина. - Подавай ему красавицу, да еще чтобы молча прислуживала. Таким всегда лучшие женщины достаются».
Юрий продолжал:
- Потом чудеса начались. Поля меня чувствовала, как брата-близнеца. Захочется мне утром, к примеру, борща, а она уже к обеду несет. Или журнал, какой я раньше выписывал, ни с того ни с сего возьмет и притащит. Решил я ей как-то подарок сделать, к восьмому марта. Раздобыл кусок дерева, ножик, хотел вырезать розу. А руки сами сделали подсолнух. Она увидела, удивилась: «Откуда ты знаешь? Это мой любимый цветок, но подсолнухов мне еще никогда никто не дарил». Хорошо нам было, да. А болезнь, между тем, свое брала, тяжелая болезнь. Наступил момент, когда чуть с жизнью не попрощался. Врачи говорят, клиническая смерть. Одной ногой на том свете был. Словами не передать как оно там, на том свете. Словно бы в рай попал - светлый, бескрайний, и непонятно, то ли это я в раю, то ли это я - и есть рай. Не хотел возвращаться. Но вот как дернули обратно. Очнулся, посмотрел вокруг - все серое, бледное, сравнения нет с тем, как оно там. Жить не хотел больше, туда хотел вернуться.
Юра тяжело вздохнул.
- До сих пор вернуться хочешь? - спросила Лина.
- Чего торопиться? Все там будем.
- А Буратино тут причем?
- Подожди, не все рассказал. Болезнь у меня была тяжелая, мало кто вылечивался. А я и не хотел. Поля приходила каждый день. Сядет рядом, принесет что-нибудь вкусное, или книжку какую, молчит и смотрит. Глазища большие, а мне все кажется, что пустые они, словно и нет в них ничего. И я лежу, молчу. Мы с ней как в картину превратились. У меня сил с каждым днем все меньше и меньше становилось. Уже и руки с трудом поднимаю, и рад, когда утку приносят, не могу до туалета дойти, да и все равно мне. Чувствую - недолго осталось. Закрываю глаза - близко тот свет, руку протяни, и ты уже там. Приготовился, значит. Жду, можно сказать, с нетерпением. И вот однажды просыпаюсь я после обеда, а на тумбочке сидит этот самый Буратино, только без одной ноги, и брусок деревянный. Я сразу понял, что это Полечка принесла, ее дочке тогда, кажется, лет семь или восемь было. Ребенок сломал игрушку, что же, бывает. Думаю, надо перед смертью оставить хоть какую память о себе, порадовать девочку. А Буратино, зараза, сложной поделкой оказался. Ноги-то у него на шарнирах, сгибаются и разгибаются! А руки у меня слабые, дрожат, не слушаются. Попробовал одну деталь вырезать, вторую - ерунда выходит. Неровно, и по размеру не то. Мучился, пока от бруска не осталось ничего. Потом плюнул, запихал Буратино кое-как в тумбочку, чтобы глаза не мозолил и забыл. А Поля пропала. День ее нет, второй нет. Я у врача спрашиваю: «Куда девалась?» А он мне: «Работает твоя Поля. А почему не ходит к тебе - не знаю. Если увижу, то спрошу».
Юра улыбнулся, согнул и разогнул деревянную ножку игрушки, которую все еще держал в руке.
- А дальше что? - заелозила на диване от нетерпения Лина.
- Через день приносят мне записку: «Почини Буратино, тогда приду». Ох, разозлился я! Думал, что издевается она надо мной. А на самом деле… лучше и не знать, почему она так сделала.
- Не хотела, чтобы ты при ней коньки отбросил, - сказала Лина.
