Про тех, кто подставляет щеку. Индия. 1930
Миллер в Индии,1930
Продолжение цикла Уэбб Миллер
Следующий раз, когда Уэбб Миллер доставил Великобритании большие проблемы, произошел в Индии в 1930 году. Его репортаж о соляном марше в Дхарсане изменил мировое мнение о британском колониальном правлении. Миллер превратился в журналиста, влияющего на общественное мнение. Конечно, это происходило при участии американских медиа-боссов, позволивших распространить эту информацию по миру, США было выгодно взорвать колониальную систему, чтобы "открыть двери" для американского капитала, а Миллер послужил всего лишь инструментом давления США на Великобританию.
Надо заметить, что британцы такие вещи не забывают, после Ирландии, это был второй раз, когда Миллер общался с врагами британской Короны.
В поисках иллюстраций, я увидела пост Александра Майсуряна, который замечает, что Ганди, будучи одним из лидеров национально-освободительного движения, на самом деле защищал интересы отнюдь не народа, а национальной буржуазии.Так и есть, народ в этой борьбе был лишь расходным материалом. В чем это выражалось и как происходило, почему индийские комунисты были против буржуазного националиста Ганди, уже рассказывалось ранее в посте "Манаберда Рой и Ганди" А сегодня - рассказ Уэбба Миллера, позволяющий себе представить, как выглядела борьба националистов Ганди.
Репортаж о протесте последователей Ганди, вызывал у людей ( и у самого Миллера) разные чувства, в том числе - и злость на нежелание протестующих ответить силой на насилие. Однако, сам Миллер был очень большого мнения о Ганди, "непротивление злу" органично сочеталось с его внутренней религией умененности, где счастье можно было найти и в малом. Миллер взял у Ганди интервью, уделил этому большое внимание в своей книге, и всегда гордился таким знакомством.
И тем не менее, Миллер в своих репортажах описал то, что видел, не расставляя акценты, и возможно, не осознавая то, что увидит читатель, а тем более- осведомленный современный читатель.
В рассказе репортера, обратите внимание на то, что руководители не участвуют в самом протесте, а наблюдают и руководят со стороны. Управляют протестом специальные люди - сублидеры, как их называет Миллер, они и посылают все новые и новые колонны на убой, бдительно следя за тем, чтобы рядовые участники не разбежались или наоборот, не дали отпор.
..
...Ганди сделал налог на соль острием своей атаки, потому что этот налог затрагивал каждого из 350 000 000 жителей Индии. По мнению Ганди налог был несправедливым и должен был быть отменен, потому что сотням миллионов беднейших индийцев для жизни требуется столько же соли, сколько и немногим зажиточным
... Налоги ложились на бедняков гораздо тяжелее, чем на остальных. Налог на соль был важным источником государственных доходов, и посторонним лицам запрещалось добывать морскую соль. Поэтому ... Ганди возглавил марш к побережью, чтобы нарушив закон, добыть морскую соль без уплаты налогов.
Как и предвидел Ганди, его арест привел в ярость его последователей, и когда я добрался до Бомбея после двухдневного плавания на лодке из Карачи, ситуация стала взрывоопасной.
Справка:
Соляной марш, прошедший в Индии с 12 марта - 6 апреля 1930 г. , был проведен против наложенного на индийцев соляного налога и британской монополии на добычу морской соли. Со своими 79 последователями, Махатма Ганди отправился в 240-мильную прогулку пешком от г. Ахмадабад (в Гуджарате, Западная Индия) до селения Данди на берегу Аравийского моря. Преодолев дистанцию всего за 24 дня, 6 апреля он спустился к морю и зачерпнул илистую соль: «Этим, - объявил он, - я сотрясаю основы Британской империи».
Протестанты три недели демонстративно бесплатно выпаривали соль из морской воды. Поход имел пропагандистское значение и положил начало массовой кампании гражданского неповиновения английским колониальным властям .
После того, как я стал свидетелем двух серьезных беспорядков на солончаках Вадала в пригороде Бомбея, вечером 20 мая 1930 года я получил важный совет:
«Известная индийская поэтесса Сароджини Найду возглавляет ненасильственную демонстрацию против больших соляных бассейнов возле Дхарасаны. Ближайшая железнодорожная станция - Дунгри. Это изолированное место, и вам придется брать с собой еду и воду. Вам лучше телеграфировать мадам Найду, чтобы она предоставила транспорт из Дунгри, иначе вам придется пройти много миль пешком. Обязательно возьмите с собой достаточный запас бутилированной воды, потому что вода из местных источников вредна для белых людей».
Махатма Ганди и Сароджини Найду ( 1879 - 1949 ) (справа)
.Я телеграфировал мадам Найду с просьбой обеспечить транспорт. Это было ошибкой, так как британские правительственные власти узнали из моего сообщения, что я еду, конфисковали сообщение и приняли меры, чтобы не допустить меня в Дунгри.
