То, что ты ищешь
Умаляя значение поиска дела своей жизни, ты умаляешь себя как человека.
Я называю это предназначением. Это то, чем горят твои глаза. То, что заставляет чувствовать себя живым, чистым, как родниковая вода, честным перед собой и значительным, огромным, словно статуя Будды на вершине горы.
Я люблю писать о людях. Люди носят в себе свою собственную атмосферу. И когда я пытаюсь написать об атмосфере, которая однажды накрыла меня с головой, захватила тело и, проникнув внутрь, на время стала частью меня, снова и снова получается рассказ о человеке. И, вспоминая человека, я думаю не о манере разговора, во что он был одет и даже не о цвете его глаз. Я вспоминаю его атмосферу, то, как трансформировались с ним мои ощущения и что он заставлял меня чувствовать.
И самое ценное - что я поняла благодаря ему.
Поэтому, о чём бы я ни писала, может получиться рассказ о человеке.
С Ромой я чувствовала себя так, будто он беззастенчиво читает мои мысли, а я только делаю вид, что протестую. Когда я впервые по-настоящему заглянула в его глаза, то увидела в них себя: свободолюбивую, откровенную, пошлую, бегущую от всякой ответственности и немного потерянную. Эти черты и другие, объединяющие нас, рождали нашу личную атмосферу увлекательной игры, в которую мы играли вместе на протяжении нескольких месяцев со дня знакомства.
Он был вторым человеком в моей жизни, под взглядом которого я отчётливо ощущала себя раздетой. Забавно, что первого тоже звали Рома. Но у нас была другая игра.
Рома не был предсказуемым. Иногда его слова и поступки взрывали мой мозг, а иногда он делал откровенные глупости - в такие моменты я даже вспоминала, что он немного младше меня.
В отличие от многих других, он никогда не пытался воспринимать меня как ребёнка, заботиться, оберегать от опасности, вселять уверенность. Конечно, я понимала: он такой же безответственный потерянный ребёнок, как и я. Часто я была благодарна ему именно за то, что он не делает вид, будто думает обо мне больше, чем есть на самом деле.
Хандра, похоть, переменчивое настроение, мелкие и крупные шалости и бегство от реальности были частью его образа жизни. Он улыбался лукаво, как далёкий родственник дьявола, часто курил сигареты или план, возбуждённо рассказывал о пережитых приходах, отпускал грязные шуточки, фонтанировал пошлостями, раздевал меня взглядом и не только.
Его ветреность и безответственность резонировали с моими и день за днём учили меня: детка, никто не обязан думать о тебе. Эти наши общие качества заставляли окружающих и всю Вселенную делать что угодно, лишь бы не оставить нас наедине. Потому что, оказавшись только вдвоём без присмотра, наши тёмные оторванные сущности рисковали натворить глупостей. А самая большая глупость рисковала превратиться в самое увлекательное приключение.
Рома учился на музыканта. Вот уже двенадцать лет его пальцы досконально изучали гладкую чувствительную поверхность клавиш фортепиано, рецепторы слуха умели улавливать еле заметные изъяны в прекрасном, а голос был куда более сильным и уверенным, когда он пел, чем когда говорил.
Он взял меня с собой в университет, мы получили ключ у какого-то дяди и вошли в маленький кабинет для репетиций. Напротив двери было большое окно, слева - стол, на котором лежал кофр со скрипкой, а справа - блестящее рыжее фортепиано.
В этой истории не будет секса на фортепиано.
Она о предназначении.
Когда Рома впервые при мне коснулся своими длинными музыкальными пальцами клавиш инструмента… нет, даже раньше… когда он поднял крышку, сел на чёрный стул, выпрямил спину и подготовил все части своего тела - голову, шею, кисти, руки, ноги, глаза и впервые выражающие такую серьёзность губы… В тот самый момент всё, что я привыкла видеть в его хитрых глазах, а особенно хаотичный поиск и потерянность, объединяющие нас, куда-то исчезли. Они испарились, вылетели в окно вместе с его пофигизмом, расхлябанностью и детскостью. Передо мной сидел взрослый человек. Взрослый, уверенный, вдохновлённый, серьёзный, бесконечно сексуальный и по-настоящему открытый миру человек, мужчина. Это был не тот мальчик Рома, с которым девочка Лиза играла в игры. Это было огромное изваяние Будды на вершине горы. Как будто, зайдя в этот волшебный кабинет, мы попали в аномальную зону покоя. Будто одно лишь лёгкое прикосновение к фортепиано наполнило его тело и душу смыслом.
Вероятно, так и было.
Я не могла отвести от него глаз. Я смотрела, приоткрыв рот, наслаждаясь звуками, рождающимися под его пальцами, и судорожно вспоминала своего друга Рому, размышляя, куда он делся и вернётся ли, когда мелодия оборвётся.
Рома, впервые играющий для меня на фортепиано, - это картинка-слайд в моей личной азбуке:
«Д - дело жизни».
Его лицо, губы, движения пальцев, шеи и челюсти, еле заметные движения ног и то, как в такт музыке напрягались и расслаблялись мышцы в вырезах майки, которую он потом таки подарил мне на память, - всё это на фоне божественных звуков живого инструмента создавало новую атмосферу, вибрации, которые навсегда отпечатались на моём сознании одним словом: ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.
Я пишу о людях, потому что они и их атмосфера - это мои слайды. Без них всё, что я скажу, будет звучать, как лекция аспиранта с философского факультета.
Я искренне мечтаю о том, чтобы ни один человек в мире не лишал себя предназначения.
Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что именно оно делает нас людьми.
Я называю это предназначением. Это то, чем горят твои глаза. То, что заставляет чувствовать себя живым, чистым, как родниковая вода, честным перед собой и значительным, огромным, словно статуя Будды на вершине горы.
Я люблю писать о людях. Люди носят в себе свою собственную атмосферу. И когда я пытаюсь написать об атмосфере, которая однажды накрыла меня с головой, захватила тело и, проникнув внутрь, на время стала частью меня, снова и снова получается рассказ о человеке. И, вспоминая человека, я думаю не о манере разговора, во что он был одет и даже не о цвете его глаз. Я вспоминаю его атмосферу, то, как трансформировались с ним мои ощущения и что он заставлял меня чувствовать.
И самое ценное - что я поняла благодаря ему.
Поэтому, о чём бы я ни писала, может получиться рассказ о человеке.
С Ромой я чувствовала себя так, будто он беззастенчиво читает мои мысли, а я только делаю вид, что протестую. Когда я впервые по-настоящему заглянула в его глаза, то увидела в них себя: свободолюбивую, откровенную, пошлую, бегущую от всякой ответственности и немного потерянную. Эти черты и другие, объединяющие нас, рождали нашу личную атмосферу увлекательной игры, в которую мы играли вместе на протяжении нескольких месяцев со дня знакомства.
Он был вторым человеком в моей жизни, под взглядом которого я отчётливо ощущала себя раздетой. Забавно, что первого тоже звали Рома. Но у нас была другая игра.
Рома не был предсказуемым. Иногда его слова и поступки взрывали мой мозг, а иногда он делал откровенные глупости - в такие моменты я даже вспоминала, что он немного младше меня.
В отличие от многих других, он никогда не пытался воспринимать меня как ребёнка, заботиться, оберегать от опасности, вселять уверенность. Конечно, я понимала: он такой же безответственный потерянный ребёнок, как и я. Часто я была благодарна ему именно за то, что он не делает вид, будто думает обо мне больше, чем есть на самом деле.
Хандра, похоть, переменчивое настроение, мелкие и крупные шалости и бегство от реальности были частью его образа жизни. Он улыбался лукаво, как далёкий родственник дьявола, часто курил сигареты или план, возбуждённо рассказывал о пережитых приходах, отпускал грязные шуточки, фонтанировал пошлостями, раздевал меня взглядом и не только.
Его ветреность и безответственность резонировали с моими и день за днём учили меня: детка, никто не обязан думать о тебе. Эти наши общие качества заставляли окружающих и всю Вселенную делать что угодно, лишь бы не оставить нас наедине. Потому что, оказавшись только вдвоём без присмотра, наши тёмные оторванные сущности рисковали натворить глупостей. А самая большая глупость рисковала превратиться в самое увлекательное приключение.
Рома учился на музыканта. Вот уже двенадцать лет его пальцы досконально изучали гладкую чувствительную поверхность клавиш фортепиано, рецепторы слуха умели улавливать еле заметные изъяны в прекрасном, а голос был куда более сильным и уверенным, когда он пел, чем когда говорил.
Он взял меня с собой в университет, мы получили ключ у какого-то дяди и вошли в маленький кабинет для репетиций. Напротив двери было большое окно, слева - стол, на котором лежал кофр со скрипкой, а справа - блестящее рыжее фортепиано.
В этой истории не будет секса на фортепиано.
Она о предназначении.
Когда Рома впервые при мне коснулся своими длинными музыкальными пальцами клавиш инструмента… нет, даже раньше… когда он поднял крышку, сел на чёрный стул, выпрямил спину и подготовил все части своего тела - голову, шею, кисти, руки, ноги, глаза и впервые выражающие такую серьёзность губы… В тот самый момент всё, что я привыкла видеть в его хитрых глазах, а особенно хаотичный поиск и потерянность, объединяющие нас, куда-то исчезли. Они испарились, вылетели в окно вместе с его пофигизмом, расхлябанностью и детскостью. Передо мной сидел взрослый человек. Взрослый, уверенный, вдохновлённый, серьёзный, бесконечно сексуальный и по-настоящему открытый миру человек, мужчина. Это был не тот мальчик Рома, с которым девочка Лиза играла в игры. Это было огромное изваяние Будды на вершине горы. Как будто, зайдя в этот волшебный кабинет, мы попали в аномальную зону покоя. Будто одно лишь лёгкое прикосновение к фортепиано наполнило его тело и душу смыслом.
Вероятно, так и было.
Я не могла отвести от него глаз. Я смотрела, приоткрыв рот, наслаждаясь звуками, рождающимися под его пальцами, и судорожно вспоминала своего друга Рому, размышляя, куда он делся и вернётся ли, когда мелодия оборвётся.
Рома, впервые играющий для меня на фортепиано, - это картинка-слайд в моей личной азбуке:
«Д - дело жизни».
Его лицо, губы, движения пальцев, шеи и челюсти, еле заметные движения ног и то, как в такт музыке напрягались и расслаблялись мышцы в вырезах майки, которую он потом таки подарил мне на память, - всё это на фоне божественных звуков живого инструмента создавало новую атмосферу, вибрации, которые навсегда отпечатались на моём сознании одним словом: ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.
Я пишу о людях, потому что они и их атмосфера - это мои слайды. Без них всё, что я скажу, будет звучать, как лекция аспиранта с философского факультета.
Я искренне мечтаю о том, чтобы ни один человек в мире не лишал себя предназначения.
Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что именно оно делает нас людьми.