- А ты как догадалась? Вот даешь! Она решила, что если смогу игрушку починить, значит, на поправку пошел, можно и приходить. А если нет, то, считай, попрощалась со мной. И засел у меня в голове этот дурацкий Буратино. Раздобыл я еще деревяшек. И все перепортил. Потом ребята в палате мне ящик каких-то обрезков притащили. Соскучился я по моей Полине - словами не передать. И вот строгаю один раз деревяшку из последних сил, а перед глазами муть какая-то, рваная пелена, как если бы фату невесты на меня навесили, чуть не порезался. Вижу - девочка маленькая. То ли заснул, то ли бредил наяву. И Поля моя игрушку ей протягивает - целую, с обеими ногами и говорит: «Это тебе дядя Юра починил. Он хороший, он с нами жить будет». И провалился я, вроде как в сон. А когда проснулся, появилась твердость в руках. Доделал я ножку-то для Буратины. Приладил к туловищу - красота! Сгибается, разгибается. Обрадовался, попросил соседа по палате отнести игрушку. Лежу, слышу, каблучки в коридоре - часто-часто стучат, прямо как сердце у меня. Влетает она в палату, растрепанная, в глазах слезы, и Буратино обнимает. И поплыло у меня все перед глазами, руку протягиваю, а кругом светло-светло, но глаза не слепит, просто чистый, ясный, ровный свет. Тот самый свет, с которым расставаться так не хотел. Понял - все, пришло мое время. Жалко, что Полю не успел обнять напоследок. А потом все исчезло, один только свет остался. А за ним - тьма и провал. Открываю глаза, первая мысль: «Сейчас посмотрю, какой он, рай». И вижу - Полечка сидит. И такая меня затопила радость… понял я, Лина, что нашел свой рай. Тут нашел, на этом свете. А Поля мне и говорит: «Юра, Юрочка, слава богу, ты теперь поправишься!». А я ей говорю: «Нет, Поля. Слава не богу, слава одноногому Буратино!» Так у нас и стала эта фраза семейной поговоркой.
Юра вздохнул, повертел в руках игрушку и добавил:
- Когда Машка выросла, я нашего друга подновил немного, и теперь он у нас вроде как семейный талисман.
- Значит, ты не бьешь жену, - признала Лина.
- Бью! Да я с нее пылинки готов сдувать, Лина, чудная ты женщина! Я, между прочим, с тех пор однолюбом стал. Ни разу Поле не изменял, веришь, нет?
- Верю, - кивнула Лина. - А когда вы поженились?
- Много времени прошло. Лечился я долго, но с того случая быстрее на поправку пошел. Поля мне еще игрушки чинить приносила. Потом я начал тумбочки по палатам ремонтировать. До болезни-то я в армии служил, а после на пенсию отправили, по инвалидности. Потом начал потихоньку мебель делать, увлекся. Этим теперь на жизнь и зарабатываю, мастерская у меня тут, во дворе. Как из больницы вышел, сразу с женой развелся. Расписались мы тихонько с Полей, жили хорошо, только с Машкой не все просто было…
- Не понравился ты ей? - спросила Лина.
- На мать она обиделась, от рук совсем отбилась. Поля все время со мной проводила, особенно когда я лежачий был. А дочь без присмотра целыми днями, на улице бегает. Оценки плохие стали, еле-еле от четверти до четверти дотягивала, кружки все свои забросила и болела часто. Полина мне жаловалась: «Я, мол, плохая мать. Свое счастье ставлю выше дочкиного». Да и я к Машке как-то не привязался. Ну, бегает девчонка, растет, мультики по телевизору смотрит. Я дом строил сам, своими руками, о Полечке заботился, в мастерской много времени проводил, на нее и времени-то не хватало.
Юра задумался, принялся сгибать и разгибать ноги у Буратино.
- Но потом-то все наладилось? - спросила Лина.
- Да, потом как-то само выправилось. Поля попросила, я помогать стал, уроки с Машкой делал. Она школу с медалью закончила, потом институт, а в аспирантуре учиться поехала в Германию. Там потом работу нашла да и замуж вышла за местного, вот, внуку скоро четыре стукнет.
- Юра! Она же… Поля, она … - и тут Лина снова вспомнила про Эмиля Евгеньевича и его условие.
- Она что?
- Да нет, ничего.
