Театры. Ж-л "Современная драматургия". Сартр
Оригинал взят у s_fioletiviy в Театры. Ж-л "Современная драматургия". Сартр
У пьесы, о которой сегодня пойдет речь, забавная история. Сначала кратко расскажу о ее путешествовии по театрам.
Я отпечатал на принтере три копии текста пьесы и разложил их по папкам, чтобы оставить рукописи на вахте театра для литчасти. Две папки мне удалось сразу без проблем оставить в театрах им. Ермоловой и МХТ им. Чехова. С третьей копией вышла накладка. Обычно в театре не читают пьес в электронном виде (сразу отправляют в корзину). Дескать, у нас есть литературная часть, и авторы должны приносить ей пьесы в бумажном варианте. А вот в театре им. Гоголя (Гоголь - Центр), меня удивили. Оказывается, в этом театре уже нет литчасти. Там мне бойкая сотрудница сказала: "Присылайте пьесу в электронном виде. Худрук и режиссеры обязательно ее прочтут". Пожалуй, Гоголь - Центр единственный в Москве театр, в котором нет литературной части. Я отправил файл с текстом пьесы по электронной почте на адрес этого центра. Прогресс! Опять же немалая экономия за счет ликвидации штата литчасти.
Когда стало уже безнадежно ждать из этих театров хоть какого-то отклика по поводу моей пьесы, я вспомнил про третью папку с рукописью. Не пропадать же ей. И отнес ту в театр им. Вахтангова. Оставил папку с пьесой на вахте театра с припиской "В литчасть". Не поверите! Буквально на следующий день мне позвонили по телефону из литчасти театра с гневным призывом срочно забрать свою пьесу. Тётенька с другого конца провода возмущенным голосом мне прокричала. Да как я посмел принести в их театр пьесу с таким названием". И пояснила еще более гневно: "Вы представляете себе, что на афише нашего театра, академического! театра будет светиться слово "Тошнота".
Мне ничего не оставалось, как пойти на вахту театра и забрать свою папку. Но когда я взял ее в руки, меня посетила обнадеживающая мысль. Надо отнести пьесу не в академический театр. Благо такой театр был от вахтанговского недалеко. В театре «У Никитских ворот» мне повезло, на вахте оказалась тётечка из литчасти. Вот что она добродушно сказала мне, когда я протянул ей папочку с рукописью пьесы: «Нет смысла оставлять мне пьесу. Наш худрук Марк Григорьевич (Розовский) давно ничего не читает. У него репертуарный план спланирован на два года вперед. Может быть потом…» Но я почувствовал в ее интонации нотки сомнения и в этом "потом".
Так я убедился, что театры просто "черная дыра" для современных пьес. Они там просто бесследно исчезают. Тут я понял хитрость Гоголь - Центра. Где есть литчасть, от нее еще могут настырные авторы потребовать каких-то объяснений. А что спросишь с электронной "черной дыры"…
Вывод прост. Ставить и показывать зрителям современные пьесы московские театры не собираются. А зачем. Режиссеры и без них круто выезжают за счет новых эпатажей на старых пьесах, особенно на классике. А ставить новые пьесы опасно. Уровень большинства московских театральных режиссеров такой, что они просто бояться ставить нигде не обкатанные пьесы. От неспособности понять и оценить новый текст они избегают даже их читать. Хитрость художественных руководителей и режиссеров продумана до мелочей. Чтобы не попасть впросак. Прочел, а нового Шекспира не увидел… Поэтому они забаррикадировались тётечками и дядечками из литчасти. Пусть те читают новые пьесы и бросают их в мусорные корзины. А с нас взятки гладки.
Мне возразят, но иногда театры ставят современные пьесы. Да, ставят, но или обкатанные на сценах театров Запада или наши пьески с таким же легким эпатажем и с текстами под свою извилину. Всех их спасает то, что они в московских театрах все такие. И это надолго. Начинающие режиссеры подобраны и воспитаны в том же духе.
Нам ничего не остается, как придушить свое желание поставить пьесу на сцене. Но у меня еще оставалась попытка пробиться к читателям. Вынести текст пьесы на их суд. Попробовать опубликовать его в журнале "Современная драматургия". Так я оказался в его редакции. Меня встретил редактор, радушно взял мою папочку с рукописью. И сказал, что он прочтет пьесу, а потом даст ее читать главному редактору. После будет принято решение о публикации пьесы. Не то чтобы я был окрылен, но был несколько взбодренным. Это не театры. Тут редактор обещал даже прочитать пьесу.
Узнать результат его чтения я пришел через четыре месяца, посчитав срок для чтения достаточным. Я зашел в кабинет к редактору. Он вежливо, но кратко мне сказал: "Да, мы прочитали вашу пьесу. Извините, но она нам не подходит". И вернул мне мою папочку с рукописью. Его некоторое замешательство меня сразу насторожило. Я вышел из кабинета. И стал быстро искать скамейку, чтобы сесть. Меня интересовало в тот момент только одно: редактор журнала честно прочитал мою пьесу или он попался на мою хитрость? Когда я раскрыл папку и вытащил из нее рукопись, я понял. Редактор попался. На третьей страницы рукописи я специально загнул уголок листа бумаги. Уголок оставался девственно свернутым, его ни разу никто не отгибал. Редактор рукопись не читал.
Да и я, и вы на его месте также поступили. А зачем читать, утруждать себя, да еще ломать голову, вникая в содержание пьесы. Ведь все номера журнала давно сверстаны. А тут какой-то наглый автор со стороны хочет попасть на священные, как коровы в Индии, наши страницы… Только не понятно, на кого после этого сетует главный редактор журнала "Современная драматургия". В одно из интервью он признался, что тиражи журнала никакие, сотрудникам не из чего платить зарплату. Да, можно печатать в журнале пьесы нужных авторов, но, увы, нельзя заставить читателей тех читать. Тошнота.ру. Но это не о пьесе.
Теперь отступим ко времени до ее написания. Меня всегда удивляло, почему роман "Тошнота" Жан-Поля Сартра наделал так много шума. Хотя многие читатели уверяют, что когда они взялись за эту книгу, то уже к вечеру их начало тошнить вместе с главным героем от вещей вокруг. Чуть ли не вырвало.
После чтения романа я не "подавился" вещами, как Рокантен, главный герой романа. Обычная галька на берегу моря так и остается в моих руках обычной. Но даже пусть камень вдруг показался бы мне чужеродным, неузнаваемым, навязчивым и пугающим. Даже живущим собственной жизнью. Почему меня от этого фокуса должно тошнить? Конечно, меня тоже могло бы стошнить, если бы я вслед за Рокантеном стал подбирать с земли клочки бумаги, выпачканные в дерьме, да еще с желанием засунуть их в рот.
Да, мне тоже иногда кажется, что вещи вокруг нас вредные и с норовом. То шнурок развяжется на эскалаторе в метро. То на припорошенном снежком тротуаре нагло вылезет ледышка под ноги. И ты сначала летишь кверхтормашки, а потом крепко прикладываешься затылком о тротуар. А уж что вещи вытворяют ночью. Какой стол или стул не норовит поставить тебе подножку. И какой угол мебели не метит дать тебе левым хуком по печени. А сколько гневных искр вылетело из глаз от джеба двери тебе в лоб. Тапок же непременно сбежит, что никакой длины ноги не хватит его достать. Но ведь Протагор давно сказал миру, человек - есть мера всех вещей.
