Русский язык в Кыргызстане: дискурс и нарративы (II)
(продолжение)
Киргизы vs. кыргызы
Билингвизм представляется авторам и редакции журнала «Русское слово в Кыргызстане» идеальной моделью языковой ситуации для КР:
В нашей стране в результате двухвекового культурного и экономического взаимообогащения де-факто сложились кыргызско-русское двуязычие и своеобразная общая кыргызско-русская культура (в широком смысле этого понятия). (5, стр.19)
Однако сосуществование двух языков, каждый из которых претендует на роль доминирующего, несет в себе потенциал конфликта. Суть этого межъязыкового конфликта в терминах социолингвистики проясняет аспирантка из Франции И.М. Масдье:
Таким образом, вследствие интенсивного вмешательства [в советское время] в языковые процессы и проведения политики русификации русский язык становится «высоким идиомом» (или «доминирующим языком»), приобретает надэтнический характер престижного языка и имеет широкий спектр общественного использования, а национальные языки, как например, кыргызский, становятся «низкими идиомами» (или «доминируемыми языками») с ограничением общественных функций.
С распадом же СССР и получением независимости, бывшие республики, в том числе Кыргызстан, сталкиваются с довольно сложной языковой ситуацией: с одной стороны многоязычие, а с другой, - официальное господство русского языка. И именно в этих условиях возникает еще один языковой конфликт, целью которого является смена прежних диглоссических отношений.(4, стр. 64)
Профессор Тагаев указывает на то, что языковой конфликт может стать основой для конфликта социального:
Воспитание и образование детей совершается в разных культурно-языковых пространствах, в результате чего формируются личности с разными взглядами на мир и разной ментальностью. Не случайно, в обществе появились понятиякыргыз и киргиз, обозначающие эту реальность. Между этими общественными группами уже вызревают семена противоречий и возможных конфликтов. (5, стр. 18)
Тот же проф. Тагаев в другой своей статье дает распространенное определение различию между «киргизами» и «кыргызами»:
В сознании моноязычных кыргызов слова «кыргыз» и «киргиз» эксплицировали два концептуальных понятия, соотносительные с двумя лингвокультурными типажами. Слово «кыргыз» призвано было подчеркнуть индивидуальность и самобытность «истинного» кыргыза, в то время как лингвокультурный типаж «киргиз» ассоциируется, как правило, с языковой личностью, для которой русский язык практически стал родным, а окружающий мир воспринимается и оценивается ею через призму русской культуры. (2, стр.20)
Обращает на себя внимание следующая фраза - [личность] для которой русский язык практически стал родным. Это осторожноепрактически указывает на то, что помимо явного конфликта между носителями кыргызского и русского языков, борющихся за доминирующие влияние в языковой практике, существует скрытый или не столь явный конфликт в отношении уже самого русскоязычия киргизов. Это конфликт между наличной языковой ситуацией, в которой для большого количества людей, считающих себя киргизами или определяемых таковыми другими, родным языком (т.е. преимущественным языком речевой практики) является русский, и доминирующим общественным мнением по поводу этой ситуации, которое ее осуждает или относится к ней с настороженностью как к ситуации отклонения от этнической нормативности. Даже про-русскому евразийцу проф. Тагаеву невыносимо сложно представить, что русский язык может быть не практически, а единственным родным для человека с неславянским происхождением. Идеальным же, в его представлении, «лингвокультурным типажом» является следующий:
Билингвизм, который базируется на родном языке (речь идет о киргизском языке - г.м.) и ценностях родной культуры, создает особый тип евразийской цивилизации, ментальности и мышления, воплотивший в себе черты западной и восточной культур. (2, стр. 21)
Доминирующее мнение о русскоязычии киргизов как девиации заставляет киргизов-носителей русского языка испытывать чувство вины, требующее оправдательных оговорок. Прозаик-фантаст Улан Дуйшеналы-Марипат почти заговорщически сообщает читателям:
Откровенно говоря, я свободнее пишу на русском, чем на кыргызском, тем более что научно-фантастические произведения сложно писать на кыргызском языке. (5, стр.60)
Эта амбивалентность в отношении русского языка проявляет себя не только на уровне общественного мнения, но и на институциональном уровне, отражаясь в неоднозначном толковании статуса «официального языка». Русский как официальный язык используется во всех сферах жизни в Кыргызстане, включая государственное управление. На русском, так же как и на кыргызском, проходят заседания парламента и правительства, совещания у президента. Однако и на уровне общественного сознания, и юридически между государственным и официальным языками закреплена четкая иерархия, согласно которой статус официального языка ниже государственного. На это обращает внимание аспирантка Масдье:
…ситуация с русским и кыргызским языками складывается довольно неоднозначно. С одной стороны, оба языка имеют официальный статус, закрепленный Конституцией страны, где кыргызский признан государственным, а за русским закреплен статус официального языка. Казалось бы, проблем не должно существовать, поскольку понятия «государственный язык» и «официальный язык» очень часто понимаются как равнозначные. Во всяком случае, в странах Западной Европы юридически такие языки имеют равные права. Но на территории Кыргызстана синонимичными эти понятия вряд ли назовешь. Если подробно проанализировать Конституцию и законы о государственном и официальном языках, то в юридическом смысле видны явные отличия в статусе и регламентации этих двух языков. (4, стр. 60-61)
3.
Далее нам бы хотелось поделиться некоторыми соображениями в связи с описанными выше, и как нам кажется, основными нарративами дискурса о русском языке в Кыргызстане.