- Я уеду, - сказал Юра и посадил Буратино на спинку дивана. - Уйду от нее. И тогда ее дочь в Германию заберет. Знает, что мать нельзя одну оставлять. Поля и в молодости-то была рассеянная, а сейчас может и плиту забыть выключить, и все, что угодно. Там, рядом с настоящим внуком, вся ее душевная болезнь разом пройдет, и она будет счастлива. И дочь родная, думаю, рада будет мать увидеть. Да и прибедняется Поля, что дескать, пользы от нее нет. Готовит-то она отменно! А шьет как, и вяжет!
Лина скривила губы и сморщила нос, изо всех сил заставляя себя молчать.
- Что с тобой? Может, аспирину?
- Нишаго, - проворчала Лина сквозь зубы. - Вше в порядке.
- Устал я. Лягу пойду.
Юра встал, принес Лине плед и укрыл ее.
- Спокойной ночи, курьерша.
- Я почтальон. Спокойной ночи, папа Карло.
Он усмехнулся, выключил свет и вышел из комнаты.
Лина и не думала спать. Она сняла с головы полотенце со льдом, с кряхтением поднялась, нашарила в сумочке мобильник и при его свете достала из-под подкладки визитку Эмиля Евгеньевича - карточку непривычной квадратной формы. Золотые буквы на черном бархате складывались в его имя, над буквами плыли пестрые облака из настоящих перьев, воздушных и чуть желтоватых. Номера телефона на карточке не было. Она тихонько подула на облака, как учил Эмиль Евгеньевич. Ексель-моксель, никогда она не привыкнет к открыточным чудесам, так и будет себя чувствовать идиоткой. Она вздрогнула от неожиданности, когда мобильник тихо зажужжал. «Номер не определен», - сообщал экран телефона. Она нажала кнопку приема и поднесла трубку к уху.
- Лина, здравствуйте, - голос Эмиля Евгеньевича был бодрым, несмотря на позднее время. - У вас что-то случилось?
- Ой как я рада вас слышать! У меня вопрос жизни и смерти, - громким шепотом ответила Лина.
- И в чем же заключается опасность для вашей жизни? - в его голосе не прозвучало ни капли иронии, он был совершенно серьезен.
- Не для моей! Тут у людей рушится семейная жизнь.
- Это происходит едва ли не каждый день в доброй половине семей. Причем здесь я?
- Как причем?! Это же все из-за открытки! Я хочу им помочь.
- Лина Анатольевна, мне кажется, я просил вас не вмешиваться ни во что, помните?
- Так я и не вмешиваюсь! Молчу, как сушеная вобла, стараюсь изо всех сил. Но тут такая история, понимаете… - она хотела рассказать ему все с самого начала, но он ее перебил:
- Послушайте, Лина Анатольевна, если каждый почтальон и скрапбукер мне будет рассказывать истории своих клиентов, я превращусь в телефон доверия. Моей жизни не хватит все выслушать. Я вас прошу только об одном: проявите терпение. Это ваш первый урок - научиться наблюдать и ни во что не вмешиваться. Не научитесь - не получите эту работу.
- Ну хоть скажите, кто прислал им эту открытку?
- Не могу, не имею права.
- А зачем она действует именно так? Какой в этом смысл?
- Вы обратили внимание, какое завтра число, уже почти сегодня?
- Ну, тринадцатое.
- А послезавтра?
- Послезавтра четырнадцатое.
- Это валентинка.
- Что? - Лина поперхнулась и закашлялась. - Я думала, что валентинка - это розовое сердечко с бантиком. У меня старшая дочь раньше весь дом ими обвешивала, а в этом году ей не до того.
- И тем не менее, это валентинка.
- И что за сумасшедший ее сделал?
- Не судите о том, чего до конца не понимаете. Хотите что-то еще спросить?
- Ну, раз меня не убивают, не считая того, что меня треснули полкой по голове, а крах семейной жизни вас не беспокоит, тогда спокойной ночи.
