Идиллиум
А вообще, понять Пелевина можно - после настолько вялой реакции на его "Смотритель" грех было не впасть в презрение к собственному читателю, и не выдать тому в качестве подаяния очередную хохлому для деревенщины - в виде крайней своей нетленки, " Лампы Мафусаила". Я отнюдь не считаю себя поклонником творчества Виктора Олеговича, но перед "Смотрителем" смиренно склоняю голову - это Литература. И то, что этот роман прошёл практически незамеченным (не помню ни одного текущего отклика; если бы не интересовался специально, даже не узнал бы о нём), это несомненно позор. Потому что это если не великая, то как минимум чрезвычайно достойная книга.
После "Мафусаила" приниматься за предыдущий роман хотелось не слишком, разве что полюбопытствовать, действительно исписался автор, или показалось. Да и начало чтения впечатлило не слишком, напомнив третьегодичное треш-хулиганство "t", с суперменом графом Толстым. Однако же повезло - успел вчитаться раньше, чем забросить. За что и был вознаграждён с лихвой - ибо "Смотритель" несомненно лучшее, что было написано Пелевиным за всю его писательскую жизнь. То, что он рискнул выдать в печать роман двумя частями (довольно наглая позиция, надо признать), показывает, что и сам автор свою работу оценивает чрезвычайно высоко. И оценивает без сомнений заслуженно. Но - как обычно и бывает в отечественной действительности - это оказалось "слишком тонко для нашего цирка".
Боюсь, причина неудачи в данном случае довольно тривиальна: "Смотритель" - это русский роман. Обращённый в русскую историю, а то, что через советскую призму, есть лишь метод более глубокого и "от обратного" обращения. Одного этого хватило, чтобы у советского большей своей частью читателя Пелевина вызвать инстинктивную зевоту. Какой-то там Павел I, какой-то там поручик Киже, причём вместо привычного советского гогота о временах добезцаря всё как-то прилично и не глумливо, более того - уважительно. Словом - скукота! И даже фирменный пелевинский стиль выворачивания стандарта реальности наизнанку - даже и он людей в данном случае не впечатлил. Ибо сама выворачиваемая реальность людям не то чтобы не знакома... Тут не так. Скорей знакома именно в той своей оболочке, которая затабуирована до уровня гипофиза, и пересмотр которой вызывает у человека советского происхождения автоматическое отторжение. По типу того, как людей начинает корчить от одного упоминания последнего русского Государя в иной кроме как "тряпки" трактовке.
В качестве базового мифа на этот раз Пелевин берёт известный анекдот XVIII века о поручике Киже, воплотившемся в реальности благодаря канцелярской ошибке. Причём берётся именно что тыняновская версия этого анекдота, которая уже не юмористична, а сатирична и обличительна. В двух словах: "Киж" якобы возник как описка в фразе "прапорщики ж в подпоручиков" из формуляра о повышениях в звании. Возникнув на бумаге, "подпоручик Киж" резко пошёл в гору, сделал быстрый карьерный рост, и в фазе уже цельного полковника заинтересовал императора. Существующего только на бумаге бравого полковника отыскать не удалось, поэтому чиновники его быстренько "умерли". На что Павел (по преданию) горестно заметил, что мол жаль, хороший был офицер. Тынянов уже в советское время этот анекдот развил, дополнил, теперь уже поручика (а не подпоручика) не только "умер", но и выпорол, сослал в Сибирь, сделал ответственным за другие анонимные хулиганства, и вообще - "оформил". Оформил настолько удачно, что советскими был даже снят фильм - тоже весьма сатирический и обличительный.
Так вот. Пелевин тыняновскую версию как раз и проработал. Но проработал, вернув теперь уже практически советский анекдот на почву галантного века - с алхимией, с масонством, с просветительским азартом к познанию мира. То есть история оказалась перезагружена, причём с применением новейшего мыслительного софта, через апгрейд западной философии двух последующих за галантным веков. И тем самым история стартовала из изначальной точки отсчёта заново, превратив нелепый бюрократический анекдот в прекрасный миф миротворчества и, не побоюсь этого слова, гимн человеческому сознанию. Получилось в результате не просто круто - получилось серьёзно. Да, при всём том, что сам постмодернистский подхихик при этом никуда не делся, но - литература в данном случае оказалась сильнее. И слово - слово победило жанр.
Обычно выпадение содержания из формы это брак и графомания. Но гений как раз и гарцует на этой зыбкой границе между нарушением правил и их же, правил, попранием - ради написания новых правил. Пелевин к подобному прорыву шёл долго и упорно, и в этом романе этот прорыв наконец случился. И - остался незамеченным, увы.
Наверное, это было предсказуемо. Весь предыдущий авторский бэкграунд сформировал отсутствие самой возможности разговора всерьёз. Да и сама среда, в которой этот бэкграунд формировался - т.н. нынешняя российская "культурка" - она тоже не имеет ниш для размещения этого самого разговора. Заявка на Слово так и осталась висеть в пустоте. Надежда на то, что "когда-нибудь поймут и оценят" призрачна, это вряд ли. Но сама попытка заслуживает несомненного уважения.
