Александр Дьячков: "Перелом души"
Итак, свершилось! Наконец-то вышла книга стихотворений поэта из Екатеринбурга Александра Дьячкова "Перелом души", выпущенная издательством журнала "Урал". В нее вошли лучшие стихи Александра последних лет. Хотя это практически две книги, "Перелом души" целиком включает в себя книгу "Здравый смысл", подготовленную к печати еще в 2010 году, но не вышедшую тогда по финансовым причинам, поэму-коллаж "Прелесть" и стихи из раздела "Снег из фонаря", потянувшие бы, пожалуй, на отдельный сборник.
С Алесандром Дьчковым я познакомился 10 лет назад на абитуре Литинститута. Тогда Александр был практическим новатором, писал очень дерзкие стихи, наполненные рефлексией, но требующие при этом осмысления. Не удивительно, что они приглянулись Юрию Кузнецову - поэзия мысли его всегда привлекала, и на семинаре он сдержанно их похвалил.Со временем поэзия Александра Дьячкова эволюционировала в совершенно в непредсказуемую сторону. Поиск человека в себе и собственный экзестинциальный опыт заставили его взглянуть на мир с позиции верующего грешника. Написавший предисловие к книге Юрий Казарин, посчитал, что это стихи о человеческой боли. Но это не совсем так, автор в своих стихах написал гораздо определенней: "Человек - это боль, которая хочет быть лучше".
Конечно, многих пугает наличие в стихах Александра Дьячкова религиозных мотивов, но меня они наоборот радуют, кто еще сегодня пишет о трудностях христианского пути. Чего только стоит строчка: "Христианство мешает жить" и ее осмысление. Не очернять,и не обелять, а показывать жизнь такой, какова она есть - вот творческое кредо Александра Дьячкова.
20 декабря в 18:00 в редакции журнала "Урал" по адресу: ул. Малышева, 24 (4 этаж), состоится презентация книги Александра Дьячкова "Перелом души". Если вы живете в Екатеринбурге - приходите.
Те же, кто живут не в Екатеринбурге и не смогут прийти и услышать стихи Александра Дьячкова вживую, могут заказать его сборник по почте: бумажная версия будет стоить 200 рублей (сам сборник 100 рублей и пересылка из Екатеринбурга 100 рублей - да, почту тоже надо кормить). Заказавшим бумажный экземпляр автор обещает свой автограф. Кому нужно - пишите мне в личку. Тираж совсем небольшой - 372 экземпляра, всем не хватит. Те же, кто не готов платить за стихи, могут прочесть несколько стихотворений Александра в моем блоге:
БРАТУ
1.
С пачкой новых фломастеров я
забираю Илью из детсада,
и жлобы окружают меня,
я шепчу им: «Не надо, не надо...»
Плачу там и заплачу сейчас,
не фломастеров жалко, а детства...
Как же всё-таки мучило нас
параллельных вселенных соседство!
Мимо тётки идут, малыши
бьют в песочницах чем-то друг друга,
по сути, вокруг ни души,
и стучит в голове от испуга.
Но выходит Илья, он одет,
У меня не выходит улыбки:
Чем кормили тебя на обед?»
Бей их первым, не делай ошибки!
2.
Жили мы на восьмом этаже,
мне двенадцать, а брату четыре,
и лифты запустили уже,
но мы пёхом тащились к квартире.
И прощения нет подлецу,
что я так после школы резвился:
издевался и бил по лицу,
но от крови слегка протрезвился.
...Я покаялся в этом опять,
причастился, но противоречу:
я хочу за ту кровь отвечать,
я хочу за ту кровь отвечать,
я хочу за ту кровь отвечать...
И отвечу.
ШРАМ
М.К.
В консерваторскую общагу
через окно
я часто лазил пить бодягу,
а не вино.
Но как-то в смежную палату
она вошла,
и целый год по циферблату
любовь была.
Шутя, с житейского откоса
парила вниз…
Потом погасла папироса.
Киндер-сюрприз.