Она втайне надеялась, что Эмиль Евгеньевич начнет расспрашивать ее про голову, но он ответил:
- Спокойной ночи.
Валентинка? Лина до сих пор ушам своим не верила. Какой-то Валентин попался… с приветом. Она долго ворочалась с боку на бок, пыталась найти положение, в котором не болит голова, и убеждала себя, что у нее нет сотрясения мозга. Едва она погрузилась в дремоту, как со стороны кухни раздался душераздирающий вопль, потом грохот, и новый вопль. Лина подскочила, забыв про больную голову, и помчалась на кухню. В дверях она наткнулась на причудливую картину.
Полечка в ночной рубашке стояла на четвереньках посредине белой лужи. Юра доставал из-под нее какие-то осколки и говорил:
- Подожди, не шевелись, сейчас я стекло уберу и помогу тебе встать.
- У нас все разладилось, - подала снизу голос Поля.
У Лины закружилась голова, она прислонилась к стене.
- Что случилось? - она не узнала собственный голос.
- Понимаете, Лина Анатольевна, иногда у Юры ночью бывает изжога. Я всегда это сердцем чувствую и просыпаюсь. Вот и сегодня слышу сквозь дрему, как он постанывает. Думаю, как обычно, принесу ему теплого молока. Пошла, согрела молока, налила в большую кружку, как назло, обожгла палец на правой руке. Намазала его мазью, выключила свет и собиралась возвращаться наверх. Иду, несу в левой руке кружку, и кажется мне, что сзади что-то светится. Оборачиваюсь проверить, выключила ли плиту. И вдруг меня хватает за правую руку что-то ледяное и скользкое. Как щупальце! Я как заору только, кружку уронила и давай вырываться. Подскользнулась и упала. И тут узнаю Юрин голос: «Стой, не шевелись!».
- Господи, - Лина не знала, смеяться ей или плакать. - Юра, зачем ты напугал жену?
Юра помог Поле подняться, усадил ее на табуретку и ответил:
- Я не пугал. Я проснулся, ее нет. Думаю - вдруг опять пошла по двору в ночнушке ходить? Открыл окно, выглянул. А на карнизе снег лежит, искрится в свете луны, красиво так. Взял и снежок слепил, не знаю, зачем. Кинул в забор, потом еще один, и еще. И как-то полегче мне стало на душе, только руки замерзли. Решил вниз спуститься, чаю горячего выпить. Иду, мокрые руки отряхиваю, вижу в темноте очертания фигуры. Думаю, наверное Поля мне молоко несет. Значит, кружка должна быть в правой руке. Ну и хватаю за правую руку, чтобы она от неожиданности кружку не уронила. Как я мог подумать, что она мою ладонь примет за щупальце? Холодная, конечно, и мокрая…
Лина не удержалась и хихикнула. Поля подняла голову и с грустью посмотрела на нее и совсем по-детски сказала:
- Я хочу прежнего Юру…
- Что ты имеешь ввиду? - удивился тот. - Чем я тебе не прежний?
- За все предыдущие годы ты не дал мне разбить ни одной посудины! Я их, конечно, била, но только когда тебя не было дома.
- Поля моя, Поля, - он обнял ее за плечи. - Иди-ка ты спать, а утром все наладится.
Лина хлопнула себя по лбу. Ей пришла в голову ужасная мысль, и она поспешила вернуться в комнату.
- Это я виновата. Не надо было вмешиваться. Едрена-матрена, что же я наделала, - бормотала она, выкапывая визитку со дна сумочки.
Наконец, заветный квадратик нашелся. Она подула на облака и только потом посмотрела на часы. Три часа ночи! Он ее точно уволит. Она поспешно убрала визитку, но телефон уже подпрыгивал от виброзвонка.
- Да, Лина Анатольевна. Теперь вас убивают? - голос Эмиля Евгеньевича был все таким же бодрым, словно он вообще никогда не спал.
- Я хочу признаться, что один раз все-таки вмешалась, куда не следовало. Даже если вы меня уволите, я хочу это исправить.
