Изначально речь в предыдущих записях (
"Любимец партии",
"Ибо я - большевик" и
"Стоя на краю пропасти") шла о двух письмах Николая Бухарина - Илье Британу и Сталину. Третье всплыло по ходу разговора. Насколько мне известно, это - последнее его письмо.
Н.И.БУХАРИН - А.М.ЛАРИНОЙ
(15 января 1938 г.)
Милая, дорогая Аннушка, ненаглядная моя!
Я пишу тебе уже накануне процесса и пишу тебе с определенной целью, которую подчеркиваю тремя чертами: что бы ты ни прочитала, что бы ты ни услышала, сколь бы ужасны ни были соответствующие вещи, что бы мне ни говорили, что бы я ни говорил, - переживи все мужественно и спокойно. Подготовь домашних. Помоги всем. Я боюсь и за тебя, и за других, но прежде всего за тебя. Ни на что не злобься. Помни о том, что великое дело СССР живет, и это главное, а личные судьбы - преходящи и мизерабельны по сравнению с этим. Тебя ждет огромное испытание. Умоляю тебя, родная моя, прими все меры, натяни все струны души, но не дай им лопнуть.
Ни с кем не болтай ни о чем. Мое состояние ты поймешь. Ты - самый близкий, самый родной мне человек. И я тебя прошу всем хорошим, что было между нами, чтоб Ты сделала величайшее усилие, величайшим напряжением души помогла себе и домашним пережить страшный этап. Мне кажется, что отцу и Наде не следовало бы читать газет за соответствующие дни: пусть на время как бы заснут. Впрочем, тебе виднее - распорядись, присоветуй сама, под тем углом зрения, чтобы не было неожиданного кошмарного потрясения. Если я об этом прошу, то, поверь, что я выстрадал все, в том числе и эту просьбу, и что все будет, как этого требуют большие и великие интересы. Ты знаешь, чего мне стоит писать тебе такое письмо, но я пишу его в глубокой уверенности, что только так я должен поступить. Это главное, основное, решающее. Сколько говорят эти короткие строки, ты и сама понимаешь.
Сделай так, как я прошу, и держи себя в руках: будь каменной, как статуя. Я - в огромной тревоге за тебя, и, если бы тебе разрешили написать или передать мне несколько успокоительных слов по поводу вышесказанного, то эта тяжесть свалилась бы хоть несколько с моей души. Об этом прошу тебя, друг мой милый, об этом умоляю. Вторая просьба у меня - неизмеримо меньшая, но лично для меня очень важная. Тебе передадут три рукописи: а) большая философская работа на 310 стр. ("Философские арабески"); б) томик стихов; в) семь первых глав романа. Их нужно переписать на машинке, по три экземпляра. Стихи и роман поможет обработать отец (в стихах приложен план, там внешне - хаос, но можно разобраться; каждое стихотворение нужно перепечатать на отдельной страничке).
Самое важное, чтоб не затерялась философская работа, над которой я много работал и в которую много вложил: это - очень зрелая вещь, по сравнению с моими прежними писаниями, и, в отличие от них, диалектическая от начала до конца. Есть еще та книга ("Кризис капит. культуры и социализм"), первую половину которой я писал еще дома. Ты ее постарайся выручить: она не у меня - жаль будет, если пропадет. Если ты получишь рукописи (много стихов связано с тобой, и ты по ним почувствуешь, как я к тебе привязан), и если тебе будет разрешено передать мне несколько строк или слов, не позабудь упомянуть и о моих рукописях. Распространяться сейчас о своих чувствах неуместно. Но ты и за этими строками увидишь, как безмерно глубоко я тебя люблю. Помоги мне исполнением первой просьбы в столь для меня тяжкие часы. Во всех случаях и при всех исходах суда и после него тебя увижу и смогу поцеловать твои руки.
До свидания, дорогая. Твой Колька.
P.S. Карточка твоя у меня есть, с малышом. Поцелуй Юрку от меня. Хорошо, что он не читает. За дочь тоже очень боюсь. О сыне скажи хоть слово - вероятно, вырос мальчонка, а меня и не знает. Обними его и приласкай.
Текст приведен по хрестоматии "История России. 1917 - 1940"
(Сост. В.А. Мазур и др.; под редакцией М.Е. Главацкого. Екатеринбург, 1993)
* * *
На момент написания этого письма Анна Ларина уже была арестована. Юрий вырос в детском доме, ничего не зная о родителях. Дочь Бухарина Светлана (от второго брака) вместе со своей матерью провели 15 лет в АЛЖИРе. Первая жена (Надежда) была арестована через полтора месяца после процесса над Бухариным и спустя 10 месяцев расстреляна.