Компаунд, Отто-Дейц, мельницы, пошвенные колеса и всякое вечное движение..
В пятницу был замечательный сеанс доходячного стенолазания. О податливые рога зацепов! О! О казенные скальники с сифилитическими носами! О! О любимые долготерпимые мои покровцы! О, буду рассказывать.
Ильич, как всегда, подвёл. К тому времени, как приехал первой ласточкой Димка, метро, октябрь, революция, библиотеки и площади, а также мой безвременно погибший на раздаче внутренний компас, икая и лиловея ушами, исполняли пируэты в деревянных ящиках. Это я, значит, шибко боялась, что не там жду.
Снаружи был кудрявый недоеденный звёздный пёс, свально возлежавший возле места казни и продажи. И подошедший Витас, зябко сучивший ножками в, да простит меня он, подиумного размера шортиках, с домашними таджиками, живущими в трубе и тоскующий по килограммам халвы, вскоре обрётенной.
О, стена, о! Под гуслярные шестидесятнические мотивы отряд двинулся ввысь. Я, полчасика попокоряв (глагол то)разминочную полосу по схеме ухватил-отпал-опечалился, посредством Димкиного научения обнаружила трассу, посильную даже слабосильным и малокашным.
Где, естесно, забила белы рученьки до минерального состояния. Ворочая гранитными дланями, добрела-таки до вершины, где камушки по мановению обратились дефектными сосиськами.
В прошлый раз победными ручными колбасками мой поход и завершился, но тут учителя взяли проповедью и массой. И, знаете, вот тут-то и была сказка.
Сказка, когда кусок трассы ползёшь правильно, обмирая от ощущения собственной механической верности, слаженности, ловкости и небывалой такой сотворенности.
Когда устрашаешь зацепы лицом финиковой пальмы, в лучших самурайских традициях, когда болтаешься бессильно по сто тысяч секунд в двух шагах до тумана, а потом всё-таки восседаешь на верхушке необъезженной стены, попискивая от собственной значимости. Ой, а названия какие у трасс.. Помню что-то про сиреневых енотиков.
Когда болтаешься на страховке в позе дохлого мостика, пуча глаза в центрифуге отъезжающего асфальта, видя себя точёной китайской акробаткой. Муф.
Замечательная витасовая спина, могущая украсить собой эскизы многоопытных певцов человеческого тела. И он бегал по ребру наклонной стены, о ах, без единого зацепа, как прямо мышечный эльф. А Димка - антигравитационный человек-малекула в лучшем его образе.
Ещё вот на стене работает обычно диагональ, то есть разноименная рука-нога. Айкидошный наш отряд, отбавив сэмпаев, дружно работал одноименными, с гиканьем развеваясь над стеной, аки водрузенный над рейхстагом.
Ну вот. В копилку моих человеческих симпатий добавился теперь ещё человек. Он большой, красивый и в бандане.
Про него обязательно нужно написать книгу, про четыре года в Индии, фестивали танцев, индийскую девушку, про слоников в магазине телефонов, про Деви, которая на самом деле Татьяна и его духовный наставник, и шлёт с солнечного юга смешные ММСки с тряпочными зверьками. Бесконечные передачи и особенная такая углубленность. И, знаете, когда он мимоходом тихо говорит «я-то знаю, что Бог -везде», думаешь, что за одно это можно отдать любимого зайца и кило капусты впридачу.
Воот, потом киоскерша с медовухой, поглядев на мою нашейную рыбу-Тарасику и жизнерадостное облачение, вопросила, есть ли кисоньке пятнадцать (число зверя?). Никаковый из меня акселерат. Предъявив бабушке след суровой нитки на затылке и грозный трио-эскорт, амброзию получила-таки. А в метро потом другая благообразная матрона в сединах терзалась, стоит ли ей садиться на трон, любезно уступленный дитём порока с бутылкой и свитером без подмышек.
И да, всех нарисую. Буду старенькая - буду с вами комиксы рисовать.
Ильич, как всегда, подвёл. К тому времени, как приехал первой ласточкой Димка, метро, октябрь, революция, библиотеки и площади, а также мой безвременно погибший на раздаче внутренний компас, икая и лиловея ушами, исполняли пируэты в деревянных ящиках. Это я, значит, шибко боялась, что не там жду.
Снаружи был кудрявый недоеденный звёздный пёс, свально возлежавший возле места казни и продажи. И подошедший Витас, зябко сучивший ножками в, да простит меня он, подиумного размера шортиках, с домашними таджиками, живущими в трубе и тоскующий по килограммам халвы, вскоре обрётенной.
О, стена, о! Под гуслярные шестидесятнические мотивы отряд двинулся ввысь. Я, полчасика попокоряв (глагол то)разминочную полосу по схеме ухватил-отпал-опечалился, посредством Димкиного научения обнаружила трассу, посильную даже слабосильным и малокашным.
Где, естесно, забила белы рученьки до минерального состояния. Ворочая гранитными дланями, добрела-таки до вершины, где камушки по мановению обратились дефектными сосиськами.
В прошлый раз победными ручными колбасками мой поход и завершился, но тут учителя взяли проповедью и массой. И, знаете, вот тут-то и была сказка.
Сказка, когда кусок трассы ползёшь правильно, обмирая от ощущения собственной механической верности, слаженности, ловкости и небывалой такой сотворенности.
Когда устрашаешь зацепы лицом финиковой пальмы, в лучших самурайских традициях, когда болтаешься бессильно по сто тысяч секунд в двух шагах до тумана, а потом всё-таки восседаешь на верхушке необъезженной стены, попискивая от собственной значимости. Ой, а названия какие у трасс.. Помню что-то про сиреневых енотиков.
Когда болтаешься на страховке в позе дохлого мостика, пуча глаза в центрифуге отъезжающего асфальта, видя себя точёной китайской акробаткой. Муф.
Замечательная витасовая спина, могущая украсить собой эскизы многоопытных певцов человеческого тела. И он бегал по ребру наклонной стены, о ах, без единого зацепа, как прямо мышечный эльф. А Димка - антигравитационный человек-малекула в лучшем его образе.
Ещё вот на стене работает обычно диагональ, то есть разноименная рука-нога. Айкидошный наш отряд, отбавив сэмпаев, дружно работал одноименными, с гиканьем развеваясь над стеной, аки водрузенный над рейхстагом.
Ну вот. В копилку моих человеческих симпатий добавился теперь ещё человек. Он большой, красивый и в бандане.
Про него обязательно нужно написать книгу, про четыре года в Индии, фестивали танцев, индийскую девушку, про слоников в магазине телефонов, про Деви, которая на самом деле Татьяна и его духовный наставник, и шлёт с солнечного юга смешные ММСки с тряпочными зверьками. Бесконечные передачи и особенная такая углубленность. И, знаете, когда он мимоходом тихо говорит «я-то знаю, что Бог -везде», думаешь, что за одно это можно отдать любимого зайца и кило капусты впридачу.
Воот, потом киоскерша с медовухой, поглядев на мою нашейную рыбу-Тарасику и жизнерадостное облачение, вопросила, есть ли кисоньке пятнадцать (число зверя?). Никаковый из меня акселерат. Предъявив бабушке след суровой нитки на затылке и грозный трио-эскорт, амброзию получила-таки. А в метро потом другая благообразная матрона в сединах терзалась, стоит ли ей садиться на трон, любезно уступленный дитём порока с бутылкой и свитером без подмышек.
И да, всех нарисую. Буду старенькая - буду с вами комиксы рисовать.