- Рассказывайте.
Лина постаралась в красках разрисовать, как слаженно жили Юра и Поля до ее появления, не просто душа в душу, а можно сказать, как левая и правая рука.
- Юра и Поля - как веник с совком! - торжественно закончила она.
- Ну и что?
- А тут я своей головой все им испортила.
И она рассказала, как защищала Полю от Юры. Эмиль Евгеньевич от души рассмеялся.
- Что вы смеетесь? У них теперь что-то нарушилось. Они ночью на кухне друг друга чуть не убили случайно.
- Лина Анатольевна, вы так меня насмешили, что я для вас сделаю исключение. У нас есть небольшая библиотека, или, если хотите, арсенал открыток для служебного пользования. Мне кажется, среди них есть одна, которая вам подойдет. Не пугайтесь, но это тоже валентинка. Я одолжу ее на время вам и вашим адресатам. Думаю, она решит эту маленькую проблему.
- Эмиль Евгеньевич, - Лина замялась.
- Слушаю вас.
- А вы меня не уволите? Ну, из-за этого случая?
- Я подумаю. А вы сможете проявить терпение до конца?
- Я постараюсь.
- И вы обещаете сегодня ночью меня больше не беспокоить?
- Если только, в самом деле, убивать не начнут.
На этом они распрощались, и Лина, почти успокоенная, быстро заснула. А утром ее разбудили громкие рыдания. Поначалу, сквозь сон, ей казалось, что плачет ребенок. Она ворочалась с боку на бок, охала, вздыхала, но никак не могла вырваться из тяжелого сна после беспокойной ночи. Когда она, наконец, очнулась, рыдания стали громче. Она с трудом поднялась, подошла к зеркалу и вздрогнула. Едрена-матрена, ну и рожа! Тушь размазалась, на лбу - шишка, физиономия опухла, хороша почтальонша особого класса! Слава богу, что сегодня воскресенье, и не надо являться на работу с подписью на лице: «Вчера я участвовала в пьянке и драке». Она побрела на кухню и обнаружила там Полечку, которая навзрыд плакала, съежившись на табуретке и уткнувшись красным носом в грязный носовой платок.
- Что с вами, Поля? - как можно участливее спросила Лина.
Полина оторвалась от платка, посмотрела на Лину, протянула к ее лбу руку, сказала: «Ой» и заревела еще сильнее.
- Фу ты, ексель-моксель, неужели я такая бармалеиха с этой шишкой, что меня теперь и взрослые женщины пугаются? - проворчала Лина и пошла искать ванную.
Она смыла остатки косметики, причесалась, нашла у хозяйки на полочке тональный крем и попыталась замазать шишку. Куда там, попробуй, замаскируй Эверест. Пока размазывала крем, расхохоталась: хорошая теперь из них с Полей и ее фингалом парочка!
Лина вернулась на кухню, поставила чайник, намочила под краном полотенце и принялась вытирать Поле лицо. Потом нашла аптечку и накапала ей валерьянки. Когда Полечку перестало трясти от рыданий, Лина наконец-то узнала, в чем дело.
- Он пррроппппал, - дрожащим голосом жаловалась она. - Внучек мой, Сашенька, исчез. Утром встаю, а его в кроватке нет. Вниз спускаюсь, окно открыто, сквозняк. Наверное, пролез через решетку и убежал.
- А, внучек, - Лина успокоилась. - Да найдется, чего уж там. А Юра где?
- Как где? - удивилась Поля. - Юра пошел его искать.
- Знаете что, Полина Семеновна? Вы сейчас успокоитесь и сделаете мне что-нибудь на завтрак, хорошо? Есть хочу, просто умираю. А вы мне дайте телефон Юры, у него же есть мобильник?
Пока Полина хлопотала у плиты, Лина закрылась в комнате и набрала номер. Некоторое время она слушала гудки, потом опомнилась и нажала кнопку отбоя. Что она делает? Хочет сказать: «Верни мальчика», но это будет совет, а Эмиль Евгеньевич настаивал, чтобы она проявила терпение. Поломав голову, она отправила сообщение: «Ты унес мальчика? Лина». Она надеялась, что Юре не пришло в голову выкинуть или сжечь открытку, и радовалась, что Поля не догадалась написать заявление в милицию.
