Apr 08, 2014 11:38
Тайны моей семьи, которые вовсе и не тайны.
И вся эта история вовсе не доказывает то заблуждение, будто смерть - решение всех проблем.
Я расскажу обо всем беспристрастно, да у меня и не получится иначе, ведь половину того, что я видела в те времена, я видела, будучи ребенком, а ребенок не умеет оценивать, он просто чувствует - тепло ему или горько. Только это.
В нашей семье случалось всякое, каждый понаделал ошибок с целую тонну, но не каждый их исправлял, и не каждый пытался это сделать. И то, что я опишу, вряд ли прольет свет на какие-то события, но будет хотя бы возможность увидеть все моими глазами.
Итак. Моя мама - младшая дочь моей бабушки, у которой было еще две сестры.
Система такая прабабушка Т., три ее дочери - Т., О. Н.. У моей бабушки Т, две дочери, моя мама и моя тетя, у тети двое детей - моя двоюрдная сестра и ее брат. У бабушки Н. сын Дима. У бабушки О. не было никого, она любила всего один раз, да и тот, трагично, поэтому всю свою жизнь положила на чтение книг. Она была очень умной, как я помню. В нашей квартире в Ленинграде, как я ласково его называю всегда, до сих пор лежит в шкафах коллекция ее книг, которые она собирала при жизни. Она говорила, помню: "Никому не давайте книги, люди их не возвращают". У нее были причины так говорить, она собирала редкие экземпляры, а такие вещи и правда не возвращают.
Помню ясно моменты при их жизни. Помню то, как тетя О варила суп. Суп получался невкусным, ужасным, с каким-то сырым луком. Но, мама говорила нам, чтоб мы были скромнее, ведь семья наша блокадная, бабушка с дочерьми прошли всю Блокаду, поэтому удивляться тому, что суп невкусный не стоило! Главное же, что это был суп, и его можно было есть. Помню, как таскала со стола оливки (я-то так делала всегда, даже сейчас так делаю), а т Оля очень строго потом меня отчитывала за это, и когда уже все собирались за столом, то мне она давала оливок меньше, чем другим, ровно на столько меньше, сколько я съела. Потому что она все оливки и даже виноградинки пересчитывала, а потом делила на количество присутствующих, чтобы всем поровну досталось. Блокадное. Помню в большой комнате огромный стол с белой салфеткой и книгами на нет. Очень по-питерски, очень по-ленинградски. Вот тогда, пожалуй, когда все были живы, были очень счастливые деньки. Несмотря на то, что город отбрасывал на меня тягучую и липкую тень, которая по ночам мешала мне спать, а метро тяготила меня мрачными мыслями. Но все были живы, а потому я вспоминаю это тепло и солнечно.
Сначала умерла т. О. от рака головного мозга. У нее были очаги и в других органах. Я не помню точно как она умирала, как все это вышло, поскольку была слишком мала. Помню только, что она передала нам какие-то маленькие сокровища свои - костяной сервис, бусы какие-то,заколку. Заколку я до сих пор храню, она очень красивая. Все остальное мы тоже сохранили, и попытались даже хорошие книги некоторые перевезти в Москву, если честно потому, что моя бабушка Т. имела склонность продавать вещи некоторые. Я не говорю, что она так делала всегда, но бывало. Что-то пропадало и не возвращалось.
После смерти своей дочери моей прабабушке стало хуже, она была уже очень стара, по-моему, она не дожила немного до 100 лет. Конечно, жестокая блокада сделала свое, у каждого свое понимание на этот счет, что же именно, но ясно одно.. такие вещи бесследно не проходят, они впечатываются на всю жизнь и остаются зарубцевавшемся шрамом, который будет служить вечным напоминанием. Тот тяжелый период ее болезни я помню лучше. Эти воспоминания скорее горькие, очень горькие. Бабушка Т. перевозила свою маму с места на места, человеку в возрасте это было очень тяжело. Очень. На лето она отвозила ее на дачу. И я помню, что когда мы шли по дороге к нашему участку, ожидая увидеть наших бабушек вместе, мы увидели посреди участка лишь одну прабабушку, которую оставили сидеть на стуле на палящем солнце. Оказалось, что бабушка Т. пошла к соседкам, а насколько долго - неизвестно. Это было горько видеть, прабабушка была тогда уже настолько беспомощна, что уже даже видела какой-то свой мир, она уже была на грани между нашим миром и тем, в который звала ее смерть. Она не очень понимала происходящее, не очень слышала, не очень ощущала. Это были просто голубые глаза, беспомощные и голубые. Вот что я помню.