Однако странно, когда Рокантен, наконец, выздоровел, не смог подобрать грязную бумажку, он делает нелепый вывод: "Я утратил свободу, я больше не властен делать то, что хочу". Да еще увидел бессмысленность своего существования.
Приди Сартр с такой филиппикой против вещей к редакторам наших журналов и издательств, его так бы там так отэкзистенциалили…
Но особенно смешным мне показалось намерение Рокантена написать книгу, точнее сказку прекрасную и твердую как сталь. Такую, чтобы люди, когда ее прочтут, устыдились бы своего существования. Евронаивность.
Конечно, Достоевский то же был наивным, но не до такой степени. Да, мир героев, созданный Достоевским, порой кажется страшным. Но все-таки он страшен условно, теоретически, по-интеллигентски. В жизни, рядом есть люди, которые не удивляются ни моральному закону в себе по Канту, ни вопросу, а действительно ли "все позволено"? А коль Бога нет и все позволено, то почему сделать ничего не можешь? Есть от чего сойти с ума. Но все это лишь интеллектуальные примочки. Рядом миллионы реальных преступников, для которых Бога давно нет и все "позволено". Убьют, не моргнув, всего за несколько центов. Это, разумеется, знал писатель. Насмотрелся он на таких на каторге. Но те книги не читают…
Мой главный герой пьесы тоже интеллектуал. Однако, тошнит его совсем от другого, а сочинил он - сказку-киллер.
Тошнота.Ру
Сартромедия
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ДАНИЛА РУЗОВ.
ПАВЕЛ АЛЕКСЕЕВИЧ МАРДОСОВ,
НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА, его жена.
ЛИДА, дочь.
СТАС АБЕН, жених Лиды.
ВИТАЛИЙ СЕМЕНОВИЧ ДАРКИН.
АЛЕКСЕЙ УШАКОВ.
МИХАЛЫЧ БОГДАНОВ.
ВЛАДИМИР ПЕТРОВ.
ЕЛЕНА АДАМОВНА.
ВАДИМ ЛЕОНИДОВИЧ КОМКОВ, следователь.
АКТЕР-ВЕДУЩИЙ,
АКТЕРЫ, внутрипостановочных диалогов.
Банкиры, телеведущая, музыканты, официанты, охранники.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БАНКЕТНЫЙ ЗАЛ
Хордбанка. Прием а-ля фуршет. По залу снуют официанты с подносами для напитков. В конце зала на подиуме у стены камерный оркестр играет Чайковского. Гости взвинчены от выпитого вина, музыки и долгого ожидания виновника торжества президента Хордбанка Рузова (слышны недовольные реплики в его адрес). В правой части зала подальше от оркестра вокруг барного стола Brasserie стоят Мардосов, его жена, дочь и Абен. Они вяло пьют вино, без аппетита закусывают. Мардосов с недовольством замечает своим молодым спутникам.
МАРДОСОВ. Мне долго еще выковыривать из ушей Чайковского? Где ваш гарвардский мальчик в коротких штанишках?
ЛИДА. Папа, ты спутал Данилу с ельцинскими младореформаторами.
МАРДОСОВ. Какая разница!
АБЕН. Ну не скажи, Павел Алексеевич. Данила доктор экономики уже не по-нашенски.
МАРДОСОВ. Однако, копун ваш Данила - по-нашенски.
АБЕН. Данила копун? Готов спорить. Ни один банкир в этом зале не может похвастать его ретивостью. Выпнуть!.. в первый же свой рабочий день из банка начальника службы безопасности.
МАРДОСОВ (жене). Вот видишь, Наталья Владимировна, явилась новая порода очкариков. Раньше им давали пинков на улице, а теперь они выпинывают туда людей… Но Богданова мне жаль. Бывший кгбешник был охранником от бога.
НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА. За что же Данила выгнал такого ценного кадра?
АБЕН. За "жучки" в своем кабинете. А кто поймал Богданова за руку, знаете? (Лиде) Твой бывший муж и фсбэшник Вовка.
ЛИДА. Петров всегда ловил всех за руку. Поэтому не нравился тебе, папа.
МАРДОСОВ. Солдафон - твой Вовка.
Пауза.
НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА. Данила, по-моему, просто подражает Рузову старшему. Тот тоже никогда не встречал гостей. Выдерживал долгую паузу и лишь затем народу - яв-ля-лся… Прости меня, Господи! Не хорошо вспомнила об убиенном.
МАРДОСОВ (вспыхивает). Наталья Владимировна, ты сама хоть поняла, что ты сказала?
НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА. Да помню я, помню, что отец Данилы наложил на себя руки. Обмолвилась.
С левой стороны зала появляется Рузов. Его замечают Абен и Лида. Они невольно устремляются ему навстречу. Абен на ходу вытаскивает из кармана пиджака бейсболку с вытесненной надписью над козырьком "2-я ШКОЛА". Надевает ее на голову. Первым подскакивает к Рузову.
АБЕН. "Крука-сука". (Протягивает руку для пожатия.)
РУЗОВ. "Сука-Крука". (Но руку в ответ не подает.)
АБЕН. Привет, второшкольник! В нашем полку прибыло. Не застрял в Америке. Я рад снова видеть своего одноклассника и коллегу в Москве.
РУЗОВ. Коллегу?
АБЕН. Ну, да. Я тоже президент банка "Московия". Конечно, он пока беднее твоего банка.
РУЗОВ. Но рука у тебя богаче моей…
АБЕН. Богаче? Ааа, ты о моих часах Richard Mille. (Гордо.) "Черепная" серия... (Видит свою одиноко торчащую в воздухе руку со швейцарскими часами.)
Стоящая рядом известная телеведущая на такую сценку рукопожатия громко прыскает со смеха. Абен осознает свою комичность. Опускает руку, резко разворачивается и уходит, злобно шипя про себя.
ЛИДА. Вот как Harvard портит людей. Ты даже не рад встречи с бывшими одноклассниками.
РУЗОВ. Почему же? Тебя, Лида, я очень рад видеть. Здравствуй!
ЛИДА. Привет, коль не шутишь. Что, тогда зажигаем, как в добрые времена. Нашим приветствием в стиле хип-хоп.
РУЗОВ. …банкиру как-то не к лицу фривольные рукопожатия. Да и образу диоровской женщины-цветка в духе neo new look то же.
ЛИДА. Ты смотри, даже заметил мой наряд.
РУЗОВ. Я ж тебя помню в ярко-рыжем парике, с кольцом в ноздре и разбитых гриндерсах.
ЛИДА. А себя - в потертой коже байкера на ревущем Harley забыл? (Неожиданно ее толкает в спину молодой человек в попытке перехватить у идущего мимо официанта бокал с подноса. Не дождавшись извинений.) У мужчин не осталось ни капли уважения к женщинам. А когда-то они даже пили вино из их туфелек.
