Поэта Владилена Машковцева в России мало кто знает, разве только в ставшем ему родным Магнитогорске, где его имя даже присвоено школе.
Он родился в 1929 году в Тюмени в семье народного судьи и учительницы, родители назвали его модным в те годы именем, в честь Ленина. Поначалу свое имя Владилен оправдывал, попав после армии на одну из самых громких комсомольских строек - в Магнитогорск, писал задорные стихи о строительстве новой жизни. Молодого поэта заметили, он вступил в Союз писателей, затем окончил Литинститут. Так бы, пожалуй он и затерялся в сонме советских стихотворцев, если бы не вышел уже в зрелом возрасте на казацкую тему, заинтересовавшись историей уральского казачества. Конечно, удачи случались у Машковцева и раньше, но вкупе со стихами про мавзолей и строителей Магнитки, к тому же последнюю тему в Магнитогорске к тому времени уже разработал очень даже неплохой поэт Борис Ручьев, достойный отдельного рассказа.
Кому-то казацкие стихи Машковцева покажутся непритязательными, в чем-то анекдотичными. Меня же в них привлекла сама разработка, казалось бы фольклорной, темы, интерпретация малоизвестных исторических фактов - в своем роде такая этнографическая поэзия. В предлагаемую подборку я включил стихи по казацкой теме, в основном из книги Машковцева "Магнитная гора", а лирику Машковцева я представлю в другой раз.
ПРИСОЕДИНЕНИЕ
Вольный казацкий Яик перешел добровольно
в подданство русского государства
при царе Михаиле Федоровиче (1613-1645)
Мы тебе, государь,
бьем казацким челом.
Велики мы богатством,
необъятны числом.
Мы могутней, чем Сечь,
не в пример нам Азов.
Привезли мы в подарок
триста возов.
Сто возов осетра,
сто возов соболей,
сто возов серебра...
ты за нас поболей!
Наши степи на Яике
золотеют жнивьем.
Триста лет мы по-русски,
хлеборобно живем.
Мы в сраженьях бесстрашны,
в набегах быстры.
Наши земли - от Каспия
до Магнитной горы.
Век тебе, государь,
не тужить ни о чем.
Сами пушки мы ладим,
сами порох толчем.
От земли нашей русской
мы отводим беду.
Бьем на юге султана,
на востоке - орду.
Ты прими наше войско,
говорим без прикрас:
защищаем мы Русь,
Русь не знает о нас.
КАЗНЬ ДАВЫДА ЛОВИЦА
Прокатился жуткий вал,
били без присловиц,
прямо с бала в плен попал
академик Ловиц.
- Что же надо вам: тепла,
хлеба или денег?
Не творил я в жизни зла,
я же - академик!
Призываю вас к добру,
не падите ниже.
Бойтесь, если я умру,
будет шум в Париже!
Мир как будто в сне дурном,
я не отвечаю...
Я - ученый, астроном,
звезды изучаю!
Я мыслитель, знайте впредь,
гений - безоружен.
Не могу я умереть,
я России нужен!
Академик у костра
прыгает, что кочет:
- Я же вам не делал зла!
А казак хохочет.
- Ах ты, выродье осла,
ах ты, дьявол черный!
Как же ты не делал зла,
ежли ты ученый?
И казачка тычет в нос:
- Што ты дал мне с мужем?
Подивитесь, лает пес,
он России нужен!
А ему на вечера -
вина и закуски.
Лезет нагло немчура
в звезды наши - русские!
Пугачев шагнул с крыльца,
улыбнулся в роздымь:
- Вздернуть, братцы, подлеца,
будет ближе к звездам!
ЛИЗАВЕТА ХАРЛОВА
Пугачев... предал им свою наложницу.
Харлова и семилетний брат ее были расстреляны.
Марина Цветаева
Пугачев здесь ни при чем,
никому неведомо...
Власти нет над казачьем,
а любовь не предана.
Смех и ржание кобыл,
боль по сердцу ярому.
Емельян в отъезде был -
расстреляли Харлову.
Смерть нагрянула, как мгла,
казнями огульными...
Лизавета обняла
братика под пулями.
Здесь расправа, будто чох,
не живут законами...
Как вернулся Пугачев -
встретили с поклонами.
Поднесли и штоф, и чай,
жгут глазами рысьими:
- Государь, не забывай,
мы тебя возвысили!
Ты возьми, продляя род,
Устю или Анночку...
Недоволен был народ -
полюбил дворяночку!
Враждовать нам не с руки,
ваше благородие.
Не стерпели казаки
барское отродие.
Как жестоко казачье,
как оно отчаянно...
Выпил чарку Пугачев
хмуро, опечаленно.
Не роняет сокол слез,
боль по сердцу ярому...
Он до казни в сердце нес
Лизавету Харлову.
ПО РЕШЕНИЮ КРУГА
Казаки часто казнили своих атаманов
за неудачные походы и бесхлебье...