Тот факт, что русскоязычие в Кыргызстане исключительно и настойчиво связывается с Россией, как риторически (русская культура), так и институционально, способствует укреплению отчуждения в отношении русского языка в обществе. Похожее отчужденное общественное мнение было сформировано в Кыргызстане в отношении социальной инфраструктуры советского времени. В обществе доминирует представление, что социальное обеспечение, доступные и качественные медицина и образование, являвшиеся нормой в советское время, существовали исключительно за счет центральной власти, а не являлись результатом труда нескольких поколений людей, в том числе и в первую очередь, самих жителей Кыргызстана. Общественное мнение, что советская социальная инфраструктура существовала исключительно за счет и в интересах Москвы, настолько прочно утвердилось, что попытки неолиберальных реформ, предлагающих коммерциализацию образования, медицины, значительного (если не полного) сокращения социальных обязательств государства, не встречают никакого серьезного сопротивления в обществе. Настойчивое увязывание русскоязычия в Кыргызстане с Россией наряду с почти полным отсутствием нарративов, рассматривающих русский язык как один из кыргызстанских автохтонных языков, как локализованный и органичный элемент кыргызстанского культурного ландшафта и как важнейшей медиум коммуникации и самовыражения для значительной части населения Кыргызстана, закрепляет схожее с описанным выше общественное мнение: русский язык в Кыргызстане существует благодаря финансовой поддержке и в интересах России, и если эта финансовая поддержка прекратится, а Россия потеряет интерес к Кыргызстану, то и необходимости в русскоязычии в КР не будет.
Эта отчужденность в отношении русского языка позволяет утвердиться такой иллюзии, что русский может быть постепенно заменен английским, в качестве языка образования и интернациональной коммуникации. Однако, во-первых, в Кыргызстане узус русского языка не ограничен исключительно этими двумя функциями, которые английский и так уже отчасти выполняет. Русский язык, в отличие от английского, имеет массовое, а не ограниченно-элитистское распространение и используется во всех сферах жизни - на нем мамы и папы поют своим детям колыбельные, пишут монографии ученые, влюбленные признаются друг другу в своих чувствах, пишутся и принимаются республиканские законы. Таким образом, русский язык - органичная часть современной кыргызстанской культуры. Во-вторых, русский язык также служит и своеобразным социальным маркером - образованности, культурной открытости, социальной эмансипации, в общем, для Кыргызстана русский язык - маркер «среднего класса», т.е. класса квалифицированных наемных работников, самой экономически и социально активной страты общества. Причем в Кыргызстане русскоязычие как маркер позволяет отнести к «среднему классу» довольно большое количество людей с различным экономическим положением. Это создает ситуацию, в которой есть не только экономический «средний класс», определяемый по уровню доходов (и по этому маркеру это скорее тонюсенькая прослойка), но и символический, определяемый по социально-культурным показателям. В него, таким образом, попадают учителя, врачи, ученые, студенты, инженеры, творческие работники - т.е. люди, находящиеся в экономически уязвленном положении. Этот разрыв между уровнем образования, социальными и культурными потребностями и реальным экономическим положением открывает для Кыргызстана две возможные перспективы - довести экономический уровень «среднего класса» до символического, т.е. развивать производство, медицину, науку, образование и социальную сферу и, соответственно, достойную жизнь для большинства, или же опустить символический уровень до нынешнего экономического, делая ставку на сервисную экономику, ренту природных ресурсов и возможную занятость людей в низкоквалифицированных и низкооплачиваемых сферах производства, ориентированных на экспорт.
Таким образом, стремление ограничить русскоязычие в Кыргызстане стоит рассматривать не только как языковой или культурный конфликт, но и как экономический, или даже классовый, т.к. кампания против русского языка - это не борьба за кыргызский язык и «кыргызскость», а стремление утвердить власть меньшинства над покорным и молчаливым большинством. И отчужденность кыргызстанцев от одного из основных своих языков, который в этой борьбе становится своего рода рубежом обороны, делает позиции большинства все более и более уязвимыми.
Если не будет сформировано иное общественное мнение о русском языке, а именно как об общественном и культурном достоянии Кыргызстана, о русскоязычии как о полноценной, а не вторичной (региональной) по отношению к российской практике, русский язык ждет та же судьба, что и бывшую общественной советскую государственную собственность - он будет «приватизирован» исключительным меньшинством и из общественного достояния превратится в маркер правящего класса и властных элит.
Не менее тревожным является то, что русскоязычие в Кыргызстане в общественном сознании прочно ассоциируется севразийством - агрессивно-консервативной эссенциалистской идеологией. Имперско-шовинистский евразийский дискурс усугубляет и закрепляет колониальные коннотации развития и функционирования русского языка в Кыргызстане. Несмотря на то, что риторики о русском языке как языке модернизации, прогресса и эмансипации имеют место в дискурсе, но по отношению к нарративу о русскоязычии как основе евразийства они маргинальны и скорее инерционны.
Из приведенных во второй части цитат становится очевидным, что за нарративами, прочно связывающими русскоязычие в Кыргызстане с «русской культурой» и «Российской империей», стоит серьезная государственная институциональная поддержка, и значит, они имеют все шансы еще долго оставаться определяющими для про-русского дискурса в КР. В такой ситуации самой минимальной задачей, которую могут себе поставить левые, прогрессивные и эмансипаторно настроенные силы - это начать работать над созданием и утверждением в общественном сознании нарративов о русском языке, альтернативных доминирующим имперско-консервативным нарративам.