РУЗОВ. Мужчины и сегодня рады бы махнуть вина из туфли своей дамы. Да кто ж осилит такую дозу…
ЛИДА. Ну, и гад ты, Рузов! Даже американские феминистки не отбили у тебя охоту подкалывать женщин.
РУЗОВ. Моя подколка им только польстила бы…
Неловкая пауза.
Лида невольно оглядывается. Замечает в невдалеке стоящего начальника службы безопасности Хордбанка Петрова, который общается с охранниками в зале через гарнитуру скрытого ношения. Окликает его.
ЛИДА. Петров! (Рукой подзывает к себе. Тот подходит.)
РУЗОВ. Лида, вы поговорите без меня. А я… я пойду приветствовать гостей. Положение обязывает. (Ходит по залу, здоровается со знакомыми. Но уже никто не рискует обмениваться с ним рукопожатием.)
ЛИДА. Петров, ты удивил меня. Ушел со службы.
ПЕТРОВ. Скорее меня ушли...
ЛИДА. Поймал начальство за руку. Но переть против системы не стал, подал рапорт на увольнение. Ты повзрослел.
ПЕТРОВ. А ты, я слышал, выходишь замуж за Абена. Раньше сказали б, хохотал бы до слез.
ЛИДА. Я тоже повзрослела. У меня теперь новый гуру. Моя парикмахерша.
ПЕТРОВ. Словно, слышу, как она говорит…
ЛИДА. Любой мудак может навесить на уши женщине свой концепт неповторимой любви к ней. А вот повесить на ее ушки бриллиантовый концептик. Редкий мужчина… Стас из них. Ладно, вольно. Отпускаю. Иди, охраняй своего шефа. (Направляется к своим спутникам.)
Подходит к барному столу. Абену, мрачно жующему бутерброд.
ЛИДА. Стас, бейсболку хоть сними. Та телеведущая на тебя уже без смеха смотреть не может. (Абен срывает с головы бейсболку.)
АБЕН. Я закопаю!.. Рузова.
МАРДОСОВ. Гарвардский мальчик кем возомнил себя, русским Рокфеллером? Для этого мало потоптаться на Уолл-стрит. (Вытирает салфеткой рот.) Пойду, поставлю мальчика на место. (Покидает барный стол.)
Идет по залу в сторону Рузова. Встречаются.
МАРДОСОВ. Данила, сколько лет… Я рад, наконец-то, видеть сына моего старого друга. (Протягивает ему руку.) Поздравляю со вступлением в должность президента Хордбанка! (Рузов в замешательстве смотрит на протянутую ему руку.)
РУЗОВ. И у Вас Richard Mille?! Ну хоть не "песковской" серии… (Вдруг снимает очки, обходит руку Мардосова и приобнимает того за плечи.) Павел Алексеевич, благодарю за поздравление. (Снова надевает очки.) Я тоже рад Вас видеть… все в такой же спортивной форме.
МАРДОСОВ. Мне без нее никак. Сзади молодые зубастые конкуренты кусают за пятки. Бегаю по утрам по Москве. Кстати, как она тебе? Не врут, что после долгой разлуки и смог отечества нам сладок и приятен?
РУЗОВ. Сладок. Если начать кушать водку в аэропорту, а далее по курсу не просыхать.
МАРДОСОВ. Все течет… а Данила не меняется. Дай повод поржать над родным осиновым.
РУЗОВ. Пока не дали. Вот в прошлый мой приезд к отцу я поржал. Над осиновым усердием губернских чинов в Сибири. Когда те топорами валили на трассе к городу афиши спектакля "В ожидании Годо". Дескать, не то подумает, едущее к ним кабминовское тело.
МАРДОСОВ (поспешно). А в Америке что, нет осиновых чиновников?
РУЗОВ. Куда ж без них и там. Правда, их осиновость с живинкой что ли. Один служебный минет президента чего стоил. Омолодил нацию эдак на пять предвыборных кампаний…
МАРДОСОВ. Ну, хватит! Данила. Я не подыгрывать тебе подошел. А на правах старого друга твоего отца дать тебе совет. Не заносись! Не зли людей, особенно близких тебе. Я вот до сих пор не забыл. Как ты отблагодарил меня за мою заботу. Пристроить тебя на службу в Минфин.
РУЗОВ. Павел Алексеевич, я б и сейчас ответил. Служить бы рад, коррумпироваться тошно.
МАРДОСОВ. Ну, не обожгись! Данила.
РУЗОВ. Постараюсь, Павел Алексеевич. (Покидает собеседника.)
Мардосов с сердитым выражением лица возвращается к своим спутникам.
АБЕН (ему на ухо). Павел Алексеевич, не похоже, что ты вздрючил Рузова.
МАРДОСОВ (с раздражением). Вазелин забыл. Но посмотрим, кто будет ржать последним… Мы с тобой хоть "Братьев Карамазовых" не читали.
АБЕН. Я начинал…
МАРДОСОВ. Но в банковском деле посильнее будем гарвардского мальчика. Так?
АБЕН. Кто б сомневался.
МАРДОСОВ. Вот и оставим его без штанишек… (Лида замечает, что Рузов выходит из зала. Направляется за ним.)
НА ТЕРРАСЕ
Хордбанка. Появляется Рузов. Опирается руками на перила. Задумчиво смотрит на окна домов напротив. На террасу заходит Лида.
ЛИДА. Данила, я тебе не помешала? Захотелось покурить. (Закуривает сигарету.) Удачно, что твои гости не знают о существовании этой террасы. Тут бы яблоку было негде упасть от курильщиков. А так можно серьезно поговорить. (Поворачивается лицом к Рузову.) Хочу, чтоб ты знал. Я выхожу за Абена замуж.
РУЗОВ. Поздравляю со скорым появлением на свет новорожденного - МардосовМосковиябанк. (Лида без внимания на его иронию.)
ЛИДА. И ты не смей при мне опускать Стаса.
РУЗОВ. Да не хотел я унижать его. Я без злого умысла не пожал руку Стасу. По-другому я не мог. После смерти отца я словно заболел.
ЛИДА. О, и мы с мамой рыдали в истерике. Когда узнали, что Александр Данилович удушил себя. Да еще на дне пустого бассейна...
РУЗОВ. Моя болезнь не из обычных. Меня стало тошнить от рукопожатия с банкирами. Я вижу и чувствую, будто жму не их руку, а зеленую липкую жабью лапу…
ЛИДА. С ума сойти! И так со всеми банкирами?
РУЗОВ. Не знаю. Но на днях в Крокус Сити я встретил бывшего коллегу с Уолл-стрит. На радостях от встречи потерял бдительность. Пожал ему руку - тошнота до рвоты…
ЛИДА. Во как... (Ей приходит мысль. Щелчком пальца отправляет свой окурок с террасы вниз на асфальт.) Данила, а давай, мы с тобой поздороваемся за руку. (Протягивает ему ладонь.)
РУЗОВ. Опыт дочери банкира на себе. Смело. (Дает ей свою ладонь.)
Лида крепко жмет ее. Вдруг лицо Рузова искажается от сильного тошнотворного приступа. Он вырывает руку из ладони Лиды. Бросается на другой конец террасы.
