Цвет: рыжий (2)
(Фрагмент книги Мишеля Пастуро "Символическая история европейского Средневековья" (Paris, 2004) - Санкт-Петербург : Alexandria, 2012, с. 210-224.)
РЫЖИЙ
Средневековая иконография Иуды (продолжение)
Красный, жёлтый и пятнистый
Речь идёт в первую очередь о социальной семиотике: рыжий является в полной мере рыжим только с точки зрения окружающих и только в той степени, в какой он противопоставлен брюнету или блондину. Но в рамках средневековой культуры речь также идет и о цветовой символике. Рыжий - это не просто цветовой тон; со временем рыжий практически превратился в отдельный цвет, цвет девальвированный, «самый уродливый из всех цветов», как заявляет автор составленного в первой половине XV века геральдического трактата (ссылка 399), по мнению которого, в рыжем соединились все негативные характеристики красного и жёлтого.
На самом деле все цвета могут быть истолкованы как положительно, так и отрицательно (ссылка 400). Даже красный цвет не является исключением из этого правила, хотя на Западе очень долгое время, с древнейших времен и до XVI века, он был главнейшим из всех цветов, цветом par excellence. Существует хороший и плохой красный - точно так же, как существуют хороший и плохой чёрный, хороший и плохой зелёный и т. д. В Средние века плохой красный является противоположностью божественного и христологического белого и напрямую отсылает к дьяволу и преисподней. Это цвет адского пламени и лица сатаны. Если до XII века тело и голова князя тьмы на изображениях могли быть разных, обычно тёмных цветов, то после этого времени он все чаще изображается с алыми волосами и красным лицом. В широком смысле, все существа с красной головой или волосами считаются в той или иной степени дьявольскими (начиная с лиса, который даже является образом Лукавого), а все, кто эмблематизирует себя с помощью красного цвета, в той или иной мере имеют отношение к преисподней. Как, например, многочисленные алые рыцари из артуровских романов ХП-ХШ веков, то есть рыцари в красной одежде, в красных доспехах и с красными гербами, которые встают на пути героя, чтобы бросить ему вызов или убить: они всегда движимы дурными намерениями и готовы к кровопролитию, а некоторые из них являются выходцами из потустороннего мира. Самый известный среди них - рыцарь Мелеагант, сын короля и при этом предатель, который в романе Кретьена де Труа «Рыцарь телеги» похищает королеву Гвиневеру.
399. Le Blason des couleurs (вторая часть ошибочно приписывается сицилийскому герольду), Hippolyte Cocheris éd., Paris, 1860, p. 125. Как во всей литературе XV в., посвященной символике, рыжий в этом трактате приравнивается к цвету дубленой кожи и, стало быть, имеет главным образом коричнево-красный оттенок. В конце XV в. многие авторы забавляются тем, что устраивают соревнования между чёрным цветом и цветом дублёной кожи, с тем чтобы определить, какой оттенок самый уродливый. Чёрный не всегда оказывается в проигрыше. См., например: Le Débat de deux demoiselles, l'une nommée la Noire et l'autre la Tannée // Recueil de poésies françaises des XVe et XVIe siècles. Paris, 1855, t. V, p. 264-304.
400. О средневековой символике цветов: Pastoureau M. Figures et couleurs. Etudes sur la symbolique et la sensibilité médiévales. Paris, 1986, p. 15-57, 193-207; Id. Jésus chez le teinturier. Couleurs et teintures dans l'Occident médiéval. Paris, 1998.
Данные антропонимики и топонимики подтверждают отрицательный смысл красного цвета. Места, в названия которых входит слово «красный», часто считаются опасными, особенно в литературной или воображаемой топонимике. Что касается прозвищ «Красный» или «Рыжий», то они встречаются довольно часто и почти всегда имеют уничижительный оттенок: иногда они применяются к рыжеволосым или краснолицым людям; иногда напоминают о присутствии в одежде человека позорной метки соответствующего цвета (у палачей, мясников, проституток); иногда - и это характерно для литературной антропонимики - подчеркивают кровожадность, жестокость или дьявольскую природу того, кто носит эти цвета (ссылка 401).
Во многих отношениях этот «плохой» красный цвет как раз и был в средневековом восприятии цветом рыжего апостола-изменника Иуды, из-за предательства которого пролилась кровь Христова. В Германии в позднем Средневековье была распространена игра слов, построенная на этимологическом возведении прозвища Искариот, Iskariot («человек из Кариота») к ist gar rot: это означало, что он «является совершенно красным». Но красный - не единственный цвет Иуды; другим его цветом является жёлтый: это цвет его одежды, в котором он все чаще и чаще появляется на изображениях с конца XII века (илл. 5). Ведь быть рыжим значит сочетать кровавый и инфернальный красный (то есть связанный с дурной кровью и дурным пламенем) со лживым и вероломным жёлтым. Столетие за столетием жёлтый цвет продолжал сдавать позиции в европейских цветовых системах. Хотя в Риме жёлтый цвет все ещё был одним из самых популярных и даже считался сакральным, играя важную роль в религиозных обрядах, он постепенно был вытеснен на периферию и затем отвергнут. Как показывают опросы, посвящённые теме цветовых предпочтений, жёлтый до сих пор является нелюбимым цветом; именно он всегда оказывается на последнем месте среди шести базовых цветов: синий, зелёный, красный, белый, чёрный, жёлтый (ссылка 402). Неприятие этого цвета восходит к Средневековью. Девальвация жёлтого цвета засвидетельствована уже в XIII веке, когда в многочисленных литературных и энциклопедических текстах он уже представлен как цвет лицемерия и лжи и когда он мало-помалу становится цветом евреев и иудейской общины. Начиная с 1220-1250-х годов христианская изобразительнаятрадиция периодически использует его в этом качестве: отныне еврей - это персонаж, одетый в жёлтое либо имеющий жёлтую метку на одном из предметов одежды: на платье, плаще, поясе, рукавах, перчатках, штанах и особенно на головном уборе (ссылка 403). Со временем этот обычай из разряда изображаемых и воображаемых переходит в разряд реально существующих: так, в некоторых городах Лангедока, Кастилии, северной Италии и долины Рейна предписания, касающиеся одежды, обязывают членов еврейских общин использовать отличительные знаки, в которых часто присутствует жёлтый цвет (ссылка 404). Жёлтая звезда отчасти восходит именно к этим обычаям, однако её подробная история пока ещё не написана.