Ситуация же вокруг конфликта «киргизов» и «кыргызов» коренится в исключительно популистском подходе к языковой политике. Несмотря на наличие законов о развитии билингвизма никаких реальных и прагматических шагов в этом отношении не предпринимается. Даже очевидные меры - улучшение качества преподавания кыргызского и русского соответственно в русскоязычных и кыргызоязычных школах - остаются не более чем декларацией о намерениях. Разделение общества по языковому признаку кажется выгодной для правящих элит ситуацией, так как позволяет им манипулировать общественным мнением, попеременно актуализируя то национал-патриотическую, то «интернационалистскую» риторики.
Данную ситуацию будет возможно изменить, если удастся утвердить в общественном сознании необходимость предъявления требования к государству реализовывать языковую политику, объединяющую людей на основе двуязычия (а в идеале - многоязычия), а не разделяющею общество на антагонистические группы. Причем, сделать некоторые практические шаги в этом направлении не составляет особой финансовой и институциональной сложности. Например, начать внедрение практики субтитров. Все фильмы и телевизионные передачи, демонстрирующиеся на одном из основных языков (русском или кыргызском), сопровождать субтитрами на другом. Это способствовало бы созданию единого культурного и информационного пространства, т.к. обе языковые группы имели бы доступ к одной и той же информации, к одному и тому же культурному контенту.
Конфликт же между реальным русскоязычием и навязываемым общественным мнением «твой родной язык кыргызский», даже если человек знает на нем не более десятка слов, имеет клиническую природу и может быть охарактеризован как коллективный невроз.
В психоанализе невроз и его симптомы рассматриваются как следствия глубинного психологического конфликта. Предполагается, что этот конфликт формируется в условиях долго сохраняющейся социальной ситуации, которая препятствует удовлетворению человеком его основных потребностей или угрожает его будущему. Фрейд считал, что невроз образуется как результат базового противоречия между Природой - инстинктивными влечениями (Оно), и Культурой - законами, традициями, нормами общественной морали (Сверх-Я).
С помощью данной психоаналитической схемы можно описать и ситуацию с русскоязычием «киргизов». Для многих людей русский язык является родным, т.е. усвоенным в детстве основным языком коммуникации и самовыражения. Родной язык для человека является чем-то вроде приобретенного инстинкта, который отвечает за определенные действия и реакции человека, даже вопреки его сознательной установке делать что-то по-другому. Так, мы не можем выбирать язык наших снов, и, как правило, видим сны на том языке, которым лучше всего владеем и чаще всего используем. (В этой связи также вспоминается героиня советского телефильма о разведчике Штирлице - радистка Кэт, которая во время родов кричала по-русски и тем самым себя разоблачила). Однако этот факт русского языка как родного вступает в противоречие с общественным мнением и доминирующей нормой, требующими от человека признания того, что родным для него является язык, которым он не владеет и навязыванием ему по этому поводу чувства вины. Это чувство вины выражается в ощущении дискомфорта, беспокойства, неуверенности относительно своих перспектив и будущего своих детей. Причем, это доминирующее представление о нормативности утверждается не столько институционально, сколько на уровне обыденных ситуаций и риторик - в шутках, замечаниях старших родственников и т.п.
Так же, как и евразийцы, уверенные в том, что все русские и кыргызы от рождения принадлежат к какому-нибудь «особому туранскому этнопсихологическому типу», ревнители «кыргызскости», внушающие русскоязычным киргизам, что «кыргызский - твой родной язык», находятся в плену эссенциалистских представлений об идентичности. Согласно этим представлениям, во-первых, этническая идентичность как таковая является единственно возможной и безальтернативной. Во-вторых, этническая и языковая идентичности связаны железным узлом, который основан не на реалиях и жизненных условиях, не на судьбе конкретного человека, не на ее/его выборе и самоощущении, а на мистическом «духе народа». В этот железный узел зачастую завязан не только язык, но и, скажем, религиозная принадлежность. Вспоминается пример из искусства Казахстана, когда художника (этнического казаха) журналист назвал «этническим мусульманином». Т.е. в представлении журналиста казах от рождения обязательно становится мусульманином, и у него нет альтернативы. Эти представления, скажем так, не отвечают современному уровню развития гуманитарного знания и технологии. Сегодня каждый пользователь социальной сети вроде Facebook самостоятельно и без оглядки на какие-то предписанные нормы конструирует свою идентичность, или свое представление о ней, создавая свой визуальный образ, выбирая язык общения, указывая или не указывая свою религиозную или этническую принадлежность.
Идентичностей может быть сколько угодно и в самых разных конфигурациях. К примеру, этническая идентичность может быть - кыргыз, а языковая - русскоязычие (англоязычие, суахили и пр.). Вариаций тут множество - например, возможна идентичность вообще вне этнической обусловленности, как «бишкекчанин»/«бишкекчанка» и т.п.
Обладая всеми чертами невроза, ситуация с русскоязычием в Кыргызстане все-таки не так фатальна, как фрейдовский конфликт Природы и Культуры. Для того, чтобы излечить этот «коллективный невроз», достаточно признать status quo - можно считать себя киргизом (или кыргызом) и говорить только по-русски, и это является нормальным и не может служить причиной для неуместных замечаний, шуток и комментариев.
