Игры Сигаловой со Стравинским
Сначала Игры, потом Бедная Лиза, просто месячник Сигаловой вышел.:-)
На Игры Стравинского/Сигаловой меня привели: любовь и заблуждение:
Кармен-этюды и по сегодня я почитаю выдающейся работой в той нише контемпорари данс, которую можно (как бы поточнее?) назвать пластическими этюдами. Про этот спектакль, обласканный и Маской и включенный и по ныне в репертуар МХТ, я писала года 2 назад, на этом же месте:-) Как бы и не дважды - после первого и второго посещения, вот как!
Новые «Игры» поставлены для другого курса (мастерская Райкина) того же училища.
Но знаковое название «Игры» обмануло. У Дягилева Игры-то с Нижинским и Карсавиной шли на музыку Дебюсси, посвящались теннису и любовному треугольнику, а у Сигаловой скроен микст из двух Стравинских - Свадебки и Весны священной, а спектакль посвящаются скорее конфликту личного и общественного, хотя любовный треугольник (разрешенный с участием коллектива на общем собрании) тоже имел место быть.
И не смотря на то, что музыка (а это музыка так называемого русского периода в извилистом творческом пути Игоря Стравинского) четко определяла место и время действия как период варварства, или дикости, господства животных страстей, языческую эпоху и языческую мораль, в спектакле обнаружился явный советский социалистический уклон.
Главный Герой Игр, между прочим, природный американец (в смысле не персонаж, персонаж-то был без определенного места жительства, а студент, выбранный на роль Героя, прибыл из Америки), столкнулся с незыблемыми общественными порядками и за это пострадал. Поначалу завел шуры-муры с одной девИцей, обещал ей (вроде бы прилюдно) официально оформить отношения, до Свадебки, правда, дело не дошло. А потом его внимание привлекла другая дЕвица, которая в отличие от девИцы, отмеченной бойкостью и агрессивной сексуальностью, покорила героя невиданными в этом диком месте нежностью и тонким обхождением (ну, насколько это возможно у Сигаловой, склонной в дуэтных этюдах к натурализму и физиологии). Понятно дело, что в этом случае боевая бойкая подруга, настучала об этом непорядке коллективу, собралось общее собрание и осудило героя. Герой продолжал стоять на своем, диалог, хотя нет, какой диалог - конфликт между личным и общественным вышел у Сигаловой с физкультурным уклоном. В стиле утренней физзарядки: на коллективные три притопа, два прихлопа, массового бития себя в грудь (доказательства горячего сердца при холодной голове) - герой отвечает наклоном вниз, ударом по полу двумя руками, возвращением в исходное положение, сгибом левой ноги в коленке и прихлопом по бедру (мол, у вас своя правда, у меня своя, а ваша правда мне до левой ноги!). И так примерно раз 10.
Кто жил в Советском Союзе, обожествляем коллективизм и осуждавшем индивидуализм, как пережиток капитализма, двух мнений о конце это истории быть не может: победа общественного над личным гарантирована: после многократного настойчивого сражения индивидуя с общим собранием с помощью перепляса, применения насилия в мягкой форме (герою подставляют немилую девИцу вместо милой дЕвицы, на что герой опять по собственной коленке стучит), а потом насилие в жесткой форме - коллектив травит и забивает героя. В момент травли вспоминается попеременно то финал Болеро Бежара (и здесь коллектив с поднятыми руками массово валится на героя), то Весна священная Прельжокажа (правда, там девочку, а не мальчика между группами валяли).
Сигалова, не стесняясь, играет с цитатами и идеями прежних версий культовых опусов на музыку Стравинского (от брата с сестрой Нижинских до Бежара-Бауш-Прельжокажа).
Но последовательным эпигонством это не пахнет из-за местной (столь знакомой до деталей из советских времен) подачи материала. Только не хватило последовательности в разработке темы. В Советском Союзе за измену жене и аморалку максимум, что грозило бы ЖЕРТВЕ - это партбилет на стол. А Сигалова доигралась до крови и смерти Героя.
Очень симпатичный, однако, получился герой. Мальчик-американчик - по росту самый маленький со всего курса, что и отличает настоящего Героя, лучится сценическим обаянием, заметным даже в скудных крохах хореографического текста типа бития себя в грудь, стука по сцене и левой коленке. Массовка из студентов проявили себя исключительно нерасчлененным коллективом, способным к самоотдаче и массовому выплеску энергии, но без заметных индивидуальностей, чем отличались прежние Этюды, на темы Кармен.
Музыка Игр из двух принципиально отличных по стилю вещей одного композитора была слеплена довольно механически. Да и что может объединить влажную, наполненную гипнотическим ритмом и экзальтацией музыку «Весны» с довольно односложно-обрядовой «Свадебкой»? Пластический текст вслед за кусочной музыкой получился такой же чересполосный (а лучше бы вообще музыку Весны не трогать, уж слишком она затоптана хореографами, в том числе и выдающимися). Но сюжетная ориентированность, хотя и довольно банальная и предсказуемая, довела эти танцевальные этюды до уровня театра.