ЛИДА (вслед). Нет-нет! Данила, (смотрит на свою руку) у меня не жабья лапа. Это глюки. Ошибка! (Одна.) Мило пообщалась с другом юности. Надо срочно бежать. Домой! А там напиться и забыть про свой позор. (Быстро уходит. С другого конца террасы возвращается Рузов.)
РУЗОВ. Лида, но дочь же за отца не в ответе… (Не находит ее на террасе.) Ушла. Обиделась. Нет, так дальше жить невыносимо! Надо лечиться. И что я скажу доктору? Что у меня на рукопожатие банкиров аллергия с болотными глюками. И чем именитее банкир, тем его лапа зеленее… Доктор прыснет в кулачек и молвит. Да, чудная у Вас аллергия. Бывает еще такая на цвет зеленой капусты. Но чтобы на цвет банкиров…
КАБИНЕТ
президента Хордбанка. Его обстановка сохранилась такой же, как при Рузове старшем. Только на стене над креслом наследника появился портрет основателя банка. В кабинет входят Елена Адамовна и Рузов.
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Данил, Александрович, как Вам наш ланч?
РУЗОВ (в сторону). Если б я еще помнил, что ел... (Вслух.) Похоже, было вкусно. (Про себя.) Мутило б, как вчера на веранде, помнил бы. (Берет со своего рабочего стола офис-папку.) Елена Адамовна, вот подписанные документы. Разошлите их по отделам. (Та берет папку, в волнении теребит ее угол. После некоторой заминки.)
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Данила Александрович… я хотела бы поговорить о вашем отце.
РУЗОВ. Конечно. Я тоже все время хотел поговорить о нем с Вами. С первого моего дня здесь. Да все как-то не получалось. (Придвигает ей кресло.) Садитесь.
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Данила Александрович, вы верите, что ваш отец сам ушел из жизни?
РУЗОВ. Я не должен доверять заключению следствия? У Вас другое мнение?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Я уверена, что Александра Даниловича убили. В банке не одна я так считаю. Покончить с жизнью ни с того ни с сего. Такое бывает только в сценах театра абсурда, сказал бы сам Александр Данилович.
РУЗОВ. О, Елена Адамовна, вы даже знали, как мой отец относился к театру абсурда. (Отходит в сторону.) Но почему-то он удушил себя самым абсурднейшим способом? Со связанными руками и ногами. (После некоторого раздумья снова к собеседнице.) Вы кого-нибудь конкретно подозреваете в убийстве моего отца?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Нет. Я не могу даже представить, кто мог бы быть таким нелюдем. Александр Данилович был таким добрым, интеллигентным человеком.
РУЗОВ. Не забывайте, все-таки он был банкиром… Елена Адамовна, вы были последней, кто видел моего отца в ту пятницу вечером в банке. Не помните, он был встревожен, напуган? Как он вел себя, когда прощался с Вами?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Не знаю, стоит ли мне об этом говорить... В тот вечер мы с Александром Даниловичем не расставались. Мы вместе поехали в консерваторию слушать Баха. (Виновато.) У нас с Александром Даниловичем был, как говориться, служебный роман...
РУЗОВ (после смятения). …но вы не ответили. В каком настроении был в тот вечер мой отец?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. В очень хорошем. А утром постоянно шутил. Мы сходили в ресторан, пообедали. Потом он уехал к себе в загородный дом. Ох, как я корю себя за то, что я не поехала на выходные к Александру Даниловичу. Тогда бы Сашу не убили… (Невольно на ее глазах выступили слезы.)
РУЗОВ. Не казните себя, Елена Адамовна. Если моего отца убили, то причина не в днях или временах года…
Пауза.
ЕЛЕНА АДАМОВНА. …еще я Вам не сказала. Я наняла частного детектива для поиска убийцы. Но пока он его не нашел. Однако детектив тоже считает, что с самоубийством вашего отца не все так чисто.
РУЗОВ. Что-то еще к своим подозрениям вы можете добавить?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Нет. Что хотела, я сказала. И что могла, сделала. (Встает с кресла.) Теперь вся надежда на Вас. (Поспешно выходит из кабинета.)
РУЗОВ. Ясно. Женщина потеряла любимого человека. Действительность для нее исказилась. Кругом мерещатся убийцы. (Невольно останавливается напротив висящего на стене портрета отца. Будто впервые тот рассматривает.) А ты, отец, был не так одинок, как я считал… Как мало, оказывается, я знаю о тебе. Не видел ли и я тебя по-шиловски? Салонно. Идеализировал твой образ. Восхищался! Парадно радовался встречи с тобой. Показно жарко жал тебе руку. (Невольно смотрит на свою ладонь.)
Словно загипнотизирован. Затем резко опускает руку. Отходит от портрета. Раздается громкий стук в дверь кабинета. Входит Даркин.
ДАРКИН. Данила Александрович, извините. Рискнул зайти без предупреждения. Елена Адамовна куда-то отлучилась.
РУЗОВ. Проходите.
ДАРКИН. Буду краток. Я хочу все-таки сегодня получить ответ. Будем ли мы заключать сделку по покупке земли? Партнеры торопят. Эти земли на Рублевке, кусок лакомый под застройку. Затянем, конкуренты нас обставят.
РУЗОВ. Виталий Семенович, увы, я не готов дать ответ по этой сделке. Кое-что в ней меня смущает.
ДАРКИН. Ваш отец, когда его что-то смущало в коммерческой сделке, полностью доверялся мне.
РУЗОВ. Но я в банке без году неделя. Не привык еще к слепому доверию своим замам. Я хочу изучить все возможные риски этой сделки. Ведь банку придется осваивать новый для себя девелоперский бизнес.
ДАРКИН. Данила Александрович, только один совет. Забудьте про функции Гаусса. Для оценки рисков российских сделок эта штука бесполезная. У нас работают по принципу: куда кривая выведет… Хотя понимаю. После Гарварда - это звучит дико. (Направляется к выходу из кабинета.)
РУЗОВ. Виталий Семенович, постойте. (Даркин задерживается. После небольшой паузы.) Вы помните, свою последнею встречу с моим отцом?
ДАРКИН. Да. Это был конец рабочей недели. Мы встречались… после ланча. Да-да, я вспомнил. Точно, вот также как сейчас с Вами. Ничего особенного. Был короткий деловой разговор и только.
РУЗОВ. А вы верите заключению следствия, что мой отец добровольно покончил с жизнью? (Даркин заметно напрягается.)
ДАРКИН. У меня скорее чувство не неверия, а недоумения. Банкротом ваш отец не был. Возможно, что-то личное повлияло на роковое решение Александра Даниловича.
РУЗОВ. Болезнь, любовь? Но смертельной болезни у отца врачи не обнаружили. (Снова останавливается возле портрета отца.) Он был любим. (Даркину.) Может, к моему отцу послали оригинального киллера? И тот инсценировал его диковинный суицид. Что на месте происшествия один из оперативников, глядя на тело моего отца, даже не выдержал. Невольно вскликнул. Он что фокусник Гарри Гудини?!
ДАРКИН. Я такого киллера на месте заказчика послал бы куда подальше. (Выходит из кабинета.)