Завтрак прошел в глухом молчании. Поля напекла аппетитную горку сырников, а у Лины проснулся зверский аппетит. Она поливала сырники по очереди то клубничным, то смородиновым, то вишневым вареньем, и они исчезали у нее во рту один за другим. Она сосредоточенно жевала, а Поля прихлебывала чай и тихонько причитала:
- Как он там, бедный мой внучек. Сашенька, больной, простуженный, совсем один, на улице. Деточка моя, я себе этого ни за что не прощу. Не прощу…
Лине нестерпимо захотелось как следует ее стукнуть. Только обещание Эмилю Евгеньевичу заставляло ее держать себя в руках. Чтобы промолчать, она запихала в рот еще один сырник целиком и теперь с трудом пыталась его прожевать. Жевала и слушала, как в голове крутится знакомая откуда-то песня со странными словами: «Ложкой снег мешая, ночь идет большая, что же ты, глупышка, не спишь?» Ексель-моксель! Она подпрыгнула. Это же колыбельная из мультфильма про Умку! Сколько раз она смотрела ее по телевизору с дочками, когда они были маленькими.
- Полечка! Дорогая моя! - воскликнула Лина. - Я вас уверяю, ваш драгоценный мальчик найдется в самое ближайшее время! Я точно знаю, я же особенный почтальон.
- Вы правда так думаете? - Поля посмотрела на нее с надеждой. - Вы такая хорошая женщина, Лина Анатольевна.
Лина покраснела, залпом выпила остатки чая и тихонько вышла в коридор, пока Поля убирала чашки. Она не удивилась, когда наткнулась в прихожей на Юру, который умудрился проникнуть в дом бесшумно. Рядом с ним стоял молодой парень в очках, мало похожий на врача. Психолог? Парень поставил на пол большую сумку. «Спят твои соседи, белые медведи, спи скорей и ты, малыш», - занудствовал голос в голове. «Заткнись», - сказала ему мысленно Лина. Как ни странно, это подействовало.
- Зачем ты унес мальчика? - накинулась она на Юру. - Она все утро плачет, места себе не находит.
- Ну не могу я на него смотреть! Меня прямо сплющивает всего, никогда в жизни так ужасно себя не чувствовал, даже в реанимации, когда чуть не помер. Этот картонный мальчик ест меня глазами. Смотрю на него, и меня будто в мясорубку засасывает.
Лина икнула и показала на парня:
- А это кто?
- Я привел настоящего внука, - Юра поднял вверх указательный палец.
Лина снова икнула. Она тут с ними заикаться скоро начнет.
- Ты нашел его? Юрочка, ты нашел его? - на звук голосов в прихожую ворвалась Поля.
- Андрей, иди пока в комнату, приготовь все, - показал рукой Юра.
Парень кивнул, подхватил сумку и вышел. Юра достал из-за пазухи «мальчика» и протянул Поле.
- Смотри, он совсем здоров.
Лина заглянула в лицо «мальчику». На щечках играл морозный румянец, какой мог бы быть у живого мальчика после прогулки на свежем воздухе, в открытых голубых глазах по-прежнему читалось капризное выражение, но сегодня он уже не казался Лине таким противным, как вчера. Что-то изменилось, едва уловимое, и «мальчика» почему-то стало жаль. Не так, как бывает жалко больного ребенка, а как жаль старую игрушку, когда относишь ее на помойку.
- Сашенька! - голос Поли звенел радостно, словно она сама была маленькой девочкой. - Идем, внучек, бабушка тебя сырничком угостит.
- Ты теперь у нас поселишься? - иронически спросил Юра Лину, когда Поля ушла.
- Я скоро пойду домой. А кто это в комнате?