Она умерла в Петербурге осенью. Тогда даже Ленинград перестал быть Ленинградом, он стал Петербургом, тощим, бледным и мрачным нелюдимым юношей. Вот каким мне тогда казался город, когда мы в него с мамой вернулись на похороны прабабушки. Несмотря на то, что в день приезда светило солнце, но оно было холодно. В те дни я вообще так замерзла, что еле двигала ногами. И всякий раз, я конечно, думала, вот, если бы я была в блокадном Ленинграде, было бы хуже, и тащилась за мамой и бабушкой дальше по улице в сторону морга. Кто был хоть раз в питерском морге расхочет умирать. Мы были там даже два раза. Первый раз потому, что бабушке надо решить что-то с документами. Надо было уладить тот факт, что прабабушка лежала мертвая неделю в доме. Может быть поэтому, когда мы появились в доме, он показался мне таким мрачным - все было темное - почти все умерли. Вечером, после морга, выяснилось, что бабушка Т. не сказала своей сестре, что мама умерла, и моя мама ее принялась уговаривать, что лучше сказать, что надо быть честной. А я все это время слушала их, сидя на диване, и прислушиваясь не к их разговору даже, а к запаху, который меня смущал. Когда они вернулись с кухни, я спросила, чем так странно пахнет в комнате, и бабушка ответила мне, что баба Т. здесь умерла. Как я испугалась тогда! Осознать, что это трупный запах моей прабабушки.. С того момента стало все только хуже. На следующий день похороны. Холодный, темный день. Холодный ветер. Мы заходим к какой-то бабушкиной подруге, за какими-то деньгами и за цветами, идем через огромное ледяное поле, почти как через Ладогу идем. Холод. Я еле двигаю ногами. О похоронах ничего почти не помню, губы только помнят гладкий холодный лоб прабабушки. Помню, что пришел Дима. Не знаю, как его называть. Он опоздал, говорил про какие-то деньги, разговоры вспоминаются смутно, яснее всплывает его неопрятный образ - рваная рубашка, без шарфа, грязные ботинки, грязная голова, руки в какой-то земле,лицо землистого цвета, неприятный полуженский недовольный голос.
Мы стояли на ветру, уже на выходе. Место напоминало мне московский парк победы. Огромное пространство ветра и каменные плиты. Конечно, каменные плиты. Когда он ушел стало немного легче. На поминках была только та бабушкина подруга, которая, к слову сказать, обнимала меня в автобусе. Тут уж, не знаю, что точно - блокадное прошлое, или что-то другое, но было мерзко, потому что я тогда не понимала, что происходит, и не знала, как сказать, что не надо этого.
В тот последний вечер в Петербурге я нашла в шкафу старый чемодан с цианистым калием. Мама выбросила, пока бабушка не видела. Я взяла чемодан себе. А после, спустя годы, избавилась от него, отдав другу на военную службу.
Потом умерла бабушка Н. Знаю, что она болела сахарным диабетом, и когда приезжала к нам в Москву, постоянно каталась на автобусах, потому что тяжело было ходить. Помню, что она лебезила передо мной.. как бы это выразить.. она что-то изображала зачем-то, то есть, она говорила какую-то льстивую вещь, а я, будучи ребеночком, не понимала, зачем она мне врет, когда я знаю, что это точно не так. Но это просто ставило меня в недоумение, не больше. И с тех пор, я просто вижу, что что-то не то, но я это вижу, наблюдаю, безоценочно, констатирую.
На ее похороны ездила мама, поминок бабушка Т. не хотела делать никаких. Дима, сын умершей, и того хуже - в морге принес рваное тряпье, таким было даже стыдно мыть пол. Не помню, удалось ли что-то изменить в этой ситуации, но это свершившийся факт.
Все это время мы общались с бабушкой Т. Но все усугубилось, когда вдруг нашелся мой дедушка. Т. И, мамина сестра написала что там-то там-то живет их отец, которого они не видели около 20 лет, поскольку бабушка Т. говорила, что он умер.
Говорить так, у нее, наверное, были свои причины. Я не знаю, почему они разошлись. Но мне чуется, что каждый наделал кучу ошибок, поэтому как-то судить это все, я тоже не решаюсь. Понятно, что когда они разошлись, пришло падение. Для них обоих. В чем оно проявлялось? У каждого по своему. Дедушка тоже заболел раком.