На Игры Стравинского/Сигаловой меня привели: любовь и заблуждение:
- любовь к предыдущему спектаклю Сигаловой в школе-студии МХТ (Кармен-этюды)
- заблуждение, что эти Игры как-то связаны с Играми Русских сезонов (только не Десятникова в версии Сигаловой или Ратманского, а дягилевской антрепризы).
Кармен-этюды и по сегодня я почитаю выдающейся работой в той нише контемпорари данс, которую можно (как бы поточнее?) назвать пластическими этюдами. Про этот спектакль, обласканный и Маской и включенный и по ныне в репертуар МХТ, я писала года 2 назад, на этом же месте:-) Как бы и не дважды - после первого и второго посещения, вот как!
Новые «Игры» поставлены для другого курса (мастерская Райкина) того же училища.
Но знаковое название «Игры» обмануло. У Дягилева Игры-то с Нижинским и Карсавиной шли на музыку Дебюсси, посвящались теннису и любовному треугольнику, а у Сигаловой скроен микст из двух Стравинских - Свадебки и Весны священной, а спектакль посвящаются скорее конфликту личного и общественного, хотя любовный треугольник (разрешенный с участием коллектива на общем собрании) тоже имел место быть.
И не смотря на то, что музыка (а это музыка так называемого русского периода в извилистом творческом пути Игоря Стравинского) четко определяла место и время действия как период варварства, или дикости, господства животных страстей, языческую эпоху и языческую мораль, в спектакле обнаружился явный советский социалистический уклон.
Главный Герой Игр, между прочим, природный американец (в смысле не персонаж, персонаж-то был без определенного места жительства, а студент, выбранный на роль Героя, прибыл из Америки), столкнулся с незыблемыми общественными порядками и за это пострадал. Поначалу завел шуры-муры с одной девИцей, обещал ей (вроде бы прилюдно) официально оформить отношения, до Свадебки, правда, дело не дошло. А потом его внимание привлекла другая дЕвица, которая в отличие от девИцы, отмеченной бойкостью и агрессивной сексуальностью, покорила героя невиданными в этом диком месте нежностью и тонким обхождением (ну, насколько это возможно у Сигаловой, склонной в дуэтных этюдах к натурализму и физиологии). Понятно дело, что в этом случае боевая бойкая подруга, настучала об этом непорядке коллективу, собралось общее собрание и осудило героя. Герой продолжал стоять на своем, диалог, хотя нет, какой диалог - конфликт между личным и общественным вышел у Сигаловой с физкультурным уклоном. В стиле утренней физзарядки: на коллективные три притопа, два прихлопа, массового бития себя в грудь (доказательства горячего сердца при холодной голове) - герой отвечает наклоном вниз, ударом по полу двумя руками, возвращением в исходное положение, сгибом левой ноги в коленке и прихлопом по бедру (мол, у вас своя правда, у меня своя, а ваша правда мне до левой ноги!). И так примерно раз 10.
Кто жил в Советском Союзе, обожествляем коллективизм и осуждавшем индивидуализм, как пережиток капитализма, двух мнений о конце это истории быть не может: победа общественного над личным гарантирована: после многократного настойчивого сражения индивидуя с общим собранием с помощью перепляса, применения насилия в мягкой форме (герою подставляют немилую девИцу вместо милой дЕвицы, на что герой опять по собственной коленке стучит), а потом насилие в жесткой форме - коллектив травит и забивает героя. В момент травли вспоминается попеременно то финал Болеро Бежара (и здесь коллектив с поднятыми руками массово валится на героя), то Весна священная Прельжокажа (правда, там девочку, а не мальчика между группами валяли).
Сигалова, не стесняясь, играет с цитатами и идеями прежних версий культовых опусов на музыку Стравинского (от брата с сестрой Нижинских до Бежара-Бауш-Прельжокажа).
Но последовательным эпигонством это не пахнет из-за местной (столь знакомой до деталей из советских времен) подачи материала. Только не хватило последовательности в разработке темы. В Советском Союзе за измену жене и аморалку максимум, что грозило бы ЖЕРТВЕ - это партбилет на стол. А Сигалова доигралась до крови и смерти Героя.
Очень симпатичный, однако, получился герой. Мальчик-американчик - по росту самый маленький со всего курса, что и отличает настоящего Героя, лучится сценическим обаянием, заметным даже в скудных крохах хореографического текста типа бития себя в грудь, стука по сцене и левой коленке. Массовка из студентов проявили себя исключительно нерасчлененным коллективом, способным к самоотдаче и массовому выплеску энергии, но без заметных индивидуальностей, чем отличались прежние Этюды, на темы Кармен.
Музыка Игр из двух принципиально отличных по стилю вещей одного композитора была слеплена довольно механически. Да и что может объединить влажную, наполненную гипнотическим ритмом и экзальтацией музыку «Весны» с довольно односложно-обрядовой «Свадебкой»? Пластический текст вслед за кусочной музыкой получился такой же чересполосный (а лучше бы вообще музыку Весны не трогать, уж слишком она затоптана хореографами, в том числе и выдающимися). Но сюжетная ориентированность, хотя и довольно банальная и предсказуемая, довела эти танцевальные этюды до уровня театра.