И только шрамик от внематоч.
под животом
с ней разговаривает на ночь
заросшим ртом.
***
Наш вагон зацепил человека.
По частям человека внесли.
Если выживет - будет калека.
Отмахнули флажком. Повезли.
Но пока он в вагоне хранился,
проводница пила корвалол,
я за чаем пойти постыдился,
а какой-то дедуля пошёл -
отлетала душа, отлетала,
на мытарства спешила она…
На стоянке врачиха сказала:
«Чё везли-то? Он мёртвый. Хана».
И уже мертвеца - человеки
на носилках поставили в снег.
«Газвода, пирожки, чебуреки…
Не хотите один чебурек?»
И кричу я закутанной тётке:
«Ты мне водки скорей принеси.
Выпью всю, хоть и нет столько водки
на Руси…»
Что-то стало со мною такое,
что-то звякнуло, дзинькнуло вдруг.
Это надобно сердце какое,
да и даже не сердце, мой друг,
освятить эти речи, и лица,
и сугробы, и холод, и кровь,
лень мента, суету проводницы,
а потом переделать в Любовь!
***
Я думал, Церковь - это идеал,
а Церкви далеко до идеала,
но только там я истину узнал,
которая не разочаровала:
начни с себя, и все вокруг начнут
по Образу меняться и Подобью...
Подумать только: заурядный блуд
я называл таинственной любовью!
***
Бросить тоску. Не гулять по парку.
Стихи не писать назло.
Уехать в деревню. Открыть столярку.
Изучить ремесло.
Делать двери, шкафы, ниши,
табуретки, столы.
Рубить срубы. Сводить крыши.
Настилать полы.
Выдохнул стихотворение, кроме
тебя самого куда?
А дверь висит на соседнем доме
и будет висеть года.
***
Вместо иконостаса -
Владимир Семёныч Высоцкий…
С балкона - видна трасса.
Из окон высотки - высотки.
Папа - в горячем цехе.
Мама - в садике, в яслях.
Сын - уже в политехе.
Дочка - пока не ясно.
Папа - костры, гитары,
бардовские фестивали.
Мама, чтобы водяры
доверху наливали.
Сын ненавидит прямо
любую музыку тупо.
А дочка - играет гаммы,
и у неё группа.
В группе жених на басе,
подруга на саксофоне…
На иконостасе
место иконе.
***
Памяти В. Неустроева
А может, ничего
и не было того,
над чем я столько думал,
о чём я столько плакал?
А был один денёк,
всего один денёк,
прогулянный урок
и от машин газок.
Гитара за спиной,
назавтра выходной,
и мы в одной рок-группе
играем хрень с тобой.
Растаял снег, и грязь
потоками лилась,
и ты стоял, Владимир,
как древний русский князь.
Ещё ты без креста,
и жизнь твоя проста,
и наша Русь Святая
языческая, та.
Не знает ни добра,
ни что такое зло.
У тополя кора.
У тополя дупло.
ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ
Мы на фронте с тобой не бывали,
мы с тобой не сидели в плену,
только нас назовёте едва ли
не прошедшими через войну.
Не давали нам высшую меру,
не гноили в родных лагерях.
Мы прошли через ложную веру
и разочаровались в богах.
Ты меня на допросе не выдал,
я в застенках тебя не пытал,
но у нас обозначился идол,
потому что разбит идеал.
Нашим идолом стали карьера,
деньги, вещи, т.д. и т.п.
Помоги, православная вера,
поколению, мне и тебе.
Мы с тобой не ходили в атаки,
не теряли в окопах друзей,
но прошли сквозь гражданские браки,
есть аборты, но нету детей.
Порнографией, блудом, жаргоном
выжигали сердца нам легко,
постоянно бывая влюблённым,
я любить не могу никого.
Мы кимвалами стали и медью,
процитировать Павла дерзну.
Брат мой, брат, мы идём через Третью
мировую войну - не войну.
Мы с тобой понимали искусство
как пустышку, иллюзию, бред,
загляни в наши тексты - там пусто,
потому и читателя нет.