401. См. многочисленные примеры, собранные в: Langlois E. Table des noms propres de toutes natures compris dans les chansons de geste imprimées. Paris, 1904; a также в: Flutre L.-F. Table des noms propres... figurant dans les romans du Moyen Age... Poitiers, 1962; и особенно в: West G. D. An Index of Proper Names in French Arthurian... Romances (1150-1300). Toronto, 1969- 1978, 2 vol. О прозвищах «Красный» и «Рыжий» в артуровских романах см.: Brau It G.J. Early Blazon. Heraldic Terminology in the Twelfth and Thirteenth Centuries with Special Reference to Arthurian Literature. Oxford, 1972, p. 33.
402. Приводятся в порядке убывающей популярности. Pastoureau M. Les couleurs aussi ont une histoire // L'Histoire, n° 92, septembre 1986, p. 46- 54.
403. Sansy D. Chapeau juif ou chapeau pointu? Esquisse d'un signe d'infamie // Symbole des Alltags, Alltag der Symbole. Festschrift für Harry Kühnel, Graz, 1992, S. 349-375. Можно также обратиться к еще неизданной диссертации того же автора: L'Image du juif en France du Nord et en Angleterre du XIIe au XVe siècle. Paris, université de Paris-X Nanterre, 1994.
404. Вопрос о позорных или отличительных знаках, вмененных некоторым социальным категориям на средневековом Западе, еще не стал предметом рассмотрения в обобщающих работах, действительно заслуживающих внимания. Я вынужден снова адресовать к давнему и наспех написанному исследованию: Robert U. Les Signes de l'infamie au Moyen Age. Paris, 1891, замену которому мы ждем с нетерпением. Полезные сведения можно найти в большинстве исследований по истории средневекового костюма, например в: Danckaert W. Unehrliche Leute. Die verfemten Berufe. Bern und München, 1963; Blumenkranz B. Le Juif médiéval au miroir de l'art chrétien. Paris, 1966; Eisenbart L. C. Kleiderordnungen der deutschen Stdte zwischen 1350 und 1700. Göttingen, 1962.
Несмотря на обширную библиографию, знаки и метки, вменённые евреям в средневековых обществах, пока ещё изучены плохо. В противоположность поспешным выводам, к которым пришли некоторые авторы (ссылка 405), в христианском мире не было единой системы, до XIV века не существовало даже устойчивых обычаев в отдельно взятой стране или области. Конечно, жёлтый цвет - в изображениях традиционно ассоциирующийся с синагогой - становится с этого периода самым распространенным (ссылка 406). Однако долгое время городские и королевские власти также предписывают ношение одноцветных знаков - красных, белых, зелёных, чёрных; либо двуцветных - рассечённых, пересечённых или четверочастных и сочетающих жёлтый и красный, жёлтый и зелёный, красный и белый, белый и чёрный цвета. До XVI века цветовые сочетания столь же многочисленны, как и форма знака: это может быть кружок - самый частый случай, - кольцо, звезда, фигура в виде скрижалей или же обычная повязка, колпак и даже крест. Если это знак, который нашивают на одежду, то носить его могут и на плече, и на груди, и на спине, и на чепце или колпаке, иногда сразу на нескольких местах. Здесь также нет общих правил (ссылка 407). В качестве одного из самых ранних примеров приведем в переводе на современный французский язык текст указа Людовика Святого 1269 года, который предписывает всем евреям французского королевства носить кружок жёлтого цвета:
Так как мы желаем, чтобы евреев можно было распознать и отличить от христиан, мы повелеваем обязать всех евреев, и мужчин, и женщин, носить знаки отличия: а именно колесо из войлока или сукна жёлтого цвета, нашитое на верхнюю часть одежды на уровне груди и на спине как опознавательный знак. В поперечине колесо это пусть будет шириною в четыре пальца, и такого размера, чтобы на нём умещалась ладонь. Если по введении сего распорядка еврея увидят без этого знака, то верхняя часть его одежды будет принадлежать тому, кто застанет его в таком виде (ссылка 408).
Возможно, неумеренное использование золота и позолоты во всех сферах художественного творчества и, стало быть, в большинстве эмблематических и символических систем способствовало тому, что жёлтый в конце Средневековья приобретает репутацию дурного цвета - в каковом качестве и применяется. Золото одновременно является материей и светом; в нем в наивысшей степени проявлены такие качества цвета, как яркость и насыщенность, которые пользовались особым спросом в позднем Средневековье. Тем самым золото со временем начинает выполнять функцию «хорошего жёлтого», а все другие оттенки жёлтого утрачивают ценность. Это касается не только жёлтого, тяготеющего к красному, похожего на рыжий цвет волос Иуды, но и жёлтого с оттенком зелёного, который мы сегодня называем «лимонно-желтым». Жёлто-зелёный, а вернее говоря, сочетание или сопоставление жёлтого и зёленого - двух цветов, которые никогда не сближались в средневековых цветовых классификациях, - в средневековом восприятии, видимо, представляло собой нечто агрессивное, сумбурное, тревожное. В сочетании друг с другом эти цвета ассоциируются с нарушением порядка, сумасшествием, расстройством чувств и рассудка. Они появляются в костюмах придворных шутов и буффонов, в одежде безумца из книги Псалмов и прежде всего в одежде Иуды, жёлтый плащ которого в XIV-XVI веках часто сочетается с другим предметом одежды зелёного цвета.