Читать продолжение
У пьесы, о которой сегодня пойдет речь, забавная история. Сначала кратко расскажу о ее путешествовии по театрам.
Я отпечатал на принтере три копии текста пьесы и разложил их по папкам, чтобы оставить рукописи на вахте театра для литчасти. Две папки мне удалось сразу без проблем оставить в театрах им. Ермоловой и МХТ им. Чехова. С третьей копией вышла накладка. Обычно в театре не читают пьес в электронном виде (сразу отправляют в корзину). Дескать, у нас есть литературная часть, и авторы должны приносить ей пьесы в бумажном варианте. А вот в театре им. Гоголя (Гоголь - Центр), меня удивили. Оказывается, в этом театре уже нет литчасти. Там мне бойкая сотрудница сказала: "Присылайте пьесу в электронном виде. Худрук и режиссеры обязательно ее прочтут". Пожалуй, Гоголь - Центр единственный в Москве театр, в котором нет литературной части. Я отправил файл с текстом пьесы по электронной почте на адрес этого центра. Прогресс! Опять же немалая экономия за счет ликвидации штата литчасти.
Когда стало уже безнадежно ждать из этих театров хоть какого-то отклика по поводу моей пьесы, я вспомнил про третью папку с рукописью. Не пропадать же ей. И отнес ту в театр им. Вахтангова. Оставил папку с пьесой на вахте театра с припиской "В литчасть". Не поверите! Буквально на следующий день мне позвонили по телефону из литчасти театра с гневным призывом срочно забрать свою пьесу. Тётенька с другого конца провода возмущенным голосом мне прокричала. Да как я посмел принести в их театр пьесу с таким названием". И пояснила еще более гневно: "Вы представляете себе, что на афише нашего театра, академического! театра будет светиться слово "Тошнота".
Мне ничего не оставалось, как пойти на вахту театра и забрать свою папку. Но когда я взял ее в руки, меня посетила обнадеживающая мысль. Надо отнести пьесу не в академический театр. Благо такой театр был от вахтанговского недалеко. В театре «У Никитских ворот» мне повезло, на вахте оказалась тётечка из литчасти. Вот что она добродушно сказала мне, когда я протянул ей папочку с рукописью пьесы: «Нет смысла оставлять мне пьесу. Наш худрук Марк Григорьевич (Розовский) давно ничего не читает. У него репертуарный план спланирован на два года вперед. Может быть потом…» Но я почувствовал в ее интонации нотки сомнения и в этом "потом".
Так я убедился, что театры просто "черная дыра" для современных пьес. Они там просто бесследно исчезают. Тут я понял хитрость Гоголь - Центра. Где есть литчасть, от нее еще могут настырные авторы потребовать каких-то объяснений. А что спросишь с электронной "черной дыры"…
Вывод прост. Ставить и показывать зрителям современные пьесы московские театры не собираются. А зачем. Режиссеры и без них круто выезжают за счет новых эпатажей на старых пьесах, особенно на классике. А ставить новые пьесы опасно. Уровень большинства московских театральных режиссеров такой, что они просто бояться ставить нигде не обкатанные пьесы. От неспособности понять и оценить новый текст они избегают даже их читать. Хитрость художественных руководителей и режиссеров продумана до мелочей. Чтобы не попасть впросак. Прочел, а нового Шекспира не увидел… Поэтому они забаррикадировались тётечками и дядечками из литчасти. Пусть те читают новые пьесы и бросают их в мусорные корзины. А с нас взятки гладки.
Мне возразят, но иногда театры ставят современные пьесы. Да, ставят, но или обкатанные на сценах театров Запада или наши пьески с таким же легким эпатажем и с текстами под свою извилину. Всех их спасает то, что они в московских театрах все такие. И это надолго. Начинающие режиссеры подобраны и воспитаны в том же духе.
Нам ничего не остается, как придушить свое желание поставить пьесу на сцене. Но у меня еще оставалась попытка пробиться к читателям. Вынести текст пьесы на их суд. Попробовать опубликовать его в журнале "Современная драматургия". Так я оказался в его редакции. Меня встретил редактор, радушно взял мою папочку с рукописью. И сказал, что он прочтет пьесу, а потом даст ее читать главному редактору. После будет принято решение о публикации пьесы. Не то чтобы я был окрылен, но был несколько взбодренным. Это не театры. Тут редактор обещал даже прочитать пьесу.
Узнать результат его чтения я пришел через четыре месяца, посчитав срок для чтения достаточным. Я зашел в кабинет к редактору. Он вежливо, но кратко мне сказал: "Да, мы прочитали вашу пьесу. Извините, но она нам не подходит". И вернул мне мою папочку с рукописью. Его некоторое замешательство меня сразу насторожило. Я вышел из кабинета. И стал быстро искать скамейку, чтобы сесть. Меня интересовало в тот момент только одно: редактор журнала честно прочитал мою пьесу или он попался на мою хитрость? Когда я раскрыл папку и вытащил из нее рукопись, я понял. Редактор попался. На третьей страницы рукописи я специально загнул уголок листа бумаги. Уголок оставался девственно свернутым, его ни разу никто не отгибал. Редактор рукопись не читал.
Да и я, и вы на его месте также поступили. А зачем читать, утруждать себя, да еще ломать голову, вникая в содержание пьесы. Ведь все номера журнала давно сверстаны. А тут какой-то наглый автор со стороны хочет попасть на священные, как коровы в Индии, наши страницы… Только не понятно, на кого после этого сетует главный редактор журнала "Современная драматургия". В одно из интервью он признался, что тиражи журнала никакие, сотрудникам не из чего платить зарплату. Да, можно печатать в журнале пьесы нужных авторов, но, увы, нельзя заставить читателей тех читать. Тошнота.ру. Но это не о пьесе.
Теперь отступим ко времени до ее написания. Меня всегда удивляло, почему роман "Тошнота" Жан-Поля Сартра наделал так много шума. Хотя многие читатели уверяют, что когда они взялись за эту книгу, то уже к вечеру их начало тошнить вместе с главным героем от вещей вокруг. Чуть ли не вырвало.
После чтения романа я не "подавился" вещами, как Рокантен, главный герой романа. Обычная галька на берегу моря так и остается в моих руках обычной. Но даже пусть камень вдруг показался бы мне чужеродным, неузнаваемым, навязчивым и пугающим. Даже живущим собственной жизнью. Почему меня от этого фокуса должно тошнить? Конечно, меня тоже могло бы стошнить, если бы я вслед за Рокантеном стал подбирать с земли клочки бумаги, выпачканные в дерьме, да еще с желанием засунуть их в рот.
Да, мне тоже иногда кажется, что вещи вокруг нас вредные и с норовом. То шнурок развяжется на эскалаторе в метро. То на припорошенном снежком тротуаре нагло вылезет ледышка под ноги. И ты сначала летишь кверхтормашки, а потом крепко прикладываешься затылком о тротуар. А уж что вещи вытворяют ночью. Какой стол или стул не норовит поставить тебе подножку. И какой угол мебели не метит дать тебе левым хуком по печени. А сколько гневных искр вылетело из глаз от джеба двери тебе в лоб. Тапок же непременно сбежит, что никакой длины ноги не хватит его достать. Но ведь Протагор давно сказал миру, человек - есть мера всех вещей.
