ночь
Ночь. Как давно это было в последний раз. В темноте ключ мягко повернулся в замке, легкий щелчок и дверь открыта. Я на цыпочках выхожу, закрываю за собой дверь и при свете телефона быстро спускаюсь несколько этажей. Во дворе так тихо, что когда завожу мотор машины, кажется, что сейчас все здание проснется. Замерев, внимательно смотрю, вроде окна темные. Все мирно и глубоко спят. Не включая фар, аккуратно выезжаю, как будто преодолеваю последнее препятствие. Пустынная, ярко освещенная фонарями улица слегка слепит. Делаю глубокий вдох. Ощущение свободы. Ночь в союзниках, я наедине с пустым городам. Вдох, еще вдох.
Сначала неспешная прогулка по любимым местам, которые ночью приобретают сказочный вид в тускло-желтом свете фонарей. Машина почти беззвучно скользит по асфальту вьющейся над ущельем дороги. Подсвеченные тридцатиметровые арки моста похожи на порталы в другой мир, это проходы, которые открываются только ночью. От набережной вверх поднимаются отвесные скалы, освещенные у основания. Ощущение, что оттуда вырывается огонь из преисподней. Но в качестве противосилы наверху так же освещены стены и купол церкви Св. Саркиса.
Все так же медленно проезжаю по мосту. В машине тихо, музыка сейчас не к месту, может быть чуть позже, но сейчас только ветер и гудение мотора. Выжимаю газ, 3500 оборотов мотора выдергивают асфальт и с ревом оставляют позади и церковь, и скалы, и мост. Одно из самых больших удовольствий - ощущение дороги и скорости. Никаких гонок и соревнований, никакого лавирования в потоке машин, никаких пешеходов. Только ночь, одиночество и шелест шин.
Город фантастически пуст, ни собак, на бродяг, веселые движущиеся фонарики вывесок только подчеркивают застывшую ночь. Сделав огромный крюк, объехав центр по широкой касательной, останавливаюсь на возвышенности, чтобы видеть бусы улиц, образуемые все теми же жёлтыми фонарями. Глушу мотор. Одиночество сидит рядом на сиденье и не тяготит - так вдвоем можно просидеть очень долго, почти до рассвета. Эта ночь моя.
Но ненадолго. В тишине через некоторое время послышались шаркающие шаги и диалог. Два еле стоящих на ногах субъекта очень неровно, но очень целеустремленно двигались к центру (возможно из-за уклона улицы). Беседа была явно осмысленной, и хотя они были метрах в пятидесяти, слова доносились четко. Высокий и довольно плотный аккуратно держа бутылку на весу, вопрошал:
- Ты. Ты знаешь, в чем смысл жизни?
Его щуплый собеседник был в смущении, его явно это не волновало. Сохранность бутылки однозначно больший приоритет. Толстый продолжал:
- Вот из-за таких как ты, ты, мы в таком положении. Ты, ты даже не помнишь, что в прошлый раз я тебе говорил, что этот вопрос не имеет смысла. Это придумал не я, это еще Конт сказал, но я могу это тебе обосновать.
Щуплый встрепенулся:
- Кант, а не Конт.
От расстройства бутылка задрожала в руках высокого и плотного. Он горестно глотнул из горлышка и передал мелкому:
- Ты, ты ничего не понимаешь, вопрос о смысле жизни не имеет смысла с позитивистской точки зрения, - он обвинительно выставил указательный палец, а потом махнул рукой, - хотя какая разница. Кант или Конт. Главное, чтобы в бутылке оставалась пара глотков, помнишь, как у Брэдбери в Синей Бутылке…
Жду, пока отойдут, завожу мотор. Предрассветные улицы теряют свою сказочность. Нужно успеть домой, пока чары полностью не рассеялись.
Сначала неспешная прогулка по любимым местам, которые ночью приобретают сказочный вид в тускло-желтом свете фонарей. Машина почти беззвучно скользит по асфальту вьющейся над ущельем дороги. Подсвеченные тридцатиметровые арки моста похожи на порталы в другой мир, это проходы, которые открываются только ночью. От набережной вверх поднимаются отвесные скалы, освещенные у основания. Ощущение, что оттуда вырывается огонь из преисподней. Но в качестве противосилы наверху так же освещены стены и купол церкви Св. Саркиса.
Все так же медленно проезжаю по мосту. В машине тихо, музыка сейчас не к месту, может быть чуть позже, но сейчас только ветер и гудение мотора. Выжимаю газ, 3500 оборотов мотора выдергивают асфальт и с ревом оставляют позади и церковь, и скалы, и мост. Одно из самых больших удовольствий - ощущение дороги и скорости. Никаких гонок и соревнований, никакого лавирования в потоке машин, никаких пешеходов. Только ночь, одиночество и шелест шин.
Город фантастически пуст, ни собак, на бродяг, веселые движущиеся фонарики вывесок только подчеркивают застывшую ночь. Сделав огромный крюк, объехав центр по широкой касательной, останавливаюсь на возвышенности, чтобы видеть бусы улиц, образуемые все теми же жёлтыми фонарями. Глушу мотор. Одиночество сидит рядом на сиденье и не тяготит - так вдвоем можно просидеть очень долго, почти до рассвета. Эта ночь моя.
Но ненадолго. В тишине через некоторое время послышались шаркающие шаги и диалог. Два еле стоящих на ногах субъекта очень неровно, но очень целеустремленно двигались к центру (возможно из-за уклона улицы). Беседа была явно осмысленной, и хотя они были метрах в пятидесяти, слова доносились четко. Высокий и довольно плотный аккуратно держа бутылку на весу, вопрошал:
- Ты. Ты знаешь, в чем смысл жизни?
Его щуплый собеседник был в смущении, его явно это не волновало. Сохранность бутылки однозначно больший приоритет. Толстый продолжал:
- Вот из-за таких как ты, ты, мы в таком положении. Ты, ты даже не помнишь, что в прошлый раз я тебе говорил, что этот вопрос не имеет смысла. Это придумал не я, это еще Конт сказал, но я могу это тебе обосновать.
Щуплый встрепенулся:
- Кант, а не Конт.
От расстройства бутылка задрожала в руках высокого и плотного. Он горестно глотнул из горлышка и передал мелкому:
- Ты, ты ничего не понимаешь, вопрос о смысле жизни не имеет смысла с позитивистской точки зрения, - он обвинительно выставил указательный палец, а потом махнул рукой, - хотя какая разница. Кант или Конт. Главное, чтобы в бутылке оставалась пара глотков, помнишь, как у Брэдбери в Синей Бутылке…
Жду, пока отойдут, завожу мотор. Предрассветные улицы теряют свою сказочность. Нужно успеть домой, пока чары полностью не рассеялись.