Когда-то, в минувшей и почти забытой ею жизни, Чучу звали Люсей. Она тогда очень любила коробки: любила забираться в них и сидеть, свернувшись клубком. Хозяева смеялись. Люся считала, что они её любят. Но они вывезли её в такой коробке на улицу, в городской парк, как только выяснилось, что Люся в положении.
- Где только нагуляла, тварь, - брезгливо бросила хозяйка. - Нечего мне тут котят плодить.
Люся ничего не могла сказать в своё оправдание. Маленький хозяйкин сын Толик, кажется, плакал, когда её уносили в коробке, а его отец хмуро заводил мотор машины, чтобы увезти провинившуюся кошку вон.
Потянулись длинные тоскливые осенние дни. В парке жили и другие кошки, небольшая стайка, их подкармливал сторож. Но Люся к ним не подходила, боялась их и шипела. Она предпочитала находиться в своей коробке, стоявшей возле ступеней широкой каменной лестницы.
Случались прохожие, подкармливавшие и Люсю. Она шипела и на них, но, когда они уходили, выбиралась из коробки и торопливо съедала то, что они приносили: куриные кости, куски сосиски или немного сухого корма. Когда начинался дождь, она просто забивалась поглубже в раскисавшую коробку и терпела.
Чаще всего её кормили мать с дочкой-подростком, проходившие мимо, видимо из школы и с работы.
- Она пушистая, сибирская, но всё равно холодно, - негромко сказала однажды девочка матери. - Смотри, она по раскраске будто манул! Смешная. Я бы её Чучей назвала.
- У нас три кошки, не забывай, - сухо ответила мать и достала из сумочки пакетик «вискаса». - Хорош уже. Нам только Чучи не хватает.
Дочка вздохнула и промолчала. Люся дождалась, пока они уйдут, неловко выбралась из коробки и поспешно принялась за еду.
Ночи становились всё холоднее, хотя днём солнце пригревало по-прежнему. Люся сворачивалась плотным клубком на дне коробки, но это помогало мало. Внутри у неё бились котята - больше одного, все живые, она точно это знала.
Вечером мимо коробки снова проходили мама с дочкой.
- Давай другой дорогой возвращаться, сил нету на неё смотреть, - мрачно проговорила мать.
Дочка пробормотала:
- Смотри, у неё кончики ушей как будто обморожены.
- Отстань, - жалобно буркнула мать.
Ещё через день похолодало сильнее. Люся вовсе перестала вылезать из коробки.
И она, конечно, не могла слышать, как дочка звонит матери на работу и отчаянно кричит в трубку:
- Мам, ночью будет минус десять!
- Ой, да возьми ты её уже… - проворчала мать. - Но учти, под твою ответственность. Посади её пока в ванную, что ли, к другим не пускай. Донесёшь? Или подождёшь, пока я вернусь?
- Донесу, - быстро заверила дочь и кинулась одеваться. Остальные домочадцы - Пушок, Кланя и Пуфик - заинтересованно вертелись у её ног.
- Сейчас принесу вам Чучу, - весело заверила младшая хозяйка и умчалась, захлопнув за собой дверь.
- …Собирайтесь, дети, в кучу, я вам Чучу отчубучу… - провозгласила пришедшая с работы мать, глядя на новую обитательницу дома, бочком выбравшуюся из ванной. - Она же того… брюхатая. Не было заметно, пока она в коробке сидела.
- Ма-ма! - укоризненно воскликнула дочь.
- А что «мама», что «мама», это же пушкинское определение, - пожав плечами, отпарировала мать. - Гипотетически ещё плюс три кота. Или четыре.
Чуча-Люся решила, что её снова выгонят, и отчаянно зажмурилась. Лучше умереть.
- Как ты её донесла? Она на тебя не шипела? Не рычала? Не укусила? - запоздало забеспокоилась мать.
- Не-е, - радостно улыбнулась дочь, - я её в куртку завернула.
- Завтра же запишу её к ветеринару, - вздохнула мать. То есть старшая хозяйка.
Чуча-Люся робко приоткрыла один глаз. Похоже, выбрасывать её не собирались. Наоборот, под столом ей поставили новую коробку, очень большую, целый дом. И постелили туда матрасик.
Через неделю она родила двух рыжих котят, получивших имена Чук и Гек. Но дочь звала их Чукча и Гекча. Все взрослые коты опекали их и заскучали, когда котят всё-таки раздали. Чуча скучала тоже и в дом-коробку под столом так и не вернулась.
Теперь её любимым местом стало хозяйкино кресло.