Мамардашвили и другие философы. Опрос «Журнала ЖЖ» об актуальности философии в нашей жизни
Изображение: J. D. Falk, 2007
25 лет назад умер философ-феноменолог Мераб Мамардашвили. Мамардашвили - один из немногих советских мыслителей, известных по всему миру, чье имя неизменно называется в числе главных философов послевоенного времени. «Журнал ЖЖ» попытался выяснить, актуально ли его учение сейчас, кого можно назвать в числе главных философов современности и существует ли спрос на философскую литературу в обществе. О Мамардашвили и актуальной философии
Политолог, кандидат философских наук ivangogh
Мы живем в мире детей Мамардашвили. Когда-то мы с другом даже начали роман о том, как дети Мамардашвили один за другим наполняют кабинет декана Философского факультета. Просят место на кафедре и талоны харчеваться. Но поиск по ЖЖ сломался, и теперь все это не вполне невинное творчество кануло в Лету. Публичная сцена переполнена детьми Мамардашвили. По большей части незаконнорожденными, падчерицами и бастардами. Сам Мераб в числе своих учеников называл Владимира Бибихина, что само по себе смешно, и Юрия Сенокосова. Последний - основа МШПИ, так что все его ученики, включая Дашу Митину или Машу Сергееву могут смело считать себя «внучатами» Мераба.
Лекции Мераба как правило проходили при огромном стечении публики, а на первом ряду неизменно сидели люди, считавшие себя фаворитами Мамардашвили. Среди них самым активным был Михаил Рыклин. Он постоянно лез со своими вопросами и комментариями, на которые Мераб либо не обращал внимания, либо шипел, либо жестко одергивал спрашивающего. Самому Мерабу был куда важнее влюбленный взгляд какой-нибудь юной особы с третьего ряда. Вообще, вся его философия создавалась в лучезарном свете этих женских глаз. Говорят, что Мераб перетрахал всех симпатичных сотрудниц ИФ РАН. И еще говорят, что если в аудитории не было хотя бы одной женщины, Мераб отказывался выступать. В конце концов, считавший себя учеником Мераба, но таким по сути не являвшийся, Рыклин первым бросит горсть земли на могилу грузинского гения: на одной из мемориальных конференций, таком неформальном слете всех детей философа Мамардашвили, он раскроет тайну «Лекций о Прусте» - все они оказались чуть ли не буквально списаны с книги Делеза «Пруст и знаки». Сегодня я знаю людей, которые продолжают закапывать Мераба - это ненавидящие философию и все что с ней связано социологи. Например, ученик Александра Бикбова Егор Соколов.
Недавно Егор выяснил, в рамках большого исследования советских академических карьер, что Мамардашвили был автором большого числа анонимных передовиц журнала «Вопросы философии» Вполне официозных по форме и партийных по содержанию.
Вообще-то этот факт разрушает устойчивый миф о Мамардашвили как «человеке слова», который не умел писать, еще одном «не писавшем», как Сократ, даром что Мераба называли грузинским Сократом. Писать он, разумеется, умел. И не хуже чем любой рядовой сотрудник Института Философии или ИМРД. Другое дело, что он не смог построить такую же яркую машину письма, какая у него сложилась для речи, «мышления вслух». Пока публика сидела и рукоплескала Мерабу, а Рыклин лез с неуместными вопросами, на последней парте рядом тихо сидели два настоящих ученика Мамардашвили. Это были Валерий Подорога и Федор Гиренок.
Позднее Подорога попытается «развинтить» машину речи Мамардашвили, насколько я вижу, эти попытки он оставил. Гиренок обещает однажды что-то написать о Мерабе, у которого он полностью взял все представления о метафизике для своей блестящей «Метафизики пата» (пат украл у Галковского). Подорога обратит внимание на то, как внешние и казалось бы случайные условия мысли становятся их «трансцендентальным условием», тем, что не дано в мышлении и письме, но выступает их необходимым условием. Есть ряд подходов к описанию мыслительной машины Мамардашвили, выше я уже указал на роль влюбленного взгляда женщины, без которого мысль Мераба не удерживалась (сам Мераб почему-то говорил о грузинском застолье как метафоре его мышления). Но есть и еще один интересный апокриф о жизни Мераба. Приехав в Москву, Мераб якобы был весьма неразговорчив - ему с трудом давалась русская речь, он стеснялся публичных выступлений и чаще, это подчеркивали современники и друзья, оставался в тени публичных дискуссий (он вообще жанр дискуссии не выносил), в том числе в кружке Щедровицкого.