Георгий Мамедов
Источники публикации:
1. art-initiatives.org (из кэша)
Из комментариев:
Bermet Borubaeva говорит 24.09.2012 в 1:46 пп
[Spoiler (click to open)]
Георгий, мои благодарности Вам за статью и такое объёмное исследование языковой проблемы в нашем регионе. Это действительно очень сложный вопрос, и для многих является болезненным, как Вы говорите, связанный с огромным количеством неврозов, для какого-то даже сугубо личный травматический опыт «обитания» в такой «нервозной» не проявленной, не рефлексивной среде, где маленький ребёнок уже с детства начинает ощущать на себе «бремя языка» вне зависимости к какой языковой идентичности относится человек. Если ты владеешь и кыргызским и русским языком, то здесь сложностей конечно меньше, но в любом случае упрёки и замечания, на улице, в семье, на работе не меньше, если ты даже знаешь кыргызским, но например произносишь речь на русском, в любом случае не избежать. Потому что, если ты не владеешь одним из этих языков - не важно даже каким - существует огромное количество неприятных ситуаций, обвинений вплоть до дееспособности говорить, выражать своё мнение и свободно общаться с окружающими. Ты не можешь подружится с теми, кто не говорит на языке, на котором ты говоришь, хотя Вы учитесь казалось бы в одном классе, или в одной группе и т.д. Постепенно кто-то становится изгоем, если создана например ситуация языкового большинства, либо если ситуация где-то в количественном составе равна, то в любом случае группы могут образовывается именно по языковому признаку, а не этническому. Грубо говоря, представители с кыргызской этнической идентичностью, но не говорящие на «родном» кыргызском языке, а говорящие на родном русском языке больше соответственно общаются с представителями других этнических групп: корейцами, русскими, уйгурами, украинцами, немцами и т.д. - но для которых русский язык в Кыргызстане является также родным языком, либо идёт на одном уровне с их «другим» родным языком. При этом также русский для них является языком транслятором, здесь образовывается можно сказать интернациональная атмосфера, где люди друг друга совершенно свободно понимают. К тому же они имеют возможность учить через русский другие языки мира, через кыргызский это возможно наверное только с английским, но это намного сложнее чем через русский, в силу ограниченности языковых пособий. В процессе социализации складывается как раз таки тот тип, о котором и говорится в этом журнале и конечно же не только в нём, о разделении на «кыргызов» и «киргизов», при чём термин или определение «киргиз» имеет уничижительное значение и служит для обозначения индивидов не говорящих и не понимающих кыргызский язык, а следовательно логики, не «уважающих традиций кыргызского народа, не почитающих своих отцов, не являющихся достроенными представителями своей нации»… (и всякая подобная чушь..) здесь конечно очень важно при этом отметить, что термин «этнос», означающим этническую идентичность, ловко подменяется термином «нация», что уже означает - не этническую идентификацию, и не «нациообразующие» государство а принадлежность к гражданству, принадлежность собственно к территории и национальному суверенитету государства (это подмену легко произвести и в наших условиях легко развить, так как знания этнополитологии или этнологии в целом являются отрывочными и не артикулированными). То есть закладывается на «тонком» уровне лингвистической политики легитимация того, что в принципе «Кыргызстан для Кыргызов» и всё тут. Но это конечно самый праворадикальный наратив и он не сильно распрастранён ещё в обществе по историческим причинам. Я имею ввиду,что 20 лет «независимости» ещё не повлекли за собой смену основного языкового влияния и русский язык до сих имеет также большое значение. Но ввиду появления всё новых националистических радикальных групп (к примеру движение «Я-патроиот» в Москве), также повышения уровня исламизации страны и оттока русскоговорящего сектора на ПМЖ - мы можем сейчас говорить о вот таких нарастания противоречий. И без грамотной языковой политики билингвизма (правильно! в идеале: мультилингвизма) - возможны и более серьёзные конфликты, когда такие неврозы принимают массовых характер.
Конечно,субтитры - это эффективный способ создать единое информационное пространство, и благодаря этому и единое культурное пространство. Но для начала, если мы смотрим реалистически на государственную политику, необходимо чтобы это решение о билингвизме и не-дискриминации языка было принято. Я в этом вижу более серъёзную и сложную задачу, нежели в технических средствах и ресурсах осуществления данного направления. Вы сами говорили, что на популистском уровне - язык становится прекрасным средством манипуляции, и что тут легко можно играть на чувствах различных групп как нужно для проведение выгодной политики. Дело в том, что «лица принимающие решения» в существующих властных структурах неспособны на сегодняшний день одобрить и принять «эмансипацию русского языка», той о которой мы с Вами говорим. И это происходит в силу разных причин, важнейшая из которых страх потерять само это влияние и своё электорат, так скажем, такого политика коллеги сразу обвинят в самых «смертных грехах», и даже не смотря на то, что мы говорим отделить вообще понятия «русский язык» и «РФ», в любом случае не избежны обвинения в «про-российской политике», и не только. Также фактор - время. Здесь нужен ряд комплексных мер постепенных последовательных мер для понимания и восприятия. Как это сделать?
В заключении хочу сказать, что в любом случае здесь нужно аналитического осмысление, постоянная рефлексия и следование не отчуждённой от реальности политике.
2. gumilev-center.su
По данной теме на стрнаице gumilev-center есть также следующие сообщения
[Spoiler (click to open)]
Коммунисты Молдавии за второй язык - русский
Новые власти Киргизии решили истребить русский язык
Русский язык привлекательнее для чешских школьников, чем французский
Русский язык и его поморские и сибирские родственники
Русский язык в Латвии может стать вторым государственным
Русский язык в Казахстане хотят объявить «незаконным»
Власти Ирана введут русский язык для изучения в школах
Русский язык - (По материалам журнала «Русское слово в Кыргызстане»)
Автор: Георгий Мамедов
«яблоко раздора» или общее достояние?
Контринтеграция: белорусские власти изживают из страны русский язык?