- Пошли, - он подтолкнул ее к двери. - Сиди в уголке и не показывайся в камеру.
- В какую камеру? - не поняла Лина.
В комнате на столе появился ноутбук, парень сидел за клавиатурой. На экране отражалась его собственная физиономия, почти как в зеркале, точнее, в кривом зеркале - она казалась чуть более выпуклой и круглой, чем была на самом деле.
- Ну как, готов?
- Да, можно звонить, - ответил парень.
- Сядь в уголке, чтобы тебя на экране не видно было, - махнул Юра Лине.
Лина с ногами забралась на кресло возле камина и спряталась за спинкой. Оттуда хорошо было видно экран. Из ноутбука раздалась веселая мелодия, потом на экране показалась молодая женщина, знакомая Лине по фотографии, и женский голос ясно произнес:
- Дядя Юра? Наконец-то вы с мамой решили подключиться к скайпу! А я вам давно говорила.
- Маш, как вы там?
- У нас все хорошо. Хочешь на внука посмотреть? Сашенька, иди сюда, посмотри на дедушку, - крикнула она и добавила что-то по-немецки.
Юра скривился, но промолчал. Только шепнул парню:
- Посиди на кухне, а? Чаю там выпей, съешь, чего найдешь. У нас тут личный разговор.
Парень послушно вышел.
- Смотри, какие мы большие, - Маша на экране взяла на руки прехорошенького белокурого мальчика, ничего общего не имевшего со своим надутым и капризным картонным «заменителем», - показала ему экран и сказала что-то по-немецки.
«Грех не любить такого внука», - думала Лина, вытягивая шею со своего места. - «Я бы такого признала своим, даже если бы он был соседским, не то что сыном приемной дочери».
- Маш, у нас тут ерунда какая-то происходит. Мама твоя не совсем здорова, - сказал Юра.
- А что с ней? - забеспокоилась Маша.
- Ты лучше сама у нее спроси, я сейчас ее позову.
Юра вышел, женщина на экране усадила ребенка за стол, дала ему лист бумаги и карандаши.
Поля вошла в комнату, прижимая к себе картонного «мальчика», Юра усадил ее перед компьютером. Маша нахмурилась:
- Мама, что у тебя с лицом?
- Ничего, это я об шкаф ударилась. Ты же знаешь, я такая рассеянная, - смущенно улыбнулась Полечка. - Ой, Юра, там правда Машка?
- Правда, Поля, это видеосвязь такая, по компьютеру. А посмотри-ка, кто там, рядом с Машей?
Поля некоторое время вглядывалась в экран, закусив губу. Потом поставила себе на колено картонного «мальчика» и сказала:
- Сашенька, посмотри туда. Кто там? Это Сашенька там, твоя мама его на камеру снимала, видишь?
- Что это за кукла вуду? - Маша на той стороне с изумлением вглядывалась в экран. - Господи, что у вас там происходит?
«Спят твои соседи, белые медведи, спи скорей и ты, малыш», - назойливый голос в голове у Лины заглушал разговор, и она снова мысленно приказала ему замолчать.
- Какая кукла? Что ты, девочка, это же Сашенька, твой сын, - Поля погладила «мальчика» по голове.
- Мама! Господи, мама, что с тобой? - быстро говорила Маша. - Это скайп, такая программа, видишь, в компьютере видеокамера? А сигнал передается по интернету. Сашенька тут, в Германии. А у тебя там - дурацкая кукла!
Поля замолчала. Она переводила взгляд с картонной куклы на экран, где ребенок сосредоточенно водил карандашом по бумаге, на лице у нее отражалось недоумение. Юрий тихо стоял за спиной у Поли, холодный и неподвижный, как снеговик. Лина ерзала на месте, зажав рот рукой. Ну почему, почему он молчит? Вот сейчас, когда у нее появились сомнения, он должен ее подтолкнуть, должен переубедить - разве нет? Ему-то никто не запрещал давать советы.
Окончание
Автор иллюстрации: poppismic (http://maripoppins.spb.ru/)