405. Например, Б. Блюменкранц или Р. Меллинкофф, работы которых являются вместе с тем наиболее значимыми. Среди их многочисленных трудов укажем следующие: Blumenkranz В. Le Juif médiéval au miroir de l'art chrétien, op. cit.; Les Juifs en France. Ecrits dispersés. Paris, 1989. Mellinkoff R. Outcasts, op. cit. С осторожностью также можно обратиться к: Rubens А. A History of Jewish Costume. London, 1967; Finkelstein L. Jewish Self-Government in the Middle Ages, new ed. Wesport, 1972. Отныне лучшее исследование, специально посвященное кружку: Sansy D. Marquer la différence. L'imposition de la rouelle aux XIIIe et XIVe siècles // Médiévales, n° 41, 2001, p. 15-36.
406. Singermann F. Die Kennzeichnung der Juden im Mittelalter. Berlin, 1915, и особенно: Kisch G. The Yellow Badge in History // Historia Judaica, vol. 19, 1957, p. 89-146. Существуют, однако, многочисленные исключения из этой тенденции к унификации на базе желтого цвета. Так, в Венеции желтый головной убор со временем был заменен на красный: Ravid В. From yellow to red. On the Distinguished Head Covering of the Jews of Venice // Jewish History, vol. 6, 1992, fasc. 1-2, p. 179-210.
407. Обширную библиографию можно найти в статьях Киша и Рейвида, указанных в предыдущем примечании. Также сошлемся на труд Даниэль Санси, упомянутый ранее.
408. Перевод фрагмента текста, опубликованного де Лорьером в: Ordonnances des rois de France de la troisième race. Paris, 1723, t. I, p. 294. Перевод полного текста этого ордонанса см. в: Nahon G. Les ordonnances de saint Louis et les Juifs // Les Nouveaux Cahiers, t. 23, 1970, p. 23-42. О Людовике Святом и евреях: Le Goff J. Saint Louis. Paris, 1996, p. 793-814. (Пер. на русский: Ле Гофф Ж. Людовик IX Святой. М.: Ладомир, 2001. С. 597-613. - Прим. перев.)
Однако быть рыжим значит не только соединять в себе негативные качества двух цветов - красного и жёлтого. Быть рыжим значит иметь кожу, усеянную веснушками, быть пятнистым, а следовательно, нечистым, и в какой-то мере воплощать в себе животное начало. Пятнистое вызывает у средневекового человека отвращение. В его восприятии красивое значит чистое, а чистое значит однородное. Рисунок в полоску всегда имеет уничижительное значение (точно так же, как и крайнее проявление этой структуры - шахматная клетка) (ссылка 409), а пятнистое выглядит особенно вызывающе. В мире, где люди часто болеют различными тяжелыми и опасными кожными заболеваниями и, если их коснулось самое страшное из них - проказа, - оказываются исключены из общества, такое восприятие вовсе не удивительно. Для средневекового человека пятна - это всегда нечто загадочное, нечистое и постыдное. Из-за веснушек рыжийвоспринимается как больной, опасный, почти неприкасаемый. К этой - конспецифичной - нечистоте добавляются ещё и животные коннотации, потому что у рыжего не только волосы как шерсть у обманщицы-лисы или похотливой белки (ссылка 410), он ещё и покрыт пятнами, как самые свирепые животные: леопард, дракон, тигр - трое грозных противников льва (ссылка 411). Рыжий не только лжив и хитёр, как лис, но к тому же ещё и свиреп и кровожаден, как леопард. Поэтому за ним закрепилась репутация людоеда: в этом качестве он иногда предстаёт в фольклоре и устной традиции вплоть до середины XVIII века.
409. Pastoureau M. L'Etoffe du Diable. Une histoire des rayures et des tissus rayés. Paris, 1991.
410. Сегодня белка - это маленький, симпатичный, веселый, игривый и безобидный зверек, в Средневековье - ничего подобного. Белка - это «лесная обезьяна», как пишет один немецкий автор XIV в. Она считается ленивой, похотливой, глупой и жадной. Большую часть времени она спит, безобразничает с себе подобными, играет и скачет по деревьям. Кроме того, она запасает еду, которая ей вовсе не нужна, - а это большой грех - и тут же забывает, куда ее припрятала, - а это признак великой глупости. Ее рыжая шерсть - видимый знак ее дурной природы.
411. Пока не появилось обобщающего труда, посвященного пятнистости, см.: Pastoureau M. Figures et couleurs, op. cit., p. 159-173, 193-207.
Все левши - рыжие
Религиозные изображения позднего Средневековья, особенно в рукописях, подвергались строгому контролю. С тех пор как искусство миниатюры частично перешло в руки мирян, возросла опасность менее единообразного или слишком свободного кодирования изображений, а вместе с тем - и риск смысловых сдвигов или вчитывания смыслов. Отсюда - строгая регламентация выбора изображаемых сцен и их проработки. А также всякого рода избыточность в изображении персонажей. Десятилетие за десятилетием изображения становились все более и более акцентированными, особенно если речь идет об отрицательных персонажах. Предатель должен безошибочно считываться как предатель. Поэтому следует умножать признаки и атрибуты, которые помогают опознать его как такового.
Образ Иуды в данном случае показателен. С начала XIV века рыжей шевелюры оказывается недостаточно, зверской гримасы - мало, «гнусной рожи преступника» - тоже. Теперь знаки отличия, которыми прежде была маркирована голова, заменяются и подкрепляются другими знаками - на теле и одежде. Отсюда избыток специфических атрибутов и черт, о которых речь шла в самом начале. Одна из таких черт связана с жестикуляцией, а именно - с леворукостью, которая всё чаще и чаще встречается в эмблематическом арсенале апостола-предателя. Иуда постепенно превращается в левшу! Теперь кошелек с тридцатью сребрениками он берет (и отдает) именно левой рукой; левой рукой он держит за спиной украденную рыбу, на Тайной вечере левой рукой подносит ко рту кусок хлеба, указывающий на него, как на предателя, а затем, когда наступает раскаяние, ей же закрепляет веревку, чтобы повеситься. Конечно, Иуда не всегда рыжий и не всегда левша. Однако эта особенность встречается достаточно часто - особенно на фламандских и немецких изображениях, - чтобы привлечь к себе внимание. Тем более что в средневековой изобразительной традиции персонажи-левши - весьма редкое явление.