Убивали Беслан и Цхинвали,
предавали «Норд-Ост» или «Курск»,
мы расчётливо в тексты вставляли
симулякры, центоны, дискурс.
...Я родился в глухом Казахстане,
я учиться уехал в Москву,
где я только, блин, не был по пьяни,
а теперь на Урале живу.
Ощущения Родины нету,
сколько раз ни тверди слово «Русь»,
вряд ли русским ты станешь при этом,
так куда я, куда я вернусь?
...Водкой мерится русская удаль,
наш народ пьёт уже целый век,
вот и вышло: не выпьешь покуда,
ты практически не человек.
Посмотри, как деревню сбухали,
как скурили, сторчали страну...
Все поэты боятся морали,
но закончить моралью рискну:
если мы в двадцать первом столетье,
наконец, не увидим вину,
брат мой, мы не пройдём через Третью
мировую войну - не войну.
ЗМЕЯ
У каждой женщины должна быть змея...
Б. Гребенщиков
Влюблённый - слеп.
Он и не знает, что происходит.
Знаю я:
к нему под сердце заползает -
змея.
И по своей змеиной воле
она то жалит, то щадит…
Бедняга, мучаясь от боли,
то ковыляет, то парит.
…Разлука.
Радоваться надо
счастливейшему из существ,
но он привык
и просит яду,
ведь яд вошёл в обмен веществ.
И странной пустотою жжёт
проделанный под сердце ход…
Влюблённый - глуп,
он и не знает, что происходит.
Знаю я:
он ход под сердце заполняет…
И это новая змея!
БАЧКИ
Сегодня вынести бачки
мне вдруг позволил доктор мой,
а на дворе весна почти
и пахнет здорово весной.
Синичка - тинь! - и на скамью.
Ботинком хрупаю ледок.
Когда же я создам свою
семью и тихий уголок?
…В три четверти зелёный цвет
собой залил палаты бак.
И мне не вынырнуть никак
туда, где белизна и свет.
***
Христианство мешает жить.
даёт до конца забыться,
обстоятельно согрешить.
Ни разгневаться, ни напиться,
ни похвастаться, ни полениться…
Христианство мешает жить.
Христианство не удалить,
значит, с помощью компромисса
приспособить его, приземлить…
Так посредственная актриса
удивительный монолог
удивительного Шекспира
подминает под свой мирок
с чётким привкусом телемыла.
Лучше был бы я протестант,
атеист, коммунист, сектант,
йог, служитель богини Кали
или свёл бы Христа, как Кант,
к примитивной, пустой морали.
Лучше был бы я реалист,
знал бы «сколько-чего-где» стоит,
обаятельный пессимист,
упоительный русский стоик.
Очень сладко стоять в пальто,
под дождём прикурив сигарету,
размышляя, что ты - никто,
а в религии всё не то,
и Его просто-напросто нету.
Трусы верят, но ты не трус,
не ханжа, не мудак, не сволочь,
а герой и любимец муз…
А теперь оцени на вкус
христианство - сплошная горечь.
Горько бросить свои стихи
и с вниманием помолиться,
горько видеть свои грехи,
класть поклоны, читать, поститься.
Горько верить, когда уже
ты не можешь, не веришь больше,
горько ждать благодати в душе,
но, дождавшись, терять ещё горше.
Христианство - оно горько,
пусть не врут православные барды.
Раньше было смертельно легко,
а теперь тяжело, но от правды.
Я мечтал бы о том, чтоб, друг,
христианство исчезло вдруг,
а загробная жизнь осталась,
чтобы я предавался и т а м
беззаветно моим страстям…
Христианство мешает малость.
Христианство мешает жить.
***
Мне девочка в любви призналась,
ощутил над нею власть.
Мешались в сердце власть и жалость,
отцовская любовь и страсть.
Чтоб с ней не согрешить невольно,
боясь коварного блуда,
той девочке я сделал больно:
с ней расстался навсегда.