В Пятигорске прошла конференция «Русский язык как условие адаптации мигрантов»
Дополнительно: статья в Википедии "Русский язык в Киргизии"
Киргизы vs. кыргызы
Билингвизм представляется авторам и редакции журнала «Русское слово в Кыргызстане» идеальной моделью языковой ситуации для КР:
В нашей стране в результате двухвекового культурного и экономического взаимообогащения де-факто сложились кыргызско-русское двуязычие и своеобразная общая кыргызско-русская культура (в широком смысле этого понятия). (5, стр.19)
Однако сосуществование двух языков, каждый из которых претендует на роль доминирующего, несет в себе потенциал конфликта. Суть этого межъязыкового конфликта в терминах социолингвистики проясняет аспирантка из Франции И.М. Масдье:
Таким образом, вследствие интенсивного вмешательства [в советское время] в языковые процессы и проведения политики русификации русский язык становится «высоким идиомом» (или «доминирующим языком»), приобретает надэтнический характер престижного языка и имеет широкий спектр общественного использования, а национальные языки, как например, кыргызский, становятся «низкими идиомами» (или «доминируемыми языками») с ограничением общественных функций.
С распадом же СССР и получением независимости, бывшие республики, в том числе Кыргызстан, сталкиваются с довольно сложной языковой ситуацией: с одной стороны многоязычие, а с другой, - официальное господство русского языка. И именно в этих условиях возникает еще один языковой конфликт, целью которого является смена прежних диглоссических отношений.(4, стр. 64)
Профессор Тагаев указывает на то, что языковой конфликт может стать основой для конфликта социального:
Воспитание и образование детей совершается в разных культурно-языковых пространствах, в результате чего формируются личности с разными взглядами на мир и разной ментальностью. Не случайно, в обществе появились понятиякыргыз и киргиз, обозначающие эту реальность. Между этими общественными группами уже вызревают семена противоречий и возможных конфликтов. (5, стр. 18)
Тот же проф. Тагаев в другой своей статье дает распространенное определение различию между «киргизами» и «кыргызами»:
В сознании моноязычных кыргызов слова «кыргыз» и «киргиз» эксплицировали два концептуальных понятия, соотносительные с двумя лингвокультурными типажами. Слово «кыргыз» призвано было подчеркнуть индивидуальность и самобытность «истинного» кыргыза, в то время как лингвокультурный типаж «киргиз» ассоциируется, как правило, с языковой личностью, для которой русский язык практически стал родным, а окружающий мир воспринимается и оценивается ею через призму русской культуры. (2, стр.20)
Обращает на себя внимание следующая фраза - [личность] для которой русский язык практически стал родным. Это осторожноепрактически указывает на то, что помимо явного конфликта между носителями кыргызского и русского языков, борющихся за доминирующие влияние в языковой практике, существует скрытый или не столь явный конфликт в отношении уже самого русскоязычия киргизов. Это конфликт между наличной языковой ситуацией, в которой для большого количества людей, считающих себя киргизами или определяемых таковыми другими, родным языком (т.е. преимущественным языком речевой практики) является русский, и доминирующим общественным мнением по поводу этой ситуации, которое ее осуждает или относится к ней с настороженностью как к ситуации отклонения от этнической нормативности. Даже про-русскому евразийцу проф. Тагаеву невыносимо сложно представить, что русский язык может быть не практически, а единственным родным для человека с неславянским происхождением. Идеальным же, в его представлении, «лингвокультурным типажом» является следующий:
Билингвизм, который базируется на родном языке (речь идет о киргизском языке - г.м.) и ценностях родной культуры, создает особый тип евразийской цивилизации, ментальности и мышления, воплотивший в себе черты западной и восточной культур. (2, стр. 21)
Доминирующее мнение о русскоязычии киргизов как девиации заставляет киргизов-носителей русского языка испытывать чувство вины, требующее оправдательных оговорок. Прозаик-фантаст Улан Дуйшеналы-Марипат почти заговорщически сообщает читателям:
Откровенно говоря, я свободнее пишу на русском, чем на кыргызском, тем более что научно-фантастические произведения сложно писать на кыргызском языке. (5, стр.60)
Эта амбивалентность в отношении русского языка проявляет себя не только на уровне общественного мнения, но и на институциональном уровне, отражаясь в неоднозначном толковании статуса «официального языка». Русский как официальный язык используется во всех сферах жизни в Кыргызстане, включая государственное управление. На русском, так же как и на кыргызском, проходят заседания парламента и правительства, совещания у президента. Однако и на уровне общественного сознания, и юридически между государственным и официальным языками закреплена четкая иерархия, согласно которой статус официального языка ниже государственного. На это обращает внимание аспирантка Масдье:
…ситуация с русским и кыргызским языками складывается довольно неоднозначно. С одной стороны, оба языка имеют официальный статус, закрепленный Конституцией страны, где кыргызский признан государственным, а за русским закреплен статус официального языка. Казалось бы, проблем не должно существовать, поскольку понятия «государственный язык» и «официальный язык» очень часто понимаются как равнозначные. Во всяком случае, в странах Западной Европы юридически такие языки имеют равные права. Но на территории Кыргызстана синонимичными эти понятия вряд ли назовешь. Если подробно проанализировать Конституцию и законы о государственном и официальном языках, то в юридическом смысле видны явные отличия в статусе и регламентации этих двух языков. (4, стр. 60-61)
3.
Далее нам бы хотелось поделиться некоторыми соображениями в связи с описанными выше, и как нам кажется, основными нарративами дискурса о русском языке в Кыргызстане.