Когда-то я занялся составлением корпуса изображений, на которых фигурируют левши; мое начинание было продолжено Пьером-Мишелем Бертраном, чьи недавние работы по истории левшей теперь общепризнанны (ссылка 412). Пусть в количественном отношении урожай подобных изображений скуден, зато он показателен в качественном отношении. Все левши в средневековой иконографии - в том или ином смысле персонажи отрицательные. Будь то герои первого плана, будь то третьестепенные статисты, занятые каким-нибудь бесчестным или предосудительным делом, которых художник размещает на краю изображения или в глубине сцены. Среди них попадаются некоторые из упомянутых выше изгоев и отверженных, в частности мясники, палачи, жонглеры, менялы и проститутки. Но главным образом левши в средневековой изобразительной традиции встречаются среди нехристиан (язычников, евреев, мусульман) и в мире преисподней (Сатана, демонические создания): здесь властители и предводители командуют и повелевают левой рукой, рукой злой и губительной; а солдаты и прислужники левой рукой исполняют их приказания. Мир зла - в какой-то степени - является миром левшей.
Нет необходимости останавливаться здесь на уничижительном значении левой руки. В исследованиях, подтверждающих существование этой традиции в большинстве культур, и в том числе, конечно же, в культурах европейских, недостатка не наблюдается (ссылка 413). Средневековье наследует её из трех источников, о которых упоминалось выше: Библии, греко-римской и германской культур*. В Библии, в частности, неоднократно подчеркивается превосходство правой руки**, правой стороны, места справа и, наоборот, неправильность или порочность всего, что находится по левую сторону. В этом отношении один фрагмент из Евангелия от Матфея служил особенно ярким примером для людей Средневековья. А именно последняя речь Иисуса, произнесенная перед его страстями, речь эсхатологическая, предвещающая возвращение Сына человеческого:
... и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других,
как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую
Свою сторону, а козлов - по левую. [...] Тогда скажет и тем,
которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный,
уготованный диаволу и ангелам его [...] (ссылка 414).
412. Bertrand P.-M. Histoire des gauchers en Occident. Des gens à l'envers. Paris, 2002.
413. Имеющаяся в нашем распоряжении литература по вопросу о леворукости сама по себе является показательной с исторической точки зрения. Огромно число исследований в области нейропсихологии и анатомии коры головного мозга; во всех случаях авторы прилагают усилия, чтобы представить левшей как «нормальных людей», однако настойчивость, с которой они это делают, кажется, выдает обратное: быть левшой - это болезнь, по крайней мере, болезнь социальная. Недавно я зашел в большой книжный магазин в Латинском квартале Парижа, чтобы поискать книги по проблеме леворукости, и продавец предложил мне посмотреть в разделе «Инвалидность» (может, еще стоило поискать работы о левшах в секции «Преступность»?). Кроме прекрасной работы П.-М. Бертрана, указанной в предыдущем примечании, см. прежде всего: Jursch H. und J. Hnde als Symbol und Gestalt. Berlin, 1951; Fritsch V. Links und Recht in Wissenschaft und Leben. Stuttgart, 1964; Kourilsky R. et Grapin P., dir. Main droite et main gauche. Paris, 1968; Hécaen H. Les Gauchers. Paris, 1984 (важная библиография); лучшим антропологическим исследованием, на мой взгляд, все же остается: Hertz R. La prééminence de la main droite. Etude sur la polarité religieuse // Mélanges de sociologie religieuse et de folklore, 1928, p. 84-127; его можно дополнить: Needham R., dir., Right and Left. Essays on Dual Symbolic Classification. Chicago, 1973.
414. Матф 25:32-33, 41.
В средневековой христианской культуре левая рука - это рука врагов Христовых. Поэтому на некоторых изображениях ей пользуются судьи Христа (Каиафа, Пилат, Ирод) или палачи: те, кто его связывает, бичует, прибивает к кресту, продолжает его истязать, когда он уже распят. А так как левая рука также является рукой Сатаны и его отродий, то предатели, еретики и неверные совершают ей свои злодеяния. В число таковых, разумеется, входит и целая вереница рыжих изменников, о которых уже упоминалось ранее: Каин, Далила, Саул, Ганелон, Мордред.
[* Напомним в этой связи, что в старо- и среднефранцузском слово gauche, образованное от франкского глагола *wankjan, означающего «качаться», обозначало нечто «косое», «кривое», «деформированное» (значение, которое сохранилось в современном французском). Для обозначения левой стороны используется слово senestre, образованное от латинского sinister, которое уже имело двойное значение «левый» и «неблагоприятный». Только в XVI в. слово senestre окончательно вытесняется словом gauche, которым теперь обозначается левая рука или левая сторона.
** Существует, однако, исключение, так же как и в случае с рыжим цветом выполняющее регулирующую функцию: Аод, судия израильский, - левша; используя эту свою особенность, он убивает царя Моавитского и освобождает израильтян от моавитян (Суд 3:15-30).]
Для них, так же как и для Иуды, принятых эмблематических атрибутов становится недостаточно - ив XIV-XV веках их порочность проявляется ещё и в жестах. Так, Каин (илл. 6) убивает Авеля левой рукой (обычно заступом или ослиной челюстью); Далила левой рукой отстригает волосы Самсону; Саул убивает себя копьем или мечом, держа их в левой руке; Ганелон и Мордред (один - предатель из эпической литературы, другой - из артуровского романа) иногда сражаются левой рукой.
Конечно, эти четверо персонажей, так же как Иуда, - не всегда левши. Однако можно заметить: если они левши, то они одновременно и рыжие. Точно так же, начиная с середины XIV века, рыжими становятся палачи, вероломные рыцари и свирепые персонажи, орудующие левой рукой. И хотя не все рыжие в западной изобразительной традиции - левши, зато все, или почти все левши с этих пор и на несколько десятилетий вперед становятся рыжими.