Однако странно, когда Рокантен, наконец, выздоровел, не смог подобрать грязную бумажку, он делает нелепый вывод: "Я утратил свободу, я больше не властен делать то, что хочу". Да еще увидел бессмысленность своего существования.
Приди Сартр с такой филиппикой против вещей к редакторам наших журналов и издательств, его так бы там так отэкзистенциалили…
Но особенно смешным мне показалось намерение Рокантена написать книгу, точнее сказку прекрасную и твердую как сталь. Такую, чтобы люди, когда ее прочтут, устыдились бы своего существования. Евронаивность.
Конечно, Достоевский то же был наивным, но не до такой степени. Да, мир героев, созданный Достоевским, порой кажется страшным. Но все-таки он страшен условно, теоретически, по-интеллигентски. В жизни, рядом есть люди, которые не удивляются ни моральному закону в себе по Канту, ни вопросу, а действительно ли "все позволено"? А коль Бога нет и все позволено, то почему сделать ничего не можешь? Есть от чего сойти с ума. Но все это лишь интеллектуальные примочки. Рядом миллионы реальных преступников, для которых Бога давно нет и все "позволено". Убьют, не моргнув, всего за несколько центов. Это, разумеется, знал писатель. Насмотрелся он на таких на каторге. Но те книги не читают…
Мой главный герой пьесы тоже интеллектуал. Однако, тошнит его совсем от другого, а сочинил он - сказку-киллер.
Тошнота.Ру
Сартромедия
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ДАНИЛА РУЗОВ.
ПАВЕЛ АЛЕКСЕЕВИЧ МАРДОСОВ,
НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА, его жена.
ЛИДА, дочь.
СТАС АБЕН, жених Лиды.
ВИТАЛИЙ СЕМЕНОВИЧ ДАРКИН.
АЛЕКСЕЙ УШАКОВ.
МИХАЛЫЧ БОГДАНОВ.
ВЛАДИМИР ПЕТРОВ.
ЕЛЕНА АДАМОВНА.
ВАДИМ ЛЕОНИДОВИЧ КОМКОВ, следователь.
АКТЕР-ВЕДУЩИЙ,
АКТЕРЫ, внутрипостановочных диалогов.
Банкиры, телеведущая, музыканты, официанты, охранники.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БАНКЕТНЫЙ ЗАЛ
Хордбанка. Прием а-ля фуршет. По залу снуют официанты с подносами для напитков. В конце зала на подиуме у стены камерный оркестр играет Чайковского. Гости взвинчены от выпитого вина, музыки и долгого ожидания виновника торжества президента Хордбанка Рузова (слышны недовольные реплики в его адрес). В правой части зала подальше от оркестра вокруг барного стола Brasserie стоят Мардосов, его жена, дочь и Абен. Они вяло пьют вино, без аппетита закусывают. Мардосов с недовольством замечает своим молодым спутникам.
МАРДОСОВ. Мне долго еще выковыривать из ушей Чайковского? Где ваш гарвардский мальчик в коротких штанишках?
ЛИДА. Папа, ты спутал Данилу с ельцинскими младореформаторами.
МАРДОСОВ. Какая разница!
АБЕН. Ну не скажи, Павел Алексеевич. Данила доктор экономики уже не по-нашенски.
МАРДОСОВ. Однако, копун ваш Данила - по-нашенски.
АБЕН. Данила копун? Готов спорить. Ни один банкир в этом зале не может похвастать его ретивостью. Выпнуть!.. в первый же свой рабочий день из банка начальника службы безопасности.
МАРДОСОВ (жене). Вот видишь, Наталья Владимировна, явилась новая порода очкариков. Раньше им давали пинков на улице, а теперь они выпинывают туда людей… Но Богданова мне жаль. Бывший кгбешник был охранником от бога.
НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА. За что же Данила выгнал такого ценного кадра?
АБЕН. За "жучки" в своем кабинете. А кто поймал Богданова за руку, знаете? (Лиде) Твой бывший муж и фсбэшник Вовка.
ЛИДА. Петров всегда ловил всех за руку. Поэтому не нравился тебе, папа.
МАРДОСОВ. Солдафон - твой Вовка.
Пауза.
НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА. Данила, по-моему, просто подражает Рузову старшему. Тот тоже никогда не встречал гостей. Выдерживал долгую паузу и лишь затем народу - яв-ля-лся… Прости меня, Господи! Не хорошо вспомнила об убиенном.
МАРДОСОВ (вспыхивает). Наталья Владимировна, ты сама хоть поняла, что ты сказала?
НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА. Да помню я, помню, что отец Данилы наложил на себя руки. Обмолвилась.
С левой стороны зала появляется Рузов. Его замечают Абен и Лида. Они невольно устремляются ему навстречу. Абен на ходу вытаскивает из кармана пиджака бейсболку с вытесненной надписью над козырьком "2-я ШКОЛА". Надевает ее на голову. Первым подскакивает к Рузову.
АБЕН. "Крука-сука". (Протягивает руку для пожатия.)
РУЗОВ. "Сука-Крука". (Но руку в ответ не подает.)
АБЕН. Привет, второшкольник! В нашем полку прибыло. Не застрял в Америке. Я рад снова видеть своего одноклассника и коллегу в Москве.
РУЗОВ. Коллегу?
АБЕН. Ну, да. Я тоже президент банка "Московия". Конечно, он пока беднее твоего банка.
РУЗОВ. Но рука у тебя богаче моей…
АБЕН. Богаче? Ааа, ты о моих часах Richard Mille. (Гордо.) "Черепная" серия... (Видит свою одиноко торчащую в воздухе руку со швейцарскими часами.)
Стоящая рядом известная телеведущая на такую сценку рукопожатия громко прыскает со смеха. Абен осознает свою комичность. Опускает руку, резко разворачивается и уходит, злобно шипя про себя.
ЛИДА. Вот как Harvard портит людей. Ты даже не рад встречи с бывшими одноклассниками.
РУЗОВ. Почему же? Тебя, Лида, я очень рад видеть. Здравствуй!
ЛИДА. Привет, коль не шутишь. Что, тогда зажигаем, как в добрые времена. Нашим приветствием в стиле хип-хоп.
РУЗОВ. …банкиру как-то не к лицу фривольные рукопожатия. Да и образу диоровской женщины-цветка в духе neo new look то же.
ЛИДА. Ты смотри, даже заметил мой наряд.
РУЗОВ. Я ж тебя помню в ярко-рыжем парике, с кольцом в ноздре и разбитых гриндерсах.
ЛИДА. А себя - в потертой коже байкера на ревущем Harley забыл? (Неожиданно ее толкает в спину молодой человек в попытке перехватить у идущего мимо официанта бокал с подноса. Не дождавшись извинений.) У мужчин не осталось ни капли уважения к женщинам. А когда-то они даже пили вино из их туфелек.