Но вновь она пошла в атаку,
Я пожалел… поговорил…
Хозяин так любил собаку,
что по кусочкам хвост рубил.
***
Малыш суетится у пня,
а я взгромоздился на горку.
А вдруг он запомнит меня,
запишет себе на подкорку?
И будет потом через годы,
дрожа, вспоминать этот день:
обрывки, куски и разводы,
и дядю на горке, и пень.
Мои великанские ноги,
бутылку, шальные зрачки,
и в них выраженье тревоги,
и в них выраженье тоски.
И я исправляю ошибку,
смеюсь и махаю рукой,
пускай он запомнит улыбку,
забудет тревогу с тоской.
ОДА
Спасибо, Господи, за то, что я живу,
спасибо, Господи, за то, что так бывает,
и помню я, как в детстве в синеву
мой красный шар стремится, улетает,
как во дворах трепещется бельё,
как дерево шумит в июньский вечер,
как на вокзале детства моего
прибывший поезд объявлял диспетчер.
Спасибо, Господи, за то, что я любил
по-детски безответно и наивно,
и Высшая Любовь - ты мне открыл -
как правило, бывает не взаимна.
Спасибо, Господи, что попустил упасть,
и я упал, и поднимался долго,
зато теперь я не считаю страсть -
любовью и любовью - чувство долга.
Спасибо, Господи, за то, что я грешил,
был дудкой дьявола и человека сузил...
Но бросил богохульствовать, решил
забыть о скверной, развращённой музе
и в поисках Любви и Красоты -
писать иначе, вместо чувства - мысли...
Я в ад сошёл бы, если бы не Ты,
причём в прямом, не переносном смысле.
Спасибо, Господи, что страшных Таин Твоих
Я с замираньем сердца причащался.
И не губами-лбом к мощам святых -
устами и челом я прикасался.
Спасибо за Пасхальный крестный ход,
я, помнится, пришёл в ужасном стрессе
и ощутил впервые мой народ,
и с ним кричал: «Воистину воскресе!»
Спасибо, Господи, за то, что я уйду
не в мир идей, не в подлую нирвану,
не распадусь, в цветок не перейду,
но весь умру и целиком восстану.
Спасибо, Господи, за то, что смерти нет,
не может быть и не было в помине.
За тихий-тихий невечерний свет
Твоей Святыни.
С Алесандром Дьчковым я познакомился 10 лет назад на абитуре Литинститута. Тогда Александр был практическим новатором, писал очень дерзкие стихи, наполненные рефлексией, но требующие при этом осмысления. Не удивительно, что они приглянулись Юрию Кузнецову - поэзия мысли его всегда привлекала, и на семинаре он сдержанно их похвалил.Со временем поэзия Александра Дьячкова эволюционировала в совершенно в непредсказуемую сторону. Поиск человека в себе и собственный экзестинциальный опыт заставили его взглянуть на мир с позиции верующего грешника. Написавший предисловие к книге Юрий Казарин, посчитал, что это стихи о человеческой боли. Но это не совсем так, автор в своих стихах написал гораздо определенней: "Человек - это боль, которая хочет быть лучше".
Конечно, многих пугает наличие в стихах Александра Дьячкова религиозных мотивов, но меня они наоборот радуют, кто еще сегодня пишет о трудностях христианского пути. Чего только стоит строчка: "Христианство мешает жить" и ее осмысление. Не очернять,и не обелять, а показывать жизнь такой, какова она есть - вот творческое кредо Александра Дьячкова.
20 декабря в 18:00 в редакции журнала "Урал" по адресу: ул. Малышева, 24 (4 этаж), состоится презентация книги Александра Дьячкова "Перелом души". Если вы живете в Екатеринбурге - приходите.