РЫЖИЙ
Средневековая иконография Иуды (продолжение)
Красный, жёлтый и пятнистый
Речь идёт в первую очередь о социальной семиотике: рыжий является в полной мере рыжим только с точки зрения окружающих и только в той степени, в какой он противопоставлен брюнету или блондину. Но в рамках средневековой культуры речь также идет и о цветовой символике. Рыжий - это не просто цветовой тон; со временем рыжий практически превратился в отдельный цвет, цвет девальвированный, «самый уродливый из всех цветов», как заявляет автор составленного в первой половине XV века геральдического трактата (ссылка 399), по мнению которого, в рыжем соединились все негативные характеристики красного и жёлтого.
На самом деле все цвета могут быть истолкованы как положительно, так и отрицательно (ссылка 400). Даже красный цвет не является исключением из этого правила, хотя на Западе очень долгое время, с древнейших времен и до XVI века, он был главнейшим из всех цветов, цветом par excellence. Существует хороший и плохой красный - точно так же, как существуют хороший и плохой чёрный, хороший и плохой зелёный и т. д. В Средние века плохой красный является противоположностью божественного и христологического белого и напрямую отсылает к дьяволу и преисподней. Это цвет адского пламени и лица сатаны. Если до XII века тело и голова князя тьмы на изображениях могли быть разных, обычно тёмных цветов, то после этого времени он все чаще изображается с алыми волосами и красным лицом. В широком смысле, все существа с красной головой или волосами считаются в той или иной степени дьявольскими (начиная с лиса, который даже является образом Лукавого), а все, кто эмблематизирует себя с помощью красного цвета, в той или иной мере имеют отношение к преисподней. Как, например, многочисленные алые рыцари из артуровских романов ХП-ХШ веков, то есть рыцари в красной одежде, в красных доспехах и с красными гербами, которые встают на пути героя, чтобы бросить ему вызов или убить: они всегда движимы дурными намерениями и готовы к кровопролитию, а некоторые из них являются выходцами из потустороннего мира. Самый известный среди них - рыцарь Мелеагант, сын короля и при этом предатель, который в романе Кретьена де Труа «Рыцарь телеги» похищает королеву Гвиневеру.
399. Le Blason des couleurs (вторая часть ошибочно приписывается сицилийскому герольду), Hippolyte Cocheris éd., Paris, 1860, p. 125. Как во всей литературе XV в., посвященной символике, рыжий в этом трактате приравнивается к цвету дубленой кожи и, стало быть, имеет главным образом коричнево-красный оттенок. В конце XV в. многие авторы забавляются тем, что устраивают соревнования между чёрным цветом и цветом дублёной кожи, с тем чтобы определить, какой оттенок самый уродливый. Чёрный не всегда оказывается в проигрыше. См., например: Le Débat de deux demoiselles, l'une nommée la Noire et l'autre la Tannée // Recueil de poésies françaises des XVe et XVIe siècles. Paris, 1855, t. V, p. 264-304.
400. О средневековой символике цветов: Pastoureau M. Figures et couleurs. Etudes sur la symbolique et la sensibilité médiévales. Paris, 1986, p. 15-57, 193-207; Id. Jésus chez le teinturier. Couleurs et teintures dans l'Occident médiéval. Paris, 1998.
Данные антропонимики и топонимики подтверждают отрицательный смысл красного цвета. Места, в названия которых входит слово «красный», часто считаются опасными, особенно в литературной или воображаемой топонимике. Что касается прозвищ «Красный» или «Рыжий», то они встречаются довольно часто и почти всегда имеют уничижительный оттенок: иногда они применяются к рыжеволосым или краснолицым людям; иногда напоминают о присутствии в одежде человека позорной метки соответствующего цвета (у палачей, мясников, проституток); иногда - и это характерно для литературной антропонимики - подчеркивают кровожадность, жестокость или дьявольскую природу того, кто носит эти цвета (ссылка 401).
Во многих отношениях этот «плохой» красный цвет как раз и был в средневековом восприятии цветом рыжего апостола-изменника Иуды, из-за предательства которого пролилась кровь Христова. В Германии в позднем Средневековье была распространена игра слов, построенная на этимологическом возведении прозвища Искариот, Iskariot («человек из Кариота») к ist gar rot: это означало, что он «является совершенно красным». Но красный - не единственный цвет Иуды; другим его цветом является жёлтый: это цвет его одежды, в котором он все чаще и чаще появляется на изображениях с конца XII века (илл. 5). Ведь быть рыжим значит сочетать кровавый и инфернальный красный (то есть связанный с дурной кровью и дурным пламенем) со лживым и вероломным жёлтым. Столетие за столетием жёлтый цвет продолжал сдавать позиции в европейских цветовых системах. Хотя в Риме жёлтый цвет все ещё был одним из самых популярных и даже считался сакральным, играя важную роль в религиозных обрядах, он постепенно был вытеснен на периферию и затем отвергнут. Как показывают опросы, посвящённые теме цветовых предпочтений, жёлтый до сих пор является нелюбимым цветом; именно он всегда оказывается на последнем месте среди шести базовых цветов: синий, зелёный, красный, белый, чёрный, жёлтый (ссылка 402). Неприятие этого цвета восходит к Средневековью. Девальвация жёлтого цвета засвидетельствована уже в XIII веке, когда в многочисленных литературных и энциклопедических текстах он уже представлен как цвет лицемерия и лжи и когда он мало-помалу становится цветом евреев и иудейской общины. Начиная с 1220-1250-х годов христианская изобразительнаятрадиция периодически использует его в этом качестве: отныне еврей - это персонаж, одетый в жёлтое либо имеющий жёлтую метку на одном из предметов одежды: на платье, плаще, поясе, рукавах, перчатках, штанах и особенно на головном уборе (ссылка 403). Со временем этот обычай из разряда изображаемых и воображаемых переходит в разряд реально существующих: так, в некоторых городах Лангедока, Кастилии, северной Италии и долины Рейна предписания, касающиеся одежды, обязывают членов еврейских общин использовать отличительные знаки, в которых часто присутствует жёлтый цвет (ссылка 404). Жёлтая звезда отчасти восходит именно к этим обычаям, однако её подробная история пока ещё не написана.