Сдай бунчук, атаман,
мир казацкий - не скит,
не поможет порука.
За гордыню и отступ
по решению круга
ты будешь убит!
Где, скажи, атаман,
обещанья твои и посулы?
Отвечай за вину:
ты растратил казну,
лизоблюдов возвел в есаулы.
Говори, атаман,
почему же смущенно замялся?
За разор и обман
выходи на дуван,
ты оставил станицы без хлеба и мяса!
Помолись, атаман,
и снимай перед смертью рубаху.
Чем прославил ты кров?
Поизгнал и побил гусляров,
а пророка отправил на плаху.
Саблю брось, атаман,
не позорь седину у знамен,
отскрипела повозка.
Ты виновен в уроне казацкого войска,
ты будешь казнен!
КЛИКУША
Вас настигнет возмездье
на вершине страстей.
Вы погибнете вместе,
обнимите детей.
Хлынет кровь с полотенца
в капустный кочан,
будут ваши младенцы
кричать по ночам.
Черный червь в человеке,
злоба черного пса.
Обезрыбеют реки,
и вымрут леса.
Веселится над бездной
ожиревшая тля.
Паутиной железной
оплетется земля.
Мир ушел без возврата,
и в начале конца -
братья выстрелят в брата,
сын погубит отца.
Горы вздыбятся гневно,
будет ветер сердит.
На престоле царевна
жабу родит.
Опустеют станицы,
рухнет божий уют.
Огнекрылые птицы
человека склюют.
Вас казнят по наветам,
вы умрете с тоски.
И по вашим скелетам
поползут пауки.
ИГРИВАЯ ПОПАДЬЯ
Попадья, как ладья,
выплывает в мир...
На кольце золотом -
голубой сапфир.
Молода попадья -
вишня спелая,
плечи плавные,
шея белая.
Телеса в шелках
и двурядье бус,
есаул глядит,
лихо крутит ус.
И смеется она:
- Зря ты маешься,
с попадьей согрешишь,
не покаешься!
СЕНОКОС
Кареглаза, бровь летит в изломе,
первая - и в пляске, и в труде.
Озорная, в солнце и соломе,
снова ты смеешься на скирде.
С белым пухом тает в небе просинь,
отчего же в сердце хмель и гул?
Ветер косы в облако забросил,
ветер юбку парусом надул.
За стогами тают крылья мельниц,
ты кричишь на весь ковыльный дол:
- Сено подавать ты не умелец,
не на вилы смотришь, под подол!
ПУШКИН В УРАЛЬСКЕ
Какая боль его пронзила?
Что слышал в клекоте орла?
Какая глубь, какая сила
к Уралу гения влекла?
Он гладил листья бересклета,
в ладони воду грустно брал.
У ног великого поэта
катил волну седой Урал.
И видел он, как видим ныне,
в степи ковыльные бугры.
Вода цвела пыльцой полыни,
железинкой Магнит-горы.
Неслась предчувствием удача
у этой вольницы-реки,
когда казачки пели, плача,
быль говорили старики.
О чем порою думал Пушкин...
через века не разберем.
Но знаем: жил поэт в избушке,
где Пугачев бывал царем.
ПЕЛАГЕЯ
Пелагея кровно наша,
уступи ей путь добром,
Пелагея - великанша,
атаманша, баба - гром!
Не берут ее в набеги -
и по собственной вине...
Ездить туше той в телеге
или токмо на слоне.
У нее ж зудятся руки,
так народ и говорит:
баба, видимо, от скуки,
от могутности дурит.
Бея вскинула на вилы,
на башку надев чугун.
Трех ордынцев удавила,
увела у них табун.
Обошелся поп не мило,
без раздумья и трудов
в церкви стену проломила
ржавой гирей в семь пудов.
Возле струга, словно спицы,
искрошила два весла.
И корову по станице
на загривке пронесла.
Вражий полк бы огорошить
Пелагеиной рукой...
Но не держит бабу лошадь,
нету лошади такой!
ДУМА
Не для вас добро земли,
в жаркой бане веники...
Зря вы к Дутову ушли,
казаки-брательники.
Не для вас растут хлеба,
не для вас и женушки...
Закружила смерть-судьба
на чужой сторонушке...
Пролетели журавли,
плачут ивы голые...
За кого вы в ковыли
положили головы?
В степь упало пять полков,
срезанные начисто...
Порубило беляков
красное казачество.
ЯРМАРОЧНЫЕ ПЕРЕВЕРТЫШИ (ПАЛИНДРОМЫ) ДЕДА МАКАРИЯ
Иди, казак, иди
и деву уведи.
И сурово Руси
изредка так дерзи.
Нам утром мор, туман,
нам руда - дурман,
нам бог - обман,
нам - атаман!
Тонет енот,
а дну рек - ерунда!
Уха, но монаху!
Махра, но монархам!
Ешь не меньше,
но и царю рацион!
Увел плеву,
а ниже вся свежина!
До вони в суду свиновод!