Тот факт, что русскоязычие в Кыргызстане исключительно и настойчиво связывается с Россией, как риторически (русская культура), так и институционально, способствует укреплению отчуждения в отношении русского языка в обществе. Похожее отчужденное общественное мнение было сформировано в Кыргызстане в отношении социальной инфраструктуры советского времени. В обществе доминирует представление, что социальное обеспечение, доступные и качественные медицина и образование, являвшиеся нормой в советское время, существовали исключительно за счет центральной власти, а не являлись результатом труда нескольких поколений людей, в том числе и в первую очередь, самих жителей Кыргызстана. Общественное мнение, что советская социальная инфраструктура существовала исключительно за счет и в интересах Москвы, настолько прочно утвердилось, что попытки неолиберальных реформ, предлагающих коммерциализацию образования, медицины, значительного (если не полного) сокращения социальных обязательств государства, не встречают никакого серьезного сопротивления в обществе. Настойчивое увязывание русскоязычия в Кыргызстане с Россией наряду с почти полным отсутствием нарративов, рассматривающих русский язык как один из кыргызстанских автохтонных языков, как локализованный и органичный элемент кыргызстанского культурного ландшафта и как важнейшей медиум коммуникации и самовыражения для значительной части населения Кыргызстана, закрепляет схожее с описанным выше общественное мнение: русский язык в Кыргызстане существует благодаря финансовой поддержке и в интересах России, и если эта финансовая поддержка прекратится, а Россия потеряет интерес к Кыргызстану, то и необходимости в русскоязычии в КР не будет.
Эта отчужденность в отношении русского языка позволяет утвердиться такой иллюзии, что русский может быть постепенно заменен английским, в качестве языка образования и интернациональной коммуникации. Однако, во-первых, в Кыргызстане узус русского языка не ограничен исключительно этими двумя функциями, которые английский и так уже отчасти выполняет. Русский язык, в отличие от английского, имеет массовое, а не ограниченно-элитистское распространение и используется во всех сферах жизни - на нем мамы и папы поют своим детям колыбельные, пишут монографии ученые, влюбленные признаются друг другу в своих чувствах, пишутся и принимаются республиканские законы. Таким образом, русский язык - органичная часть современной кыргызстанской культуры. Во-вторых, русский язык также служит и своеобразным социальным маркером - образованности, культурной открытости, социальной эмансипации, в общем, для Кыргызстана русский язык - маркер «среднего класса», т.е. класса квалифицированных наемных работников, самой экономически и социально активной страты общества. Причем в Кыргызстане русскоязычие как маркер позволяет отнести к «среднему классу» довольно большое количество людей с различным экономическим положением. Это создает ситуацию, в которой есть не только экономический «средний класс», определяемый по уровню доходов (и по этому маркеру это скорее тонюсенькая прослойка), но и символический, определяемый по социально-культурным показателям. В него, таким образом, попадают учителя, врачи, ученые, студенты, инженеры, творческие работники - т.е. люди, находящиеся в экономически уязвленном положении. Этот разрыв между уровнем образования, социальными и культурными потребностями и реальным экономическим положением открывает для Кыргызстана две возможные перспективы - довести экономический уровень «среднего класса» до символического, т.е. развивать производство, медицину, науку, образование и социальную сферу и, соответственно, достойную жизнь для большинства, или же опустить символический уровень до нынешнего экономического, делая ставку на сервисную экономику, ренту природных ресурсов и возможную занятость людей в низкоквалифицированных и низкооплачиваемых сферах производства, ориентированных на экспорт.
Таким образом, стремление ограничить русскоязычие в Кыргызстане стоит рассматривать не только как языковой или культурный конфликт, но и как экономический, или даже классовый, т.к. кампания против русского языка - это не борьба за кыргызский язык и «кыргызскость», а стремление утвердить власть меньшинства над покорным и молчаливым большинством. И отчужденность кыргызстанцев от одного из основных своих языков, который в этой борьбе становится своего рода рубежом обороны, делает позиции большинства все более и более уязвимыми.
Если не будет сформировано иное общественное мнение о русском языке, а именно как об общественном и культурном достоянии Кыргызстана, о русскоязычии как о полноценной, а не вторичной (региональной) по отношению к российской практике, русский язык ждет та же судьба, что и бывшую общественной советскую государственную собственность - он будет «приватизирован» исключительным меньшинством и из общественного достояния превратится в маркер правящего класса и властных элит.
Не менее тревожным является то, что русскоязычие в Кыргызстане в общественном сознании прочно ассоциируется севразийством - агрессивно-консервативной эссенциалистской идеологией. Имперско-шовинистский евразийский дискурс усугубляет и закрепляет колониальные коннотации развития и функционирования русского языка в Кыргызстане. Несмотря на то, что риторики о русском языке как языке модернизации, прогресса и эмансипации имеют место в дискурсе, но по отношению к нарративу о русскоязычии как основе евразийства они маргинальны и скорее инерционны.
Из приведенных во второй части цитат становится очевидным, что за нарративами, прочно связывающими русскоязычие в Кыргызстане с «русской культурой» и «Российской империей», стоит серьезная государственная институциональная поддержка, и значит, они имеют все шансы еще долго оставаться определяющими для про-русского дискурса в КР. В такой ситуации самой минимальной задачей, которую могут себе поставить левые, прогрессивные и эмансипаторно настроенные силы - это начать работать над созданием и утверждением в общественном сознании нарративов о русском языке, альтернативных доминирующим имперско-консервативным нарративам.