401. См. многочисленные примеры, собранные в: Langlois E. Table des noms propres de toutes natures compris dans les chansons de geste imprimées. Paris, 1904; a также в: Flutre L.-F. Table des noms propres... figurant dans les romans du Moyen Age... Poitiers, 1962; и особенно в: West G. D. An Index of Proper Names in French Arthurian... Romances (1150-1300). Toronto, 1969- 1978, 2 vol. О прозвищах «Красный» и «Рыжий» в артуровских романах см.: Brau It G.J. Early Blazon. Heraldic Terminology in the Twelfth and Thirteenth Centuries with Special Reference to Arthurian Literature. Oxford, 1972, p. 33.
402. Приводятся в порядке убывающей популярности. Pastoureau M. Les couleurs aussi ont une histoire // L'Histoire, n° 92, septembre 1986, p. 46- 54.
403. Sansy D. Chapeau juif ou chapeau pointu? Esquisse d'un signe d'infamie // Symbole des Alltags, Alltag der Symbole. Festschrift für Harry Kühnel, Graz, 1992, S. 349-375. Можно также обратиться к еще неизданной диссертации того же автора: L'Image du juif en France du Nord et en Angleterre du XIIe au XVe siècle. Paris, université de Paris-X Nanterre, 1994.
404. Вопрос о позорных или отличительных знаках, вмененных некоторым социальным категориям на средневековом Западе, еще не стал предметом рассмотрения в обобщающих работах, действительно заслуживающих внимания. Я вынужден снова адресовать к давнему и наспех написанному исследованию: Robert U. Les Signes de l'infamie au Moyen Age. Paris, 1891, замену которому мы ждем с нетерпением. Полезные сведения можно найти в большинстве исследований по истории средневекового костюма, например в: Danckaert W. Unehrliche Leute. Die verfemten Berufe. Bern und München, 1963; Blumenkranz B. Le Juif médiéval au miroir de l'art chrétien. Paris, 1966; Eisenbart L. C. Kleiderordnungen der deutschen Stdte zwischen 1350 und 1700. Göttingen, 1962.
Несмотря на обширную библиографию, знаки и метки, вменённые евреям в средневековых обществах, пока ещё изучены плохо. В противоположность поспешным выводам, к которым пришли некоторые авторы (ссылка 405), в христианском мире не было единой системы, до XIV века не существовало даже устойчивых обычаев в отдельно взятой стране или области. Конечно, жёлтый цвет - в изображениях традиционно ассоциирующийся с синагогой - становится с этого периода самым распространенным (ссылка 406). Однако долгое время городские и королевские власти также предписывают ношение одноцветных знаков - красных, белых, зелёных, чёрных; либо двуцветных - рассечённых, пересечённых или четверочастных и сочетающих жёлтый и красный, жёлтый и зелёный, красный и белый, белый и чёрный цвета. До XVI века цветовые сочетания столь же многочисленны, как и форма знака: это может быть кружок - самый частый случай, - кольцо, звезда, фигура в виде скрижалей или же обычная повязка, колпак и даже крест. Если это знак, который нашивают на одежду, то носить его могут и на плече, и на груди, и на спине, и на чепце или колпаке, иногда сразу на нескольких местах. Здесь также нет общих правил (ссылка 407). В качестве одного из самых ранних примеров приведем в переводе на современный французский язык текст указа Людовика Святого 1269 года, который предписывает всем евреям французского королевства носить кружок жёлтого цвета:
Так как мы желаем, чтобы евреев можно было распознать и отличить от христиан, мы повелеваем обязать всех евреев, и мужчин, и женщин, носить знаки отличия: а именно колесо из войлока или сукна жёлтого цвета, нашитое на верхнюю часть одежды на уровне груди и на спине как опознавательный знак. В поперечине колесо это пусть будет шириною в четыре пальца, и такого размера, чтобы на нём умещалась ладонь. Если по введении сего распорядка еврея увидят без этого знака, то верхняя часть его одежды будет принадлежать тому, кто застанет его в таком виде (ссылка 408).
Возможно, неумеренное использование золота и позолоты во всех сферах художественного творчества и, стало быть, в большинстве эмблематических и символических систем способствовало тому, что жёлтый в конце Средневековья приобретает репутацию дурного цвета - в каковом качестве и применяется. Золото одновременно является материей и светом; в нем в наивысшей степени проявлены такие качества цвета, как яркость и насыщенность, которые пользовались особым спросом в позднем Средневековье. Тем самым золото со временем начинает выполнять функцию «хорошего жёлтого», а все другие оттенки жёлтого утрачивают ценность. Это касается не только жёлтого, тяготеющего к красному, похожего на рыжий цвет волос Иуды, но и жёлтого с оттенком зелёного, который мы сегодня называем «лимонно-желтым». Жёлто-зелёный, а вернее говоря, сочетание или сопоставление жёлтого и зёленого - двух цветов, которые никогда не сближались в средневековых цветовых классификациях, - в средневековом восприятии, видимо, представляло собой нечто агрессивное, сумбурное, тревожное. В сочетании друг с другом эти цвета ассоциируются с нарушением порядка, сумасшествием, расстройством чувств и рассудка. Они появляются в костюмах придворных шутов и буффонов, в одежде безумца из книги Псалмов и прежде всего в одежде Иуды, жёлтый плащ которого в XIV-XVI веках часто сочетается с другим предметом одежды зелёного цвета.