Мама нашла его в какой-то грязной деревне, почти умирающего. В таком месте, где он находился, всем было все равно - кто и что. Все равно все умрут. Я там не была, не видела. Но мама решила взять отца к нам, чтобы человек умер в семье и спокойно.
И вот тогда настоящий ад сошел на землю. Я говорю только за себя. Исключительно.
То, что деду скоро умирать, в нашей семье знали все, нам сказали - пару месяцев, он прожил у нас год. Мы сделали это ради мамы, ведь, она его столько лет не видела, практически не знала. Скажут - и нечего тут знать, некого, пьяница же, рвань. Да. Все так. Все так... Но у каждого человека за спиной такой груз, так вот он просто не смог с ним справиться. ОН не мог говорить с нами, у него был рак горла, поэтому до нас долетали лишь шипящие звуки, которые всегда меня пугали. Я не могла к ним привыкнуть. Не могла привыкнуть и к тому, что с дедушкой было очень тяжело - характер в три тысячи раз сложнее любого другого характера. Но он играл с братом в шахматы и всегда выигрывал, писал нам записочки идеальным почерком. Единственно, чего я боялась и чего не хотела - оставаться с ним дома одна. Сейчас я себя ругаю, потому что слишком нежная была, слишком отстраненная. А все почему? Потому что дедушка прожил с нами долгий год, за который наша семья впала в денежный кризис, такой, что я работала на двух работах, с учениками и даже добрые люди анонимно мне помогали, чего я никогда не забуду!,потом его болезнь усугублялась, повсюду был гной, тянущаяся жижа, специфический запах, какие-то деревенские люди приезжали к нам домой, чтобы узнать помер он уже или нет, бабушка приезжала к нам.. зачем, я уже не помню. Но, когда они друг друга увидели, то чуть не стали драться. Это была их проблема, между ними, их ссора, которая длилась 20 лет, в которой, как думаю я, не виновата ни моя мама, ни мы с братом, ни кто-либо другой. А то, что он жил у нас, все же лучший вариант, чем стать жертвой проходимцев, ведь всякому нужно стащить себе кусок любой малости, которой обладал живущий недавно. В общем, бабушка приезжала пару раз. В эти визиты она собрала из квартиры все то, что принадлежало ей, и, уходя, заявила, что младшей дочери у нее больше нету. С того момента началось долгое и гнетущее молчание. Видимо, ей не понравилось, что мы приютили у себя дедушку, и только эта вещь ее так задела, потому что других причин я не вижу. Но как бы мы могли поступить? И я ругаю себя, потому что за весь этот сложный период, который казался мне адом, потому что дедушка страдал резкой сменой настроения из-за болезни, пугал меня, я уставала на работах и прочее, все эти круги ада были ничем, по сравнению с тем, что переживала мама. Разлад с матерью, умирающий отец, денег нет, поддержки никакой, ну, кроме нас. В такие моменты я говорю, что я бы умерла, но наступает горе, и ты никуда не умираешь. Ты обязан жить и все. Мама падала в обмороки, не было сил, говорила, что смертельно устает.. и все это... все это тянулось долго.. до апреля.
Дедушка умер. Это было нелегко. Кажется, была среда. Солнечный день.
Сложно что-то сказать, что-то выяснить теперь, когда уже так поздно.
Но я воспринимаю все с позиции ребенка.
Когда умирали мои бабушки, я была ребенком. Я не знала, что это за люди, что они пережили, что выстрадали. Когда у нас жил дедушка и после умер, было абсолютно то же самое - я не знала его. Но я всех одинаково любила, такими, какими знала именно в этот момент, потому что мне не хватило, слава Богу, ума копаться в их прошлом, узнавать какие-то мерзкие тайны или деяния. Ведь даже, если бы я их нашла, любила бы я их меньше? Оставила бы в беде? Нет. Потому что у каждого есть что-то такое, за что он может стыдиться. И у каждого есть шанс. И так каждый в моей семье живет ровно с таким твердым убеждением. Думаю, что эта мысль нас объединяет.
.. совсем необязательно знать все, чтобы любить кого-то.
Поэтому все тайны моей семьи останутся тайнами.
петербург,
воспоминания,
ленинград,
мама,
семья