Говорят, он преодолевал эту проблему почти по-демосфеновски: запирался в ванне с магнитофоном и слушал себя, моделируя голос, интонации, артикуляцию.
То есть «родиной» (или истиной) той самой волшебной понимательной среды, которую создавал на своих лекциях Мамардашвиди, был душ. Подорога отмечал, что Мамардашвили создавал в аудитории удивительную среду, оставаясь в которой, слушатель как будто бы понимал всё, но, выйдя из аудитории, эффект понимания мгновенно испарялся, ка будто бы слушатель удалялся от источника вай-фай. Так вот, получается, что вся публика в момент лекции принимала своего рода «душ Мамардашвили».
Вообще, трудно переоценить влияние фигуры Мамардашвили (причем даже не столько его мысли, сколько целого комплекса представлений о роли и месте интеллектуала в публичном пространстве) для нынешней интеллектуальной сцены, где действуют уже фактически три поколения детей философа Мамардашвили, из которых не последние, например, правый публицист Максим Горюнов или левые активисты питерской группы «Что делать?» Наследие и оппонирование ему его наследниками составляет существенную, если не доминирующую часть сети отечественных публичных интеллектуалов прямо сегодня.
Философgoryunoff
Во-первых, философия - это литературный жанр, не имеющий ничего общего с наукой. Как всякий литературный жанр и как искусство вообще, философия должна вызывать катарсис - особое переживание, особую возвышенную эмоцию. Особый аффект. Философия как жанр - это длинные монологи или, что реже, диалоги о том, зачем мы тут живем, куда вот это все на самом деле движется. Хороший философский трактат - это рассуждение, переход от одного тезиса о том, как нам жить правильно, к другому тезису на ту же тему. Или не как жить правильно, а как оно на самом деле тут все устроено.
Кому такое надо на рынке арта? Ну, есть покупатели. Это или очень образованные, и тогда им нужна наукообразность, элегантность литературная, эффект. Или это совсем не образованные и тогда продукт должен быть чудовищно ярким, экстатическим.
Нужен ли сейчас кому-нибудь Мамардашвили? Не знаю. Я его не читаю. И, думаю, его мало читают. Вообще, советские - они так далеко от нынешних реалий. Как можно думать о, допустим, казаках или, к примеру, о всякой православной чертовщине, опираясь на Щедровицкого или Игнатьева какого-нибудь? Получится скучное, грузное, старое.
Гораздо интересней совмещать чтение каких-нибудь сумасшедших нациков из XIX века с постколониальной критикой. Тут же речь не об истине. Тут речь о яркой метафоре, которая ситуативно, существует только сейчас.
И еще. Кто нынче актуален как никогда.
Появились социальные сети, а социальные сети - это агора: общественное пространство, в котором можно устраивать шоу вроде того, которое устраивали античные персонажи наподобие Диогена.
То есть сейчас интересны представления, которые устраивали всякие смешные персонажи на площадях и скверах Афин. В этом смысле безымянные персонажи, пишущие свои стихи на стенах в подземных переходах или всякие малолетние мыслители, придумывающие пафосные сентенции и тоже пишущие их в общественных мечтах - тоже оттуда.
Если обобщать, философия сегодня - это между глубокими надписями на заборах, посты в социальных сетях, чуть-чуть толстых книг, обрывки государственной и оппозиционной пропаганды, самопальные измышления и совсем мало религиозной тематики - проповедь официальной церкви, протестантов, разного рода подорванных идиотов.
Яков Охонько, ответственный секретарь журнала «Логос»
Философия, как и гуманитарное, а еще шире - академическое, знание в целом повторяют общеевропейскую траекторию с учетом некоторого отставания как следствия автаркичности советской науки.
Общий вектор на демократизацию, обмирщение прежде сакрального философского знания после некоторой задержки 1990-х - времени введения в оборот и освоения «интеллектуального навеса» (по аналогии с денежным - в экономике), накопленного за десятилетия изоляции, - в 2000-е и особенно 2010-е проявился предельно отчетливо. Процесс этот имел как вертикальное - просачивание философии сквозь плотный грунт академических институций к внеинституиональным или независимым игрокам (журналы, клубы, издательства), так и горизонтальное измерение - распространение знания в форме наиболее доступных и популярных текстов среди все более широкого круга читателей.