405. Например, Б. Блюменкранц или Р. Меллинкофф, работы которых являются вместе с тем наиболее значимыми. Среди их многочисленных трудов укажем следующие: Blumenkranz В. Le Juif médiéval au miroir de l'art chrétien, op. cit.; Les Juifs en France. Ecrits dispersés. Paris, 1989. Mellinkoff R. Outcasts, op. cit. С осторожностью также можно обратиться к: Rubens А. A History of Jewish Costume. London, 1967; Finkelstein L. Jewish Self-Government in the Middle Ages, new ed. Wesport, 1972. Отныне лучшее исследование, специально посвященное кружку: Sansy D. Marquer la différence. L'imposition de la rouelle aux XIIIe et XIVe siècles // Médiévales, n° 41, 2001, p. 15-36.
406. Singermann F. Die Kennzeichnung der Juden im Mittelalter. Berlin, 1915, и особенно: Kisch G. The Yellow Badge in History // Historia Judaica, vol. 19, 1957, p. 89-146. Существуют, однако, многочисленные исключения из этой тенденции к унификации на базе желтого цвета. Так, в Венеции желтый головной убор со временем был заменен на красный: Ravid В. From yellow to red. On the Distinguished Head Covering of the Jews of Venice // Jewish History, vol. 6, 1992, fasc. 1-2, p. 179-210.
407. Обширную библиографию можно найти в статьях Киша и Рейвида, указанных в предыдущем примечании. Также сошлемся на труд Даниэль Санси, упомянутый ранее.
408. Перевод фрагмента текста, опубликованного де Лорьером в: Ordonnances des rois de France de la troisième race. Paris, 1723, t. I, p. 294. Перевод полного текста этого ордонанса см. в: Nahon G. Les ordonnances de saint Louis et les Juifs // Les Nouveaux Cahiers, t. 23, 1970, p. 23-42. О Людовике Святом и евреях: Le Goff J. Saint Louis. Paris, 1996, p. 793-814. (Пер. на русский: Ле Гофф Ж. Людовик IX Святой. М.: Ладомир, 2001. С. 597-613. - Прим. перев.)
Однако быть рыжим значит не только соединять в себе негативные качества двух цветов - красного и жёлтого. Быть рыжим значит иметь кожу, усеянную веснушками, быть пятнистым, а следовательно, нечистым, и в какой-то мере воплощать в себе животное начало. Пятнистое вызывает у средневекового человека отвращение. В его восприятии красивое значит чистое, а чистое значит однородное. Рисунок в полоску всегда имеет уничижительное значение (точно так же, как и крайнее проявление этой структуры - шахматная клетка) (ссылка 409), а пятнистое выглядит особенно вызывающе. В мире, где люди часто болеют различными тяжелыми и опасными кожными заболеваниями и, если их коснулось самое страшное из них - проказа, - оказываются исключены из общества, такое восприятие вовсе не удивительно. Для средневекового человека пятна - это всегда нечто загадочное, нечистое и постыдное. Из-за веснушек рыжийвоспринимается как больной, опасный, почти неприкасаемый. К этой - конспецифичной - нечистоте добавляются ещё и животные коннотации, потому что у рыжего не только волосы как шерсть у обманщицы-лисы или похотливой белки (ссылка 410), он ещё и покрыт пятнами, как самые свирепые животные: леопард, дракон, тигр - трое грозных противников льва (ссылка 411). Рыжий не только лжив и хитёр, как лис, но к тому же ещё и свиреп и кровожаден, как леопард. Поэтому за ним закрепилась репутация людоеда: в этом качестве он иногда предстаёт в фольклоре и устной традиции вплоть до середины XVIII века.
409. Pastoureau M. L'Etoffe du Diable. Une histoire des rayures et des tissus rayés. Paris, 1991.
410. Сегодня белка - это маленький, симпатичный, веселый, игривый и безобидный зверек, в Средневековье - ничего подобного. Белка - это «лесная обезьяна», как пишет один немецкий автор XIV в. Она считается ленивой, похотливой, глупой и жадной. Большую часть времени она спит, безобразничает с себе подобными, играет и скачет по деревьям. Кроме того, она запасает еду, которая ей вовсе не нужна, - а это большой грех - и тут же забывает, куда ее припрятала, - а это признак великой глупости. Ее рыжая шерсть - видимый знак ее дурной природы.
411. Пока не появилось обобщающего труда, посвященного пятнистости, см.: Pastoureau M. Figures et couleurs, op. cit., p. 159-173, 193-207.
Все левши - рыжие
Религиозные изображения позднего Средневековья, особенно в рукописях, подвергались строгому контролю. С тех пор как искусство миниатюры частично перешло в руки мирян, возросла опасность менее единообразного или слишком свободного кодирования изображений, а вместе с тем - и риск смысловых сдвигов или вчитывания смыслов. Отсюда - строгая регламентация выбора изображаемых сцен и их проработки. А также всякого рода избыточность в изображении персонажей. Десятилетие за десятилетием изображения становились все более и более акцентированными, особенно если речь идет об отрицательных персонажах. Предатель должен безошибочно считываться как предатель. Поэтому следует умножать признаки и атрибуты, которые помогают опознать его как такового.
Образ Иуды в данном случае показателен. С начала XIV века рыжей шевелюры оказывается недостаточно, зверской гримасы - мало, «гнусной рожи преступника» - тоже. Теперь знаки отличия, которыми прежде была маркирована голова, заменяются и подкрепляются другими знаками - на теле и одежде. Отсюда избыток специфических атрибутов и черт, о которых речь шла в самом начале. Одна из таких черт связана с жестикуляцией, а именно - с леворукостью, которая всё чаще и чаще встречается в эмблематическом арсенале апостола-предателя. Иуда постепенно превращается в левшу! Теперь кошелек с тридцатью сребрениками он берет (и отдает) именно левой рукой; левой рукой он держит за спиной украденную рыбу, на Тайной вечере левой рукой подносит ко рту кусок хлеба, указывающий на него, как на предателя, а затем, когда наступает раскаяние, ей же закрепляет веревку, чтобы повеситься. Конечно, Иуда не всегда рыжий и не всегда левша. Однако эта особенность встречается достаточно часто - особенно на фламандских и немецких изображениях, - чтобы привлечь к себе внимание. Тем более что в средневековой изобразительной традиции персонажи-левши - весьма редкое явление.