...Около четырех часов утра поезд остановился; начальник станции сообщил мне, что у него есть инструкции из Бомбея проследить, чтобы я вышел на этой станции. Это был небольшой город под названием Булсар.
Мои возражения, что у меня есть билет до Дунгри и что поезд должен остановиться в Дунгри, оказались тщетными; Власти решили, что этой ночью поезд пропустит Дунгри.
Но и там журналисту удалось найти сочувствующих, его удалось добраться до Дунгри на товарном поезде.
...Дунгри состоял из кучки туземных хижин на пыльной равнине. Транспорта не было, потому что мадам Найду не получила мою телеграмму. Я не мог найти никого, кто говорил по-английски. Многократно произнося слово «Дхарасана» и вопросительно указывая на горизонт, я получил направление и отправился пешком через кактусовые изгороди, поля проса и дюймовую пыль, спрашивая дорогу жестами.
Пройдя около шести миль по стране с несколькими бутербродами и двумя литровыми бутылками воды под палящим солнцем, расспрашивая каждого встречного туземца, я добрался до места сбора ...
... сотни последователей Ганди окружили меня, поначалу проявляя признаки враждебности. После того, как они узнали кто я такой, меня тепло встретили молодые люди с высшим образованием, говорящие по-английски, и сопроводили меня к Найду. Меня приветствовала знаменитая индийская поэтесса, коренастая, смуглая, с сильными чертами лица, босая, одетая в грубый темный домотканый халат и сандалии.
Миссис Найду призвала к молитве перед началом марша, и все собравшиеся встали на колени. Она увещевала их:
«Тело Ганди в тюрьме, но его душа с вами. Престиж Индии в ваших руках. Вы не должны применять насилие ни при каких обстоятельствах. Вас будут бить, но вы не должны сопротивляться; вы не должны даже поднимать руку, чтобы отразить удары». Дикие, пронзительные возгласы прервали ее речь.
...Медленно и молча толпа начала полумильный марш к соляным месторождениям. Несколько человек несли веревки, чтобы заарканить частокол из колючей проволоки вокруг соляных ям. Около двадцати человек, которым было поручено носить носилки, имели грубые, нарисованные вручную красные кресты, приколотые к груди; их носилки состояли из одеял.
Соляные залежи были окружены рвами, наполненными водой, и охранялись четырьмя сотнями туземных полицейских Сурата в шортах цвета хаки и коричневых тюрбанах. Ими командовали полдюжины британских офицеров. Полицейские носили плетёные пятифутовые дубинки со стальными наконечниками. Внутри частокола выстроились двадцать пять туземных стрелков.
В полном молчании люди Ганди выстроились и остановились в ста ярдах от частокола. Ударная колонна выдвинулась из толпы, перешла вброд рвы и подошла к частоколу из колючей проволоки, который окружила суратская полиция, держа наготове дубинки. Полицейские приказали демонстрантам разойтись в соответствии с недавно введенным постановлением, запрещающим собрания более пяти человек в одном месте. Колонна молча проигнорировала предупреждение и медленно пошла вперед.
Я остался с основными силами примерно в ста ярдах от частокола.
Миллер ( справа) в Индии
Внезапно, по команде, десятки туземных полицейских бросились на наступающих демонстрантов и обрушили на них дождь окованных сталью ударов по головам. Ни один из участников марша даже не поднял руки, чтобы отразить удары. Они упали, как кегли. С того места, где я стоял, я слышал тошнотворные удары дубинками по незащищенным черепам. Ожидающая толпа наблюдателей стонала и задыхалась от сочувственной боли при каждом ударе.
Сбитые падали, растянувшись, без сознания или корчась от боли с проломленными черепами или сломанными плечами. Через две-три минуты земля была усеяна телами. Огромные пятна крови расширились на их белых одеждах. Оставшиеся в живых, не нарушая рядов, молча и упорно шли вперед, пока не были сбиты. Когда вся первая колонна была сбита с ног, носильщики, беспрепятственно пропущенные полицией, унесли раненых в крытую соломой хижину, устроенную как временный госпиталь.
Затем сформировалась еще одна колонна, лидеры умоляли людей сохранять самообладание. Колонна демонстранотов медленно двинулась к полиции. Хотя все знали, что через несколько минут они будут избиты, а может быть, и убиты, я не заметил никаких признаков колебания или страха. Они шли размеренно с высоко поднятыми головами, без ободряющей музыки, криков аплодисментов или какой-либо возможности избежать серьезной травмы или смерти.
Полиция выскочила и методично и механически сбила вторую колонну. Не было никакого сопротивления или драки; участники марша просто шли вперед, пока их не сбивали с ног. Криков не было, только стоны после падения.
Не хватало носилок, чтобы нести раненых; Я видел, как одновременно уносили восемнадцать раненых, а сорок два все еще лежали на земле, истекая кровью, ожидая, когда их унесут. Одеяла, использовавшиеся в качестве носилок, были пропитаны кровью.