Сегодня философия, с одной стороны, стала достоянием многих. С другой, прозрачность, проницаемость приобрели сами дисциплинарные границы, поэтому чем именно интересуются те, кто проявляет интерес к этой сфере, необходимо тщательно анализировать. С издательских позиций интерес к интеллектуальной литературе и периодике ощущается как никогда остро. Отдельные книги переживают несколько переизданий, ширится круг русскоязычных авторов, способных говорить не только с коллегами, но и, как пишут в аннотациях, - со «всеми интересующимися философией», пестреет спектр бумажных и онлайн-изданий общегуманитарной и узко-философской направленности. Любопытным образом кризис сферы медиа в России совпал с ренессансом гуманитарных проектов, что отчасти - но не полностью - объясняется уходом в них выдавленных из общественно-политических СМИ медиаменеджеров и журналистов. Наиболее яркий пример - проект Arzamas.
Если сменить панорамный взгляд на более узкий, оценивать ситуацию изнутри редакции ведущего отечественного философского проекта «Логос», то спрос на нас заметно вырос на фоне выхода журнала за пределы строгого философского поля, серии интервенций в маргинальные, междисциплинарные или экспериментальные области знания, роста публичной активности, присутствия в социальных сетях и электронных медиа. Свежайший пример - специально для ярмарки «Нонфикшн» нам пришлось допечатывать последний номер журнала, посвященный трансформациям в сфере труда и досуга, так как первый тираж разошелся за считанные недели.
Философ Станислав Наранович
Я не мамардашвиливед. Я читал у него только сборник интервью и лекций «Как я понимаю философию», который кто-то подсунул мне лет десять назад, когда я только увлекся философскими текстами. Судя по тому, что увлекаюсь ими до сих пор, Мамардашвили не только не отвратил меня от философии, но даже внес вклад в интерес к ней. Это большая заслуга, чем кажется на первый взгляд, - существует множество философских текстов, из-за которых философию хочется запретить. Вряд ли бы я решил поступать на философский, если бы в школе мне попался, допустим, Ильин. Хуже того, приличные философские работы почти никогда не наделены свойствами, посредством которых вдохновят десятиклассника.
Мамардашвили обладает такой мотивирующей способностью. Его размышления о внутреннем устройстве, жизни и сознании философа обаятельны. Представление о философии не как о кабинетной науке, а как об определенном стиле жизни и способе существования очаровывало, поскольку предлагало перспективы гораздо более заманчивые, чем те, которые предлагали повседневность, школа и родители.
Читать русскую философию опасное предприятие - может вдруг начать казаться, что русская философия действительно существует. Вероятно, эту опасность сознавал и Мамардашвили, и именно поэтому при виде его размышлений не хочется блевать или зевать, что происходит при знакомстве с большинством отечественных философов, а само его имя ассоциируется не только с советской, но и континентальной традицией. Немного античности, немного Канта, феноменология, Пруст, в целом любовь к литературе - из всего этого мог бы сложиться не Мераб Мамардашвили, а, например, Жиль Делез. Фигура Мамардашвили - это фигура европейского философа настолько, насколько европейским мог стать философ, достигший акме при Брежневе.
Продажи философской литературы в книжных магазинах
Топ 10 продаж магазина «Москва» в разделе «философия»
1. Никола Макиавелли «Государь». СПб.: Азбука, 2014
2. Платон «Диалоги». СПб.: Азбука, 2015
3. Иммануил Кант «Критика чистого разума». М.: Эксмо, 2015
4. Пол Стретерн «Шопенгауэр» М.: Колибри, 2014
5. Леонардо да Винчи «Суждения о науке и искусстве» СПб.: Азбука, 2015
6. Аристотель «Поэтика. Риторика» СПб.: Азбука, 2015
7. Иммануил Кант «Критика практического разума» М.: Эксмо, 2015
8. Пол Стретерн «Кант» М.: Колибри, 2015
9. Ролан Барт «Мифологии», 3-е издание М.: Академический проект, 2014
10. Ицхак Адизес Новые размышления о личном развитии. Здоровье. Совесть. Любовь М.: Манн, Иванов и Фербер, 2015
Рейтинг продаж магазина falanster
1. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции. М.: Издательский дом «Постум», 2015
2. Беньямин В. Бодлер. М.: Ад Маргинем, 2015
3. Фуко М. Надзирать и наказывать. М.: Ад Маргинем, 2015
4. Уэст Д. Континентальная философия: введение. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2015
5. Агамбен Дж. Средства без цели. М.: Гилея, 2015