Когда-то я занялся составлением корпуса изображений, на которых фигурируют левши; мое начинание было продолжено Пьером-Мишелем Бертраном, чьи недавние работы по истории левшей теперь общепризнанны (ссылка 412). Пусть в количественном отношении урожай подобных изображений скуден, зато он показателен в качественном отношении. Все левши в средневековой иконографии - в том или ином смысле персонажи отрицательные. Будь то герои первого плана, будь то третьестепенные статисты, занятые каким-нибудь бесчестным или предосудительным делом, которых художник размещает на краю изображения или в глубине сцены. Среди них попадаются некоторые из упомянутых выше изгоев и отверженных, в частности мясники, палачи, жонглеры, менялы и проститутки. Но главным образом левши в средневековой изобразительной традиции встречаются среди нехристиан (язычников, евреев, мусульман) и в мире преисподней (Сатана, демонические создания): здесь властители и предводители командуют и повелевают левой рукой, рукой злой и губительной; а солдаты и прислужники левой рукой исполняют их приказания. Мир зла - в какой-то степени - является миром левшей.
Нет необходимости останавливаться здесь на уничижительном значении левой руки. В исследованиях, подтверждающих существование этой традиции в большинстве культур, и в том числе, конечно же, в культурах европейских, недостатка не наблюдается (ссылка 413). Средневековье наследует её из трех источников, о которых упоминалось выше: Библии, греко-римской и германской культур*. В Библии, в частности, неоднократно подчеркивается превосходство правой руки**, правой стороны, места справа и, наоборот, неправильность или порочность всего, что находится по левую сторону. В этом отношении один фрагмент из Евангелия от Матфея служил особенно ярким примером для людей Средневековья. А именно последняя речь Иисуса, произнесенная перед его страстями, речь эсхатологическая, предвещающая возвращение Сына человеческого:
... и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других,
как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую
Свою сторону, а козлов - по левую. [...] Тогда скажет и тем,
которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный,
уготованный диаволу и ангелам его [...] (ссылка 414).
412. Bertrand P.-M. Histoire des gauchers en Occident. Des gens à l'envers. Paris, 2002.
413. Имеющаяся в нашем распоряжении литература по вопросу о леворукости сама по себе является показательной с исторической точки зрения. Огромно число исследований в области нейропсихологии и анатомии коры головного мозга; во всех случаях авторы прилагают усилия, чтобы представить левшей как «нормальных людей», однако настойчивость, с которой они это делают, кажется, выдает обратное: быть левшой - это болезнь, по крайней мере, болезнь социальная. Недавно я зашел в большой книжный магазин в Латинском квартале Парижа, чтобы поискать книги по проблеме леворукости, и продавец предложил мне посмотреть в разделе «Инвалидность» (может, еще стоило поискать работы о левшах в секции «Преступность»?). Кроме прекрасной работы П.-М. Бертрана, указанной в предыдущем примечании, см. прежде всего: Jursch H. und J. Hnde als Symbol und Gestalt. Berlin, 1951; Fritsch V. Links und Recht in Wissenschaft und Leben. Stuttgart, 1964; Kourilsky R. et Grapin P., dir. Main droite et main gauche. Paris, 1968; Hécaen H. Les Gauchers. Paris, 1984 (важная библиография); лучшим антропологическим исследованием, на мой взгляд, все же остается: Hertz R. La prééminence de la main droite. Etude sur la polarité religieuse // Mélanges de sociologie religieuse et de folklore, 1928, p. 84-127; его можно дополнить: Needham R., dir., Right and Left. Essays on Dual Symbolic Classification. Chicago, 1973.
414. Матф 25:32-33, 41.
В средневековой христианской культуре левая рука - это рука врагов Христовых. Поэтому на некоторых изображениях ей пользуются судьи Христа (Каиафа, Пилат, Ирод) или палачи: те, кто его связывает, бичует, прибивает к кресту, продолжает его истязать, когда он уже распят. А так как левая рука также является рукой Сатаны и его отродий, то предатели, еретики и неверные совершают ей свои злодеяния. В число таковых, разумеется, входит и целая вереница рыжих изменников, о которых уже упоминалось ранее: Каин, Далила, Саул, Ганелон, Мордред.
[* Напомним в этой связи, что в старо- и среднефранцузском слово gauche, образованное от франкского глагола *wankjan, означающего «качаться», обозначало нечто «косое», «кривое», «деформированное» (значение, которое сохранилось в современном французском). Для обозначения левой стороны используется слово senestre, образованное от латинского sinister, которое уже имело двойное значение «левый» и «неблагоприятный». Только в XVI в. слово senestre окончательно вытесняется словом gauche, которым теперь обозначается левая рука или левая сторона.
** Существует, однако, исключение, так же как и в случае с рыжим цветом выполняющее регулирующую функцию: Аод, судия израильский, - левша; используя эту свою особенность, он убивает царя Моавитского и освобождает израильтян от моавитян (Суд 3:15-30).]
Для них, так же как и для Иуды, принятых эмблематических атрибутов становится недостаточно - ив XIV-XV веках их порочность проявляется ещё и в жестах. Так, Каин (илл. 6) убивает Авеля левой рукой (обычно заступом или ослиной челюстью); Далила левой рукой отстригает волосы Самсону; Саул убивает себя копьем или мечом, держа их в левой руке; Ганелон и Мордред (один - предатель из эпической литературы, другой - из артуровского романа) иногда сражаются левой рукой.
Конечно, эти четверо персонажей, так же как Иуда, - не всегда левши. Однако можно заметить: если они левши, то они одновременно и рыжие. Точно так же, начиная с середины XIV века, рыжими становятся палачи, вероломные рыцари и свирепые персонажи, орудующие левой рукой. И хотя не все рыжие в западной изобразительной традиции - левши, зато все, или почти все левши с этих пор и на несколько десятилетий вперед становятся рыжими.