Несколько моментов, которые бы хотел отметить для тех двух с половиной человек, которых этот пост всё же подвигнет к прочтению книги.
Акцентируйте внимание на совершенно неслучайном чередовании имён Николай и Алексей. Сама фигура Николая (Николло) Третьего знакова - она указывает на исторически-неосуществлённые развилки, которые могли бы хоть в какой-то мере вылиться в Идиллиум - в его реальной, российской версии. А уж три жизни Николло Третьего (после которых он решился уйти, освободив место цесаревичу Алексею новому Смотрителю Алексу) это и вовсе повод для культурологической монографии как минимум (столетнее подвисание в советском мороке Великого Фехтовальщика). "Николай Алексеевич" понятно что из той же парадигмы. Без этих акцентов впечатление будет неполным, поверьте.
"Рождение в карете" тоже мощнейшая метафора, из разряда рассуждений о Власти и Управлении - учитывая общее и понятное убожество отечественной постсоветской политологической мысли, более чем нелишнее.
Восприятие Ветхой Земли в Идиллиуме как (якобы) карго-культ. Также значимая составляющая. Тень тенью, но здесь, через стёб и ёрничество, прочерчивается проблема диалога культур, и больше того - цивилизаций. Умофоны смешны, как смешны деревянные самолёты папуасов, но, в отличие от папуасских самолётов из тростника, они - летают звонят. Вообще, один из самих глубоких пластов книги - не игнорируйте, соблазнившись подхихиками.
Альтернативная, материалистическая канва - весь мир Идиллиума держится только на совершенно реальном рубильнике в совершенно реальном питерском Михайловском замке. Вопрос о том, что случится с Идиллиумом после ремонта в замке (настоящих реформ в России, например) - остаётся даже не заданным. Но это не значит, что этого вопроса нет. На фоне чего и сам привычный уже "буддизм" автора, при всём его якобы переборе, в данном случае вполне оправдан - самим миропостроением.
Чувство стиля. Взявшись писать русский роман, Пелевин вполне осознал необходимости избегать скабрезностей и даже малейших намёков на таковые - ибо русская культура, говоря словами ДЕГа, целомудренна. Само то, что автор это не только прочувствовал, но и воплотил, избежав своих обычных потаканий гоп-ожиданиям - чрезвычайно показательно.
И, как общее напутствие - книга больше себя. Если это не понимается к середине первой части, то лучше дальше не мучиться, и отложить чтение - либо насовсем, либо на когда-нибудь потом. Иначе это будет очередное зря потерянное время, которое можно употребить на что-то куда более важное. Посмотреть "Патриарха", например. Или очередное четверговое сборище у Соловьёва. Или обращение Путина к многонациональному народу Российской Федерации. Или просто выпить водки, поговорив с братанами по душам и за жызнь.
После "Мафусаила" приниматься за предыдущий роман хотелось не слишком, разве что полюбопытствовать, действительно исписался автор, или показалось. Да и начало чтения впечатлило не слишком, напомнив третьегодичное треш-хулиганство "t", с суперменом графом Толстым. Однако же повезло - успел вчитаться раньше, чем забросить. За что и был вознаграждён с лихвой - ибо "Смотритель" несомненно лучшее, что было написано Пелевиным за всю его писательскую жизнь. То, что он рискнул выдать в печать роман двумя частями (довольно наглая позиция, надо признать), показывает, что и сам автор свою работу оценивает чрезвычайно высоко. И оценивает без сомнений заслуженно. Но - как обычно и бывает в отечественной действительности - это оказалось "слишком тонко для нашего цирка".
Боюсь, причина неудачи в данном случае довольно тривиальна: "Смотритель" - это русский роман. Обращённый в русскую историю, а то, что через советскую призму, есть лишь метод более глубокого и "от обратного" обращения. Одного этого хватило, чтобы у советского большей своей частью читателя Пелевина вызвать инстинктивную зевоту. Какой-то там Павел I, какой-то там поручик Киже, причём вместо привычного советского гогота о временах добезцаря всё как-то прилично и не глумливо, более того - уважительно. Словом - скукота! И даже фирменный пелевинский стиль выворачивания стандарта реальности наизнанку - даже и он людей в данном случае не впечатлил. Ибо сама выворачиваемая реальность людям не то чтобы не знакома... Тут не так. Скорей знакома именно в той своей оболочке, которая затабуирована до уровня гипофиза, и пересмотр которой вызывает у человека советского происхождения автоматическое отторжение. По типу того, как людей начинает корчить от одного упоминания последнего русского Государя в иной кроме как "тряпки" трактовке.