Ситуация же вокруг конфликта «киргизов» и «кыргызов» коренится в исключительно популистском подходе к языковой политике. Несмотря на наличие законов о развитии билингвизма никаких реальных и прагматических шагов в этом отношении не предпринимается. Даже очевидные меры - улучшение качества преподавания кыргызского и русского соответственно в русскоязычных и кыргызоязычных школах - остаются не более чем декларацией о намерениях. Разделение общества по языковому признаку кажется выгодной для правящих элит ситуацией, так как позволяет им манипулировать общественным мнением, попеременно актуализируя то национал-патриотическую, то «интернационалистскую» риторики.
Данную ситуацию будет возможно изменить, если удастся утвердить в общественном сознании необходимость предъявления требования к государству реализовывать языковую политику, объединяющую людей на основе двуязычия (а в идеале - многоязычия), а не разделяющею общество на антагонистические группы. Причем, сделать некоторые практические шаги в этом направлении не составляет особой финансовой и институциональной сложности. Например, начать внедрение практики субтитров. Все фильмы и телевизионные передачи, демонстрирующиеся на одном из основных языков (русском или кыргызском), сопровождать субтитрами на другом. Это способствовало бы созданию единого культурного и информационного пространства, т.к. обе языковые группы имели бы доступ к одной и той же информации, к одному и тому же культурному контенту.
Конфликт же между реальным русскоязычием и навязываемым общественным мнением «твой родной язык кыргызский», даже если человек знает на нем не более десятка слов, имеет клиническую природу и может быть охарактеризован как коллективный невроз.
В психоанализе невроз и его симптомы рассматриваются как следствия глубинного психологического конфликта. Предполагается, что этот конфликт формируется в условиях долго сохраняющейся социальной ситуации, которая препятствует удовлетворению человеком его основных потребностей или угрожает его будущему. Фрейд считал, что невроз образуется как результат базового противоречия между Природой - инстинктивными влечениями (Оно), и Культурой - законами, традициями, нормами общественной морали (Сверх-Я).
С помощью данной психоаналитической схемы можно описать и ситуацию с русскоязычием «киргизов». Для многих людей русский язык является родным, т.е. усвоенным в детстве основным языком коммуникации и самовыражения. Родной язык для человека является чем-то вроде приобретенного инстинкта, который отвечает за определенные действия и реакции человека, даже вопреки его сознательной установке делать что-то по-другому. Так, мы не можем выбирать язык наших снов, и, как правило, видим сны на том языке, которым лучше всего владеем и чаще всего используем. (В этой связи также вспоминается героиня советского телефильма о разведчике Штирлице - радистка Кэт, которая во время родов кричала по-русски и тем самым себя разоблачила). Однако этот факт русского языка как родного вступает в противоречие с общественным мнением и доминирующей нормой, требующими от человека признания того, что родным для него является язык, которым он не владеет и навязыванием ему по этому поводу чувства вины. Это чувство вины выражается в ощущении дискомфорта, беспокойства, неуверенности относительно своих перспектив и будущего своих детей. Причем, это доминирующее представление о нормативности утверждается не столько институционально, сколько на уровне обыденных ситуаций и риторик - в шутках, замечаниях старших родственников и т.п.
Так же, как и евразийцы, уверенные в том, что все русские и кыргызы от рождения принадлежат к какому-нибудь «особому туранскому этнопсихологическому типу», ревнители «кыргызскости», внушающие русскоязычным киргизам, что «кыргызский - твой родной язык», находятся в плену эссенциалистских представлений об идентичности. Согласно этим представлениям, во-первых, этническая идентичность как таковая является единственно возможной и безальтернативной. Во-вторых, этническая и языковая идентичности связаны железным узлом, который основан не на реалиях и жизненных условиях, не на судьбе конкретного человека, не на ее/его выборе и самоощущении, а на мистическом «духе народа». В этот железный узел зачастую завязан не только язык, но и, скажем, религиозная принадлежность. Вспоминается пример из искусства Казахстана, когда художника (этнического казаха) журналист назвал «этническим мусульманином». Т.е. в представлении журналиста казах от рождения обязательно становится мусульманином, и у него нет альтернативы. Эти представления, скажем так, не отвечают современному уровню развития гуманитарного знания и технологии. Сегодня каждый пользователь социальной сети вроде Facebook самостоятельно и без оглядки на какие-то предписанные нормы конструирует свою идентичность, или свое представление о ней, создавая свой визуальный образ, выбирая язык общения, указывая или не указывая свою религиозную или этническую принадлежность.
Идентичностей может быть сколько угодно и в самых разных конфигурациях. К примеру, этническая идентичность может быть - кыргыз, а языковая - русскоязычие (англоязычие, суахили и пр.). Вариаций тут множество - например, возможна идентичность вообще вне этнической обусловленности, как «бишкекчанин»/«бишкекчанка» и т.п.
Обладая всеми чертами невроза, ситуация с русскоязычием в Кыргызстане все-таки не так фатальна, как фрейдовский конфликт Природы и Культуры. Для того, чтобы излечить этот «коллективный невроз», достаточно признать status quo - можно считать себя киргизом (или кыргызом) и говорить только по-русски, и это является нормальным и не может служить причиной для неуместных замечаний, шуток и комментариев.