Те же, кто живут не в Екатеринбурге и не смогут прийти и услышать стихи Александра Дьячкова вживую, могут заказать его сборник по почте: бумажная версия будет стоить 200 рублей (сам сборник 100 рублей и пересылка из Екатеринбурга 100 рублей - да, почту тоже надо кормить). Заказавшим бумажный экземпляр автор обещает свой автограф. Кому нужно - пишите мне в личку. Тираж совсем небольшой - 372 экземпляра, всем не хватит. Те же, кто не готов платить за стихи, могут прочесть несколько стихотворений Александра в моем блоге:
БРАТУ
1.
С пачкой новых фломастеров я
забираю Илью из детсада,
и жлобы окружают меня,
я шепчу им: «Не надо, не надо...»
Плачу там и заплачу сейчас,
не фломастеров жалко, а детства...
Как же всё-таки мучило нас
параллельных вселенных соседство!
Мимо тётки идут, малыши
бьют в песочницах чем-то друг друга,
по сути, вокруг ни души,
и стучит в голове от испуга.
Но выходит Илья, он одет,
У меня не выходит улыбки:
Чем кормили тебя на обед?»
Бей их первым, не делай ошибки!
2.
Жили мы на восьмом этаже,
мне двенадцать, а брату четыре,
и лифты запустили уже,
но мы пёхом тащились к квартире.
И прощения нет подлецу,
что я так после школы резвился:
издевался и бил по лицу,
но от крови слегка протрезвился.
...Я покаялся в этом опять,
причастился, но противоречу:
я хочу за ту кровь отвечать,
я хочу за ту кровь отвечать,
я хочу за ту кровь отвечать...
И отвечу.
ШРАМ
М.К.
В консерваторскую общагу
через окно
я часто лазил пить бодягу,
а не вино.
Но как-то в смежную палату
она вошла,
и целый год по циферблату
любовь была.
Шутя, с житейского откоса
парила вниз…
Потом погасла папироса.
Киндер-сюрприз.
И только шрамик от внематоч.
под животом
с ней разговаривает на ночь
заросшим ртом.
***
Наш вагон зацепил человека.
По частям человека внесли.
Если выживет - будет калека.
Отмахнули флажком. Повезли.
Но пока он в вагоне хранился,
проводница пила корвалол,
я за чаем пойти постыдился,
а какой-то дедуля пошёл -
отлетала душа, отлетала,
на мытарства спешила она…
На стоянке врачиха сказала:
«Чё везли-то? Он мёртвый. Хана».
И уже мертвеца - человеки
на носилках поставили в снег.
«Газвода, пирожки, чебуреки…
Не хотите один чебурек?»
И кричу я закутанной тётке:
«Ты мне водки скорей принеси.
Выпью всю, хоть и нет столько водки
на Руси…»
Что-то стало со мною такое,
что-то звякнуло, дзинькнуло вдруг.
Это надобно сердце какое,
да и даже не сердце, мой друг,
освятить эти речи, и лица,
и сугробы, и холод, и кровь,
лень мента, суету проводницы,
а потом переделать в Любовь!
***
Я думал, Церковь - это идеал,
а Церкви далеко до идеала,
но только там я истину узнал,
которая не разочаровала:
начни с себя, и все вокруг начнут
по Образу меняться и Подобью...
Подумать только: заурядный блуд
я называл таинственной любовью!
***
Бросить тоску. Не гулять по парку.
Стихи не писать назло.
Уехать в деревню. Открыть столярку.
Изучить ремесло.
Делать двери, шкафы, ниши,
табуретки, столы.
Рубить срубы. Сводить крыши.
Настилать полы.
Выдохнул стихотворение, кроме
тебя самого куда?
А дверь висит на соседнем доме
и будет висеть года.
***
Вместо иконостаса -
Владимир Семёныч Высоцкий…
С балкона - видна трасса.
Из окон высотки - высотки.
Папа - в горячем цехе.
Мама - в садике, в яслях.
Сын - уже в политехе.
Дочка - пока не ясно.
Папа - костры, гитары,
бардовские фестивали.
Мама, чтобы водяры
доверху наливали.
Сын ненавидит прямо
любую музыку тупо.
А дочка - играет гаммы,
и у неё группа.
В группе жених на басе,
подруга на саксофоне…
На иконостасе
место иконе.
