Alphaville
Ещё когда я брала билет, настраивалась спокойно весь концерт сидеть на своём месте и к сцене не рваться: мол, раз уж я взрослая мадам, плюс ценю физический комфорт, то пора кончать с тинейджерскими пристрастиями к фан-зонам и танцпартерам - там, как всегда, затолкают, задавят, ноги оттопчут, и шея устанет, да ну, к чёрту.
В зале оказалось, что у меня прекрасное место, чётко посередине, рядом проход, обзор просто превосходный, и я лишь укрепилась в своём намерении смотреть концерт "цивилизованно".
Погасили свет. Появились инструменталисты. Раздался нарастающий вопль публики. Началось вступление к какой-то стремительной песне из относительно новых. Я удобно сидела, было странно и непривычно, но хорошо. На сцену вышел Голд.
ГОЛД.
Он не успел спеть и одного куплета своим космическим голосом, а я уже поняла, что после страшно пожалею, если сию секунду, немедленно, прямо сейчас не окажусь там, в метре от сцены, если не простою все полтора часа с задранной головой, в тесноте и духоте, среди своих случайных единомышленников, если не буду плавиться эти полтора часа от той особой энергии, которую можно ощутить только вблизи... Меня словно катапультировало с моего благополучного дорогого места; я рванулась туда, на голос, на свет, боясь упустить хотя бы миг вот этого, настоящего, и с лёта спрыгнула в проём перед сценой, как в другое измерение; до Голда было рукой подать, все мысли исчезли, остался один чистый и ослепительный экстаз.
Голд был великолепен, от него такое свечение било весь концерт! Моё самое любимое и родное спел: и "Summer in Berlin", и "Sounds Like a Melody", и "Jerusalem" (...to Saint-Petersburg we pray, it's time to meet you there, let's take love to Saint-Petersburg, oh yeah...), и, конечно же, "Forever Young", под которую меня накрыл мощнейший flashback, отчаянное, на грани боли, желание хоть на мгновение снова оказаться той, там и тогда... и голос такой молодой и светлый у него, что хотелось раствориться в звуке и жить в нём, и ничего больше не надо.
Мы их не отпускали, дважды они выходили петь на бис; для второго "биса" у них ничего не было заготовлено, и Голд попросил приглушить свет и повторил "Dance with Me", только иначе - как балладу, просто под рояль. It's more than a dream, maybe we're drowning in empires of delight, да, именно так.
А потом я по давней традиции пошла на Греческий проспект, к заветному служебному входу, уже не думая о том, что взрослой мадам не пристало охотиться за автографами, и отстояла на холоде на гудящих ногах сорок минут в компании дюжины таких же сумасшедших "невзрослых взрослых", и дождалась Голда, и сказала ему какие-то банальные, но искренние слова счастья и благодарности.
Уезжая, он сквозь боковое стекло посмотрел мне в глаза, мне одной, и улыбнулся своей неповторимой чудесной улыбкой, и мне одной сделал тот самый жест... и, конечно, забыл обо мне уже через пять секунд, но я - нет, я не забуду. :)
В зале оказалось, что у меня прекрасное место, чётко посередине, рядом проход, обзор просто превосходный, и я лишь укрепилась в своём намерении смотреть концерт "цивилизованно".
Погасили свет. Появились инструменталисты. Раздался нарастающий вопль публики. Началось вступление к какой-то стремительной песне из относительно новых. Я удобно сидела, было странно и непривычно, но хорошо. На сцену вышел Голд.
ГОЛД.
Он не успел спеть и одного куплета своим космическим голосом, а я уже поняла, что после страшно пожалею, если сию секунду, немедленно, прямо сейчас не окажусь там, в метре от сцены, если не простою все полтора часа с задранной головой, в тесноте и духоте, среди своих случайных единомышленников, если не буду плавиться эти полтора часа от той особой энергии, которую можно ощутить только вблизи... Меня словно катапультировало с моего благополучного дорогого места; я рванулась туда, на голос, на свет, боясь упустить хотя бы миг вот этого, настоящего, и с лёта спрыгнула в проём перед сценой, как в другое измерение; до Голда было рукой подать, все мысли исчезли, остался один чистый и ослепительный экстаз.
Голд был великолепен, от него такое свечение било весь концерт! Моё самое любимое и родное спел: и "Summer in Berlin", и "Sounds Like a Melody", и "Jerusalem" (...to Saint-Petersburg we pray, it's time to meet you there, let's take love to Saint-Petersburg, oh yeah...), и, конечно же, "Forever Young", под которую меня накрыл мощнейший flashback, отчаянное, на грани боли, желание хоть на мгновение снова оказаться той, там и тогда... и голос такой молодой и светлый у него, что хотелось раствориться в звуке и жить в нём, и ничего больше не надо.
Мы их не отпускали, дважды они выходили петь на бис; для второго "биса" у них ничего не было заготовлено, и Голд попросил приглушить свет и повторил "Dance with Me", только иначе - как балладу, просто под рояль. It's more than a dream, maybe we're drowning in empires of delight, да, именно так.
А потом я по давней традиции пошла на Греческий проспект, к заветному служебному входу, уже не думая о том, что взрослой мадам не пристало охотиться за автографами, и отстояла на холоде на гудящих ногах сорок минут в компании дюжины таких же сумасшедших "невзрослых взрослых", и дождалась Голда, и сказала ему какие-то банальные, но искренние слова счастья и благодарности.
Уезжая, он сквозь боковое стекло посмотрел мне в глаза, мне одной, и улыбнулся своей неповторимой чудесной улыбкой, и мне одной сделал тот самый жест... и, конечно, забыл обо мне уже через пять секунд, но я - нет, я не забуду. :)