РУЗОВ. Мужчины и сегодня рады бы махнуть вина из туфли своей дамы. Да кто ж осилит такую дозу…
ЛИДА. Ну, и гад ты, Рузов! Даже американские феминистки не отбили у тебя охоту подкалывать женщин.
РУЗОВ. Моя подколка им только польстила бы…
Неловкая пауза.
Лида невольно оглядывается. Замечает в невдалеке стоящего начальника службы безопасности Хордбанка Петрова, который общается с охранниками в зале через гарнитуру скрытого ношения. Окликает его.
ЛИДА. Петров! (Рукой подзывает к себе. Тот подходит.)
РУЗОВ. Лида, вы поговорите без меня. А я… я пойду приветствовать гостей. Положение обязывает. (Ходит по залу, здоровается со знакомыми. Но уже никто не рискует обмениваться с ним рукопожатием.)
ЛИДА. Петров, ты удивил меня. Ушел со службы.
ПЕТРОВ. Скорее меня ушли...
ЛИДА. Поймал начальство за руку. Но переть против системы не стал, подал рапорт на увольнение. Ты повзрослел.
ПЕТРОВ. А ты, я слышал, выходишь замуж за Абена. Раньше сказали б, хохотал бы до слез.
ЛИДА. Я тоже повзрослела. У меня теперь новый гуру. Моя парикмахерша.
ПЕТРОВ. Словно, слышу, как она говорит…
ЛИДА. Любой мудак может навесить на уши женщине свой концепт неповторимой любви к ней. А вот повесить на ее ушки бриллиантовый концептик. Редкий мужчина… Стас из них. Ладно, вольно. Отпускаю. Иди, охраняй своего шефа. (Направляется к своим спутникам.)
Подходит к барному столу. Абену, мрачно жующему бутерброд.
ЛИДА. Стас, бейсболку хоть сними. Та телеведущая на тебя уже без смеха смотреть не может. (Абен срывает с головы бейсболку.)
АБЕН. Я закопаю!.. Рузова.
МАРДОСОВ. Гарвардский мальчик кем возомнил себя, русским Рокфеллером? Для этого мало потоптаться на Уолл-стрит. (Вытирает салфеткой рот.) Пойду, поставлю мальчика на место. (Покидает барный стол.)
Идет по залу в сторону Рузова. Встречаются.
МАРДОСОВ. Данила, сколько лет… Я рад, наконец-то, видеть сына моего старого друга. (Протягивает ему руку.) Поздравляю со вступлением в должность президента Хордбанка! (Рузов в замешательстве смотрит на протянутую ему руку.)
РУЗОВ. И у Вас Richard Mille?! Ну хоть не "песковской" серии… (Вдруг снимает очки, обходит руку Мардосова и приобнимает того за плечи.) Павел Алексеевич, благодарю за поздравление. (Снова надевает очки.) Я тоже рад Вас видеть… все в такой же спортивной форме.
МАРДОСОВ. Мне без нее никак. Сзади молодые зубастые конкуренты кусают за пятки. Бегаю по утрам по Москве. Кстати, как она тебе? Не врут, что после долгой разлуки и смог отечества нам сладок и приятен?
РУЗОВ. Сладок. Если начать кушать водку в аэропорту, а далее по курсу не просыхать.
МАРДОСОВ. Все течет… а Данила не меняется. Дай повод поржать над родным осиновым.
РУЗОВ. Пока не дали. Вот в прошлый мой приезд к отцу я поржал. Над осиновым усердием губернских чинов в Сибири. Когда те топорами валили на трассе к городу афиши спектакля "В ожидании Годо". Дескать, не то подумает, едущее к ним кабминовское тело.
МАРДОСОВ (поспешно). А в Америке что, нет осиновых чиновников?
РУЗОВ. Куда ж без них и там. Правда, их осиновость с живинкой что ли. Один служебный минет президента чего стоил. Омолодил нацию эдак на пять предвыборных кампаний…
МАРДОСОВ. Ну, хватит! Данила. Я не подыгрывать тебе подошел. А на правах старого друга твоего отца дать тебе совет. Не заносись! Не зли людей, особенно близких тебе. Я вот до сих пор не забыл. Как ты отблагодарил меня за мою заботу. Пристроить тебя на службу в Минфин.
РУЗОВ. Павел Алексеевич, я б и сейчас ответил. Служить бы рад, коррумпироваться тошно.
МАРДОСОВ. Ну, не обожгись! Данила.
РУЗОВ. Постараюсь, Павел Алексеевич. (Покидает собеседника.)
Мардосов с сердитым выражением лица возвращается к своим спутникам.
АБЕН (ему на ухо). Павел Алексеевич, не похоже, что ты вздрючил Рузова.
МАРДОСОВ (с раздражением). Вазелин забыл. Но посмотрим, кто будет ржать последним… Мы с тобой хоть "Братьев Карамазовых" не читали.
АБЕН. Я начинал…
МАРДОСОВ. Но в банковском деле посильнее будем гарвардского мальчика. Так?
АБЕН. Кто б сомневался.
МАРДОСОВ. Вот и оставим его без штанишек… (Лида замечает, что Рузов выходит из зала. Направляется за ним.)
НА ТЕРРАСЕ
Хордбанка. Появляется Рузов. Опирается руками на перила. Задумчиво смотрит на окна домов напротив. На террасу заходит Лида.
ЛИДА. Данила, я тебе не помешала? Захотелось покурить. (Закуривает сигарету.) Удачно, что твои гости не знают о существовании этой террасы. Тут бы яблоку было негде упасть от курильщиков. А так можно серьезно поговорить. (Поворачивается лицом к Рузову.) Хочу, чтоб ты знал. Я выхожу за Абена замуж.
РУЗОВ. Поздравляю со скорым появлением на свет новорожденного - МардосовМосковиябанк. (Лида без внимания на его иронию.)
ЛИДА. И ты не смей при мне опускать Стаса.
РУЗОВ. Да не хотел я унижать его. Я без злого умысла не пожал руку Стасу. По-другому я не мог. После смерти отца я словно заболел.
ЛИДА. О, и мы с мамой рыдали в истерике. Когда узнали, что Александр Данилович удушил себя. Да еще на дне пустого бассейна...
РУЗОВ. Моя болезнь не из обычных. Меня стало тошнить от рукопожатия с банкирами. Я вижу и чувствую, будто жму не их руку, а зеленую липкую жабью лапу…
ЛИДА. С ума сойти! И так со всеми банкирами?
РУЗОВ. Не знаю. Но на днях в Крокус Сити я встретил бывшего коллегу с Уолл-стрит. На радостях от встречи потерял бдительность. Пожал ему руку - тошнота до рвоты…
ЛИДА. Во как... (Ей приходит мысль. Щелчком пальца отправляет свой окурок с террасы вниз на асфальт.) Данила, а давай, мы с тобой поздороваемся за руку. (Протягивает ему ладонь.)
РУЗОВ. Опыт дочери банкира на себе. Смело. (Дает ей свою ладонь.)
Лида крепко жмет ее. Вдруг лицо Рузова искажается от сильного тошнотворного приступа. Он вырывает руку из ладони Лиды. Бросается на другой конец террасы.