***
Памяти В. Неустроева
А может, ничего
и не было того,
над чем я столько думал,
о чём я столько плакал?
А был один денёк,
всего один денёк,
прогулянный урок
и от машин газок.
Гитара за спиной,
назавтра выходной,
и мы в одной рок-группе
играем хрень с тобой.
Растаял снег, и грязь
потоками лилась,
и ты стоял, Владимир,
как древний русский князь.
Ещё ты без креста,
и жизнь твоя проста,
и наша Русь Святая
языческая, та.
Не знает ни добра,
ни что такое зло.
У тополя кора.
У тополя дупло.
ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ
Мы на фронте с тобой не бывали,
мы с тобой не сидели в плену,
только нас назовёте едва ли
не прошедшими через войну.
Не давали нам высшую меру,
не гноили в родных лагерях.
Мы прошли через ложную веру
и разочаровались в богах.
Ты меня на допросе не выдал,
я в застенках тебя не пытал,
но у нас обозначился идол,
потому что разбит идеал.
Нашим идолом стали карьера,
деньги, вещи, т.д. и т.п.
Помоги, православная вера,
поколению, мне и тебе.
Мы с тобой не ходили в атаки,
не теряли в окопах друзей,
но прошли сквозь гражданские браки,
есть аборты, но нету детей.
Порнографией, блудом, жаргоном
выжигали сердца нам легко,
постоянно бывая влюблённым,
я любить не могу никого.
Мы кимвалами стали и медью,
процитировать Павла дерзну.
Брат мой, брат, мы идём через Третью
мировую войну - не войну.
Мы с тобой понимали искусство
как пустышку, иллюзию, бред,
загляни в наши тексты - там пусто,
потому и читателя нет.
Убивали Беслан и Цхинвали,
предавали «Норд-Ост» или «Курск»,
мы расчётливо в тексты вставляли
симулякры, центоны, дискурс.
...Я родился в глухом Казахстане,
я учиться уехал в Москву,
где я только, блин, не был по пьяни,
а теперь на Урале живу.
Ощущения Родины нету,
сколько раз ни тверди слово «Русь»,
вряд ли русским ты станешь при этом,
так куда я, куда я вернусь?
...Водкой мерится русская удаль,
наш народ пьёт уже целый век,
вот и вышло: не выпьешь покуда,
ты практически не человек.
Посмотри, как деревню сбухали,
как скурили, сторчали страну...
Все поэты боятся морали,
но закончить моралью рискну:
если мы в двадцать первом столетье,
наконец, не увидим вину,
брат мой, мы не пройдём через Третью
мировую войну - не войну.
ЗМЕЯ
У каждой женщины должна быть змея...
Б. Гребенщиков
Влюблённый - слеп.
Он и не знает, что происходит.
Знаю я:
к нему под сердце заползает -
змея.
И по своей змеиной воле
она то жалит, то щадит…
Бедняга, мучаясь от боли,
то ковыляет, то парит.
…Разлука.
Радоваться надо
счастливейшему из существ,
но он привык
и просит яду,
ведь яд вошёл в обмен веществ.
И странной пустотою жжёт
проделанный под сердце ход…
Влюблённый - глуп,
он и не знает, что происходит.
Знаю я:
он ход под сердце заполняет…
И это новая змея!
БАЧКИ
Сегодня вынести бачки
мне вдруг позволил доктор мой,
а на дворе весна почти
и пахнет здорово весной.
Синичка - тинь! - и на скамью.
Ботинком хрупаю ледок.
Когда же я создам свою
семью и тихий уголок?
…В три четверти зелёный цвет
собой залил палаты бак.
И мне не вынырнуть никак
туда, где белизна и свет.
***
Христианство мешает жить.
даёт до конца забыться,
обстоятельно согрешить.
Ни разгневаться, ни напиться,
ни похвастаться, ни полениться…
Христианство мешает жить.