В качестве базового мифа на этот раз Пелевин берёт известный анекдот XVIII века о поручике Киже, воплотившемся в реальности благодаря канцелярской ошибке. Причём берётся именно что тыняновская версия этого анекдота, которая уже не юмористична, а сатирична и обличительна. В двух словах: "Киж" якобы возник как описка в фразе "прапорщики ж в подпоручиков" из формуляра о повышениях в звании. Возникнув на бумаге, "подпоручик Киж" резко пошёл в гору, сделал быстрый карьерный рост, и в фазе уже цельного полковника заинтересовал императора. Существующего только на бумаге бравого полковника отыскать не удалось, поэтому чиновники его быстренько "умерли". На что Павел (по преданию) горестно заметил, что мол жаль, хороший был офицер. Тынянов уже в советское время этот анекдот развил, дополнил, теперь уже поручика (а не подпоручика) не только "умер", но и выпорол, сослал в Сибирь, сделал ответственным за другие анонимные хулиганства, и вообще - "оформил". Оформил настолько удачно, что советскими был даже снят фильм - тоже весьма сатирический и обличительный.
Так вот. Пелевин тыняновскую версию как раз и проработал. Но проработал, вернув теперь уже практически советский анекдот на почву галантного века - с алхимией, с масонством, с просветительским азартом к познанию мира. То есть история оказалась перезагружена, причём с применением новейшего мыслительного софта, через апгрейд западной философии двух последующих за галантным веков. И тем самым история стартовала из изначальной точки отсчёта заново, превратив нелепый бюрократический анекдот в прекрасный миф миротворчества и, не побоюсь этого слова, гимн человеческому сознанию. Получилось в результате не просто круто - получилось серьёзно. Да, при всём том, что сам постмодернистский подхихик при этом никуда не делся, но - литература в данном случае оказалась сильнее. И слово - слово победило жанр.
Обычно выпадение содержания из формы это брак и графомания. Но гений как раз и гарцует на этой зыбкой границе между нарушением правил и их же, правил, попранием - ради написания новых правил. Пелевин к подобному прорыву шёл долго и упорно, и в этом романе этот прорыв наконец случился. И - остался незамеченным, увы.
Наверное, это было предсказуемо. Весь предыдущий авторский бэкграунд сформировал отсутствие самой возможности разговора всерьёз. Да и сама среда, в которой этот бэкграунд формировался - т.н. нынешняя российская "культурка" - она тоже не имеет ниш для размещения этого самого разговора. Заявка на Слово так и осталась висеть в пустоте. Надежда на то, что "когда-нибудь поймут и оценят" призрачна, это вряд ли. Но сама попытка заслуживает несомненного уважения.
Несколько моментов, которые бы хотел отметить для тех двух с половиной человек, которых этот пост всё же подвигнет к прочтению книги.
Акцентируйте внимание на совершенно неслучайном чередовании имён Николай и Алексей. Сама фигура Николая (Николло) Третьего знакова - она указывает на исторически-неосуществлённые развилки, которые могли бы хоть в какой-то мере вылиться в Идиллиум - в его реальной, российской версии. А уж три жизни Николло Третьего (после которых он решился уйти, освободив место цесаревичу Алексею новому Смотрителю Алексу) это и вовсе повод для культурологической монографии как минимум (столетнее подвисание в советском мороке Великого Фехтовальщика). "Николай Алексеевич" понятно что из той же парадигмы. Без этих акцентов впечатление будет неполным, поверьте.
"Рождение в карете" тоже мощнейшая метафора, из разряда рассуждений о Власти и Управлении - учитывая общее и понятное убожество отечественной постсоветской политологической мысли, более чем нелишнее.
Восприятие Ветхой Земли в Идиллиуме как (якобы) карго-культ. Также значимая составляющая. Тень тенью, но здесь, через стёб и ёрничество, прочерчивается проблема диалога культур, и больше того - цивилизаций. Умофоны смешны, как смешны деревянные самолёты папуасов, но, в отличие от папуасских самолётов из тростника, они - летают звонят. Вообще, один из самих глубоких пластов книги - не игнорируйте, соблазнившись подхихиками.
Альтернативная, материалистическая канва - весь мир Идиллиума держится только на совершенно реальном рубильнике в совершенно реальном питерском Михайловском замке. Вопрос о том, что случится с Идиллиумом после ремонта в замке (настоящих реформ в России, например) - остаётся даже не заданным. Но это не значит, что этого вопроса нет. На фоне чего и сам привычный уже "буддизм" автора, при всём его якобы переборе, в данном случае вполне оправдан - самим миропостроением.
Чувство стиля. Взявшись писать русский роман, Пелевин вполне осознал необходимости избегать скабрезностей и даже малейших намёков на таковые - ибо русская культура, говоря словами ДЕГа, целомудренна. Само то, что автор это не только прочувствовал, но и воплотил, избежав своих обычных потаканий гоп-ожиданиям - чрезвычайно показательно.
И, как общее напутствие - книга больше себя. Если это не понимается к середине первой части, то лучше дальше не мучиться, и отложить чтение - либо насовсем, либо на когда-нибудь потом. Иначе это будет очередное зря потерянное время, которое можно употребить на что-то куда более важное. Посмотреть "Патриарха", например. Или очередное четверговое сборище у Соловьёва. Или обращение Путина к многонациональному народу Российской Федерации. Или просто выпить водки, поговорив с братанами по душам и за жызнь.