ЛИДА (вслед). Нет-нет! Данила, (смотрит на свою руку) у меня не жабья лапа. Это глюки. Ошибка! (Одна.) Мило пообщалась с другом юности. Надо срочно бежать. Домой! А там напиться и забыть про свой позор. (Быстро уходит. С другого конца террасы возвращается Рузов.)
РУЗОВ. Лида, но дочь же за отца не в ответе… (Не находит ее на террасе.) Ушла. Обиделась. Нет, так дальше жить невыносимо! Надо лечиться. И что я скажу доктору? Что у меня на рукопожатие банкиров аллергия с болотными глюками. И чем именитее банкир, тем его лапа зеленее… Доктор прыснет в кулачек и молвит. Да, чудная у Вас аллергия. Бывает еще такая на цвет зеленой капусты. Но чтобы на цвет банкиров…
КАБИНЕТ
президента Хордбанка. Его обстановка сохранилась такой же, как при Рузове старшем. Только на стене над креслом наследника появился портрет основателя банка. В кабинет входят Елена Адамовна и Рузов.
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Данил, Александрович, как Вам наш ланч?
РУЗОВ (в сторону). Если б я еще помнил, что ел... (Вслух.) Похоже, было вкусно. (Про себя.) Мутило б, как вчера на веранде, помнил бы. (Берет со своего рабочего стола офис-папку.) Елена Адамовна, вот подписанные документы. Разошлите их по отделам. (Та берет папку, в волнении теребит ее угол. После некоторой заминки.)
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Данила Александрович… я хотела бы поговорить о вашем отце.
РУЗОВ. Конечно. Я тоже все время хотел поговорить о нем с Вами. С первого моего дня здесь. Да все как-то не получалось. (Придвигает ей кресло.) Садитесь.
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Данила Александрович, вы верите, что ваш отец сам ушел из жизни?
РУЗОВ. Я не должен доверять заключению следствия? У Вас другое мнение?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Я уверена, что Александра Даниловича убили. В банке не одна я так считаю. Покончить с жизнью ни с того ни с сего. Такое бывает только в сценах театра абсурда, сказал бы сам Александр Данилович.
РУЗОВ. О, Елена Адамовна, вы даже знали, как мой отец относился к театру абсурда. (Отходит в сторону.) Но почему-то он удушил себя самым абсурднейшим способом? Со связанными руками и ногами. (После некоторого раздумья снова к собеседнице.) Вы кого-нибудь конкретно подозреваете в убийстве моего отца?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Нет. Я не могу даже представить, кто мог бы быть таким нелюдем. Александр Данилович был таким добрым, интеллигентным человеком.
РУЗОВ. Не забывайте, все-таки он был банкиром… Елена Адамовна, вы были последней, кто видел моего отца в ту пятницу вечером в банке. Не помните, он был встревожен, напуган? Как он вел себя, когда прощался с Вами?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Не знаю, стоит ли мне об этом говорить... В тот вечер мы с Александром Даниловичем не расставались. Мы вместе поехали в консерваторию слушать Баха. (Виновато.) У нас с Александром Даниловичем был, как говориться, служебный роман...
РУЗОВ (после смятения). …но вы не ответили. В каком настроении был в тот вечер мой отец?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. В очень хорошем. А утром постоянно шутил. Мы сходили в ресторан, пообедали. Потом он уехал к себе в загородный дом. Ох, как я корю себя за то, что я не поехала на выходные к Александру Даниловичу. Тогда бы Сашу не убили… (Невольно на ее глазах выступили слезы.)
РУЗОВ. Не казните себя, Елена Адамовна. Если моего отца убили, то причина не в днях или временах года…
Пауза.
ЕЛЕНА АДАМОВНА. …еще я Вам не сказала. Я наняла частного детектива для поиска убийцы. Но пока он его не нашел. Однако детектив тоже считает, что с самоубийством вашего отца не все так чисто.
РУЗОВ. Что-то еще к своим подозрениям вы можете добавить?
ЕЛЕНА АДАМОВНА. Нет. Что хотела, я сказала. И что могла, сделала. (Встает с кресла.) Теперь вся надежда на Вас. (Поспешно выходит из кабинета.)
РУЗОВ. Ясно. Женщина потеряла любимого человека. Действительность для нее исказилась. Кругом мерещатся убийцы. (Невольно останавливается напротив висящего на стене портрета отца. Будто впервые тот рассматривает.) А ты, отец, был не так одинок, как я считал… Как мало, оказывается, я знаю о тебе. Не видел ли и я тебя по-шиловски? Салонно. Идеализировал твой образ. Восхищался! Парадно радовался встречи с тобой. Показно жарко жал тебе руку. (Невольно смотрит на свою ладонь.)
Словно загипнотизирован. Затем резко опускает руку. Отходит от портрета. Раздается громкий стук в дверь кабинета. Входит Даркин.
ДАРКИН. Данила Александрович, извините. Рискнул зайти без предупреждения. Елена Адамовна куда-то отлучилась.
РУЗОВ. Проходите.
ДАРКИН. Буду краток. Я хочу все-таки сегодня получить ответ. Будем ли мы заключать сделку по покупке земли? Партнеры торопят. Эти земли на Рублевке, кусок лакомый под застройку. Затянем, конкуренты нас обставят.
РУЗОВ. Виталий Семенович, увы, я не готов дать ответ по этой сделке. Кое-что в ней меня смущает.
ДАРКИН. Ваш отец, когда его что-то смущало в коммерческой сделке, полностью доверялся мне.
РУЗОВ. Но я в банке без году неделя. Не привык еще к слепому доверию своим замам. Я хочу изучить все возможные риски этой сделки. Ведь банку придется осваивать новый для себя девелоперский бизнес.
ДАРКИН. Данила Александрович, только один совет. Забудьте про функции Гаусса. Для оценки рисков российских сделок эта штука бесполезная. У нас работают по принципу: куда кривая выведет… Хотя понимаю. После Гарварда - это звучит дико. (Направляется к выходу из кабинета.)
РУЗОВ. Виталий Семенович, постойте. (Даркин задерживается. После небольшой паузы.) Вы помните, свою последнею встречу с моим отцом?
ДАРКИН. Да. Это был конец рабочей недели. Мы встречались… после ланча. Да-да, я вспомнил. Точно, вот также как сейчас с Вами. Ничего особенного. Был короткий деловой разговор и только.
РУЗОВ. А вы верите заключению следствия, что мой отец добровольно покончил с жизнью? (Даркин заметно напрягается.)
ДАРКИН. У меня скорее чувство не неверия, а недоумения. Банкротом ваш отец не был. Возможно, что-то личное повлияло на роковое решение Александра Даниловича.
РУЗОВ. Болезнь, любовь? Но смертельной болезни у отца врачи не обнаружили. (Снова останавливается возле портрета отца.) Он был любим. (Даркину.) Может, к моему отцу послали оригинального киллера? И тот инсценировал его диковинный суицид. Что на месте происшествия один из оперативников, глядя на тело моего отца, даже не выдержал. Невольно вскликнул. Он что фокусник Гарри Гудини?!
ДАРКИН. Я такого киллера на месте заказчика послал бы куда подальше. (Выходит из кабинета.)
Читать продолжение