В то же время зрелище несопротивляющихся мужчин, которых методично избивают в кровавое месиво, меня так тошнило, что я должен был отвернуться.
Западному уму трудно понять идею непротивления. Я испытывал неописуемое чувство беспомощной ярости и отвращения почти в такой же степени к мужчинам, которые без сопротивления подчинялись избиениям, как и к полиции, орудовавшей дубинками, и это несмотря на то, что, когда я приехал в Индию, я симпатизировал делу Ганди.
Несколько раз вожди чуть не теряли контроль над ожидающей толпой. Они носились взад и вперед, отчаянно умоляя и увещевая сильно возбужденных людей помнить инструкции Ганди. Казалось, что безоружная толпа вот-вот бросится в массовое нападение на полицию. На пригорке стояли двадцать пять стрелков, готовых стрелять.
Мне сказали: «Тебе лучше отойти в сторону с линии стрельбы. Мы можем быть вынуждены открыть огонь по толпе».
Пока мы разговаривали, один из гандистов, молодой студент университета, подбежал с искаженным от ярости лицом, разорвал хлопчатобумажный халат, обнажив грудь, завопил:
«Стреляйте в меня, стреляйте в меня! Убейте меня за мою страну!» Лидерам удалось успокоить толпу.
Люди Ганди изменили свою тактику, выступили группами по двадцать пять человек и сели на землю возле солончаков, не делая попыток приблизиться.
Под предводительством сержанта полиции парса кофейного цвета по имени Антиа, неуклюжего, уродливого типа, отряды полиции подошли к одной сидящей группе и призвали их разойтись в соответствии с постановлением о запрете собраний. Последователи Ганди игнорировали их и отказывались даже смотреть на «лати» [палки], угрожающе размахивающие над их головами.
Вот такие палки -лати используются индийской полицией сегодня
По приказу Антии избиение возобновилось холодно, без гнева. Тела падали по трое и по четверо, истекая кровью из больших ран на черепах. Группа за группой шли вперед, садились и подвергались избиению до потери сознания, не поднимая руки, чтобы парировать удары.
Наконец полиция пришла в ярость от непротивления, разделяя, я полагаю, беспомощную ярость, которую я уже испытывал на демонстрантов за то, что они не сопротивлялись. Они начали жестоко пинать сидящих мужчин в живот и яички. Раненые корчились и визжали в агонии.
Что, казалось, распалило ярость полицейских, и толпа снова чуть не оторвалась от своих лидеров. Затем полиция начала тащить сидящих мужчин за руки или за ноги, иногда за сто ярдов, и сбрасывать их в канавы. Одного потащили к канаве, где я стоял, брызги окатили меня мутной водой. Другой полицейский затащил человека Ганди в канаву, бросил его, а затем ударил его по голове своим лати. Час за часом носильщики несли поток инертных, истекающих кровью тел.
Я подошел к мадам Найду, которая руководила подчиненными лидерами ( subleaders), следившими, чтобы толпа не нападала на полицию. Пока мы разговаривали, к ней подошел один из британских чиновников, коснулся ее руки и сказал: «Сароджини Найду, вы арестованы». Она надменно стряхнула с него руку и сказала: «Я пойду, но не трогайте меня». Толпа лихорадочно аплодировала, когда она вместе с британским офицером шла через открытое пространство к частоколу с колючей проволокой, где она была интернирована. Позже она была приговорена к тюремному заключению.
Миллер описал и другие мирные протесты, в которых точно также протестующую толпу направляли кураторы(сублидеры), приказывавшие не сопротивляться.
...Через несколько дней я стал свидетелем одной из самых масштабных и захватывающих сцен толпы, с которыми мне приходилось сталкиваться за годы освещения беспорядков и гражданских беспорядков.
...Это был первый случай, когда полиция Бомбея попыталась остановить мирное шествие.
...Часто ситуация была крайне опасной, и мы думали, что кровавого столкновения не избежать.
...Эта напряженная обстановка продолжалась четыре часа. Раз за разом мелкие инциденты едва не приводили к яростному нападению на полицию, которое могло привести к сотням жертв.
Один человек Ганди ходил среди демонстрантов и кричал: «Если вы готовы умереть, оставайтесь; если нет, идите домой», но никто не ушел.
... Около восьми часов вечера британские власти решили отозвать полицию и разрешить процессии пройти в самое сердце европейского квартала, чтобы предотвратить то, что казалось неизбежным кровопролитием.
... Этот триумф ненасилия над вооруженной силой принес гандийской идее непротивления первую впечатляющую победу. Бегущая, кричащая толпа выкрикивала проклятия и насмешки европейцу, попадавшему в поле зрения; они были особенно враждебны перед гостиницей «Тадж-Махал», считавшейся цитаделью «сахибов», но ночь прошла мирно.
...в 1943 году премьеру Британской империи известному гуманисту Уинстону Черчиллю доложили
о массовой гибели индийцев от голода, он риторически спросил: «Почему Ганди ещё жив?»
Далее: И опять -о цензуре