Христианство не удалить,
значит, с помощью компромисса
приспособить его, приземлить…
Так посредственная актриса
удивительный монолог
удивительного Шекспира
подминает под свой мирок
с чётким привкусом телемыла.
Лучше был бы я протестант,
атеист, коммунист, сектант,
йог, служитель богини Кали
или свёл бы Христа, как Кант,
к примитивной, пустой морали.
Лучше был бы я реалист,
знал бы «сколько-чего-где» стоит,
обаятельный пессимист,
упоительный русский стоик.
Очень сладко стоять в пальто,
под дождём прикурив сигарету,
размышляя, что ты - никто,
а в религии всё не то,
и Его просто-напросто нету.
Трусы верят, но ты не трус,
не ханжа, не мудак, не сволочь,
а герой и любимец муз…
А теперь оцени на вкус
христианство - сплошная горечь.
Горько бросить свои стихи
и с вниманием помолиться,
горько видеть свои грехи,
класть поклоны, читать, поститься.
Горько верить, когда уже
ты не можешь, не веришь больше,
горько ждать благодати в душе,
но, дождавшись, терять ещё горше.
Христианство - оно горько,
пусть не врут православные барды.
Раньше было смертельно легко,
а теперь тяжело, но от правды.
Я мечтал бы о том, чтоб, друг,
христианство исчезло вдруг,
а загробная жизнь осталась,
чтобы я предавался и т а м
беззаветно моим страстям…
Христианство мешает малость.
Христианство мешает жить.
***
Мне девочка в любви призналась,
ощутил над нею власть.
Мешались в сердце власть и жалость,
отцовская любовь и страсть.
Чтоб с ней не согрешить невольно,
боясь коварного блуда,
той девочке я сделал больно:
с ней расстался навсегда.
Но вновь она пошла в атаку,
Я пожалел… поговорил…
Хозяин так любил собаку,
что по кусочкам хвост рубил.
***
Малыш суетится у пня,
а я взгромоздился на горку.
А вдруг он запомнит меня,
запишет себе на подкорку?
И будет потом через годы,
дрожа, вспоминать этот день:
обрывки, куски и разводы,
и дядю на горке, и пень.
Мои великанские ноги,
бутылку, шальные зрачки,
и в них выраженье тревоги,
и в них выраженье тоски.
И я исправляю ошибку,
смеюсь и махаю рукой,
пускай он запомнит улыбку,
забудет тревогу с тоской.
ОДА
Спасибо, Господи, за то, что я живу,
спасибо, Господи, за то, что так бывает,
и помню я, как в детстве в синеву
мой красный шар стремится, улетает,
как во дворах трепещется бельё,
как дерево шумит в июньский вечер,
как на вокзале детства моего
прибывший поезд объявлял диспетчер.
Спасибо, Господи, за то, что я любил
по-детски безответно и наивно,
и Высшая Любовь - ты мне открыл -
как правило, бывает не взаимна.
Спасибо, Господи, что попустил упасть,
и я упал, и поднимался долго,
зато теперь я не считаю страсть -
любовью и любовью - чувство долга.
Спасибо, Господи, за то, что я грешил,
был дудкой дьявола и человека сузил...
Но бросил богохульствовать, решил
забыть о скверной, развращённой музе
и в поисках Любви и Красоты -
писать иначе, вместо чувства - мысли...
Я в ад сошёл бы, если бы не Ты,
причём в прямом, не переносном смысле.
Спасибо, Господи, что страшных Таин Твоих
Я с замираньем сердца причащался.
И не губами-лбом к мощам святых -
устами и челом я прикасался.
Спасибо за Пасхальный крестный ход,
я, помнится, пришёл в ужасном стрессе
и ощутил впервые мой народ,
и с ним кричал: «Воистину воскресе!»
Спасибо, Господи, за то, что я уйду
не в мир идей, не в подлую нирвану,
не распадусь, в цветок не перейду,
но весь умру и целиком восстану.
Спасибо, Господи, за то, что смерти нет,
не может быть и не было в помине.
За тихий-тихий невечерний свет
Твоей Святыни.