Георгий Мамедов
Источники публикации:
1. art-initiatives.org (из кэша)
Из комментариев:
Bermet Borubaeva говорит 24.09.2012 в 1:46 пп
[Spoiler (click to open)]
Георгий, мои благодарности Вам за статью и такое объёмное исследование языковой проблемы в нашем регионе. Это действительно очень сложный вопрос, и для многих является болезненным, как Вы говорите, связанный с огромным количеством неврозов, для какого-то даже сугубо личный травматический опыт «обитания» в такой «нервозной» не проявленной, не рефлексивной среде, где маленький ребёнок уже с детства начинает ощущать на себе «бремя языка» вне зависимости к какой языковой идентичности относится человек. Если ты владеешь и кыргызским и русским языком, то здесь сложностей конечно меньше, но в любом случае упрёки и замечания, на улице, в семье, на работе не меньше, если ты даже знаешь кыргызским, но например произносишь речь на русском, в любом случае не избежать. Потому что, если ты не владеешь одним из этих языков - не важно даже каким - существует огромное количество неприятных ситуаций, обвинений вплоть до дееспособности говорить, выражать своё мнение и свободно общаться с окружающими. Ты не можешь подружится с теми, кто не говорит на языке, на котором ты говоришь, хотя Вы учитесь казалось бы в одном классе, или в одной группе и т.д. Постепенно кто-то становится изгоем, если создана например ситуация языкового большинства, либо если ситуация где-то в количественном составе равна, то в любом случае группы могут образовывается именно по языковому признаку, а не этническому. Грубо говоря, представители с кыргызской этнической идентичностью, но не говорящие на «родном» кыргызском языке, а говорящие на родном русском языке больше соответственно общаются с представителями других этнических групп: корейцами, русскими, уйгурами, украинцами, немцами и т.д. - но для которых русский язык в Кыргызстане является также родным языком, либо идёт на одном уровне с их «другим» родным языком. При этом также русский для них является языком транслятором, здесь образовывается можно сказать интернациональная атмосфера, где люди друг друга совершенно свободно понимают. К тому же они имеют возможность учить через русский другие языки мира, через кыргызский это возможно наверное только с английским, но это намного сложнее чем через русский, в силу ограниченности языковых пособий. В процессе социализации складывается как раз таки тот тип, о котором и говорится в этом журнале и конечно же не только в нём, о разделении на «кыргызов» и «киргизов», при чём термин или определение «киргиз» имеет уничижительное значение и служит для обозначения индивидов не говорящих и не понимающих кыргызский язык, а следовательно логики, не «уважающих традиций кыргызского народа, не почитающих своих отцов, не являющихся достроенными представителями своей нации»… (и всякая подобная чушь..) здесь конечно очень важно при этом отметить, что термин «этнос», означающим этническую идентичность, ловко подменяется термином «нация», что уже означает - не этническую идентификацию, и не «нациообразующие» государство а принадлежность к гражданству, принадлежность собственно к территории и национальному суверенитету государства (это подмену легко произвести и в наших условиях легко развить, так как знания этнополитологии или этнологии в целом являются отрывочными и не артикулированными). То есть закладывается на «тонком» уровне лингвистической политики легитимация того, что в принципе «Кыргызстан для Кыргызов» и всё тут. Но это конечно самый праворадикальный наратив и он не сильно распрастранён ещё в обществе по историческим причинам. Я имею ввиду,что 20 лет «независимости» ещё не повлекли за собой смену основного языкового влияния и русский язык до сих имеет также большое значение. Но ввиду появления всё новых националистических радикальных групп (к примеру движение «Я-патроиот» в Москве), также повышения уровня исламизации страны и оттока русскоговорящего сектора на ПМЖ - мы можем сейчас говорить о вот таких нарастания противоречий. И без грамотной языковой политики билингвизма (правильно! в идеале: мультилингвизма) - возможны и более серьёзные конфликты, когда такие неврозы принимают массовых характер.
Конечно,субтитры - это эффективный способ создать единое информационное пространство, и благодаря этому и единое культурное пространство. Но для начала, если мы смотрим реалистически на государственную политику, необходимо чтобы это решение о билингвизме и не-дискриминации языка было принято. Я в этом вижу более серъёзную и сложную задачу, нежели в технических средствах и ресурсах осуществления данного направления. Вы сами говорили, что на популистском уровне - язык становится прекрасным средством манипуляции, и что тут легко можно играть на чувствах различных групп как нужно для проведение выгодной политики. Дело в том, что «лица принимающие решения» в существующих властных структурах неспособны на сегодняшний день одобрить и принять «эмансипацию русского языка», той о которой мы с Вами говорим. И это происходит в силу разных причин, важнейшая из которых страх потерять само это влияние и своё электорат, так скажем, такого политика коллеги сразу обвинят в самых «смертных грехах», и даже не смотря на то, что мы говорим отделить вообще понятия «русский язык» и «РФ», в любом случае не избежны обвинения в «про-российской политике», и не только. Также фактор - время. Здесь нужен ряд комплексных мер постепенных последовательных мер для понимания и восприятия. Как это сделать?
В заключении хочу сказать, что в любом случае здесь нужно аналитического осмысление, постоянная рефлексия и следование не отчуждённой от реальности политике.
2. gumilev-center.su
По данной теме на стрнаице gumilev-center есть также следующие сообщения
[Spoiler (click to open)]
Коммунисты Молдавии за второй язык - русский
Новые власти Киргизии решили истребить русский язык
Русский язык привлекательнее для чешских школьников, чем французский
Русский язык и его поморские и сибирские родственники
Русский язык в Латвии может стать вторым государственным
Русский язык в Казахстане хотят объявить «незаконным»
Власти Ирана введут русский язык для изучения в школах
Русский язык - (По материалам журнала «Русское слово в Кыргызстане»)
Автор: Георгий Мамедов
«яблоко раздора» или общее достояние?
Контринтеграция: белорусские власти изживают из страны русский язык?
В Пятигорске прошла конференция «Русский язык как условие адаптации мигрантов»
Дополнительно: статья в Википедии "Русский язык в Киргизии"