6. Гройс Русский космизм. М.: Ад Маргинем, 2015
7. Слотердайк П. Солнце и смерть. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2015
8. Харман Г. Четвероякий объект. Пермь: Гиле Пресс, 2015
9. Джеймисон Ф. Марксизм и интерпретация культуры. Екб.: Кабинетный ученый, 2015
10. Мамардашвили М. Психологическая топология пути. М.: Фонд Мераба Мамардашвили, 2014
Магазин «Все свободны», Санкт-Петербург
1. Ролан Барт «Фрагменты любовной речи»
2. Мишель Фуко «Надзирать и наказывать»
3. Александр Пятигорский «Свободный философ Пятигорский»
4. Грэм Харман «Четвероякий объект»
5. Джорджо Агамбен «Костер и рассказ»
6. Жиль Делёз «Лекции о Лейбнице»
7. Дэвид Уэст «Континентальная философия. Краткое введение»
8. Жан-Франсуа Лиотар «Состояние постмодерна»
9. Лосев «Диалектика мифа»
10. Жан Бодрийяр «Симулякры и симуляции»
Любовь Беляцкая и Артём Фаустов, сооснователи магазина «Все свободны»:
В магазине «Все свободны» раздел философии является едва ли не основным. Можно сказать, что именно за философской литературой сюда в основном и ходят. Это так, потому что купить эти книги можно далеко не везде. В сетевых магазинах выбор очень бедный, там торгуют главным образом масскультовым ширпотребом. В интернет-магазинах у вас нет возможности сперва познакомиться с текстом, подержать в руках издание. Поэтому и остается искать философию в небольших специализированных гуманитарных книжных вроде нашего.
Можно сказать, что в последние пару лет философии стали выпускать больше, интерес к ней растет. Многие тексты, считающиеся на Западе классикой, до сих пор не перевели на русский, их многие ждут с нетерпением. Некоторые вышли совсем недавно, как, например, важнейшая работа Сьюзен Сонтаг «О фотографии». Выпуск ее на русском в 2013 году был целым событием, а книга стала бестселлером. Традиционно спросом пользуются классики ХХ века, особенно французы левого толка - Сартр, Фуко, Бодрийяр, Барт, Ги Дебор. Из более умеренных и правых мыслителей - немцы Карл Шмитт, Хайдеггер и оба Юнгера. Конечно, всегда на коне главный поп-философ десятилетия, лакано-марксист из Словении Славой Жижек.
Из отечественных авторов интересуются Мамардашвили, Лифшицем, Пятигорским, из современников актуальны Гройс, Ямпольский, Рыклин, Петровская. Особенно востребована сейчас философия современного искусства (которое наша страна как будто каждые 10 лет заново для себя открывает). Античную классику тоже берут, но, главным образом, учащиеся. Остается еще много важных философских текстов, так и не изданных в России, особенно это касается современных мыслителей. В этом мы сильно отстаем, т. к. переводом философских трудов обычно занимаются энтузиасты. Когда выходит что-то новое и актуальное, это всегда вызывает интерес читателей, как, например, недавно вышедшая работа по объектно-ориентированной философии «Четвероякий объект» Грэма Хармана - актуальная и быстро изданная у нас книга.
Магазин «Ходасевич», Станислав Гайворонский
Первые полдюжины мест в нашем хит-параде философии занимают, практически, только новые книги независимых издательств. Это конечно (даму вперед) Ханна Арендт - читатели ждут любой ее книги и безуспешно ищут «Банальность зла», которую продают задорого перекупщики в интернете. Следующий, Гегель - «Лекции по философии духа» и с ней, или вместо нее, покупают советский четырехтомник гегелевской Эстетики.
Третье место занимает свободный философ Пятигорский, чье интервью или философическая статья есть в каждом номере латвийского журнала «Ригас Лайкс. Русское издание». Поскольку Ходасевич одно из, пожалуй, трёх мест в Москве где можно достать Ригас, то у нас весьма разнообразный выбор Пятигорского.
Следующее место делят господа Лакан и Фуко. Ими в последнее время читатели немного насытились, впрочем, как и Юнгером.
Зато нарасхват любой труд Эволы.
Традиционно сметают с полок советскую серию «Философское наследие», черные тома издательства «Правда» Кропоткина и Флоренского. Из антикварных книг мы можем похвастаться тем, что радовали читателей прижизненным томом Розанова, Этикой Спинозы и Похвалой Глупости столетней давности.
Ну и постоянно в продаже серия «Мыслители прошлого», антологии по истории философии, Философская энциклопедия. По 20 рублей у нас всегда можно найти атеистический словарь. И хуже всех покупают Ницше и Фрейда. Видимо все подростковые и студенческие библиотеки уже наводнены их книгами в мягких зелёных обложках.
Подготовил Антон Секисов