О классовой борьбе
Про тезис товарища Сталина о том, что классовая борьба будет обостряться по мере перехода к социализму, слышали, наверное, все. В первый раз он прозвучал, если я не ошибаюсь, на июльском пленуме 1928 года. Напомню, что за полгода до этого пленума по большому счету впервые с начала нэпа были введены "чрезвычайные меры" при хлебозаготовках, а именно привлечение к судебной ответственности крестьян, не желающих сдавать хлеб государству по фиксированным (как правило, значительно ниже рыночных) ценам.
Собственно, мысль в целом даже сейчас кажется верной. Ну, одни классы ограничивают возможности других, последним это не нравится, и они начинают сопротивляться. Дьявол, как это часто бывает, в мелочах.
Возьмем тех же кулаков. Например, вроде понятно, что отнюдь не все представители "враждебного класса" собираются как-то активно проявлять свое недовольство. Более того, даже те, кто собираются, будут делать это по-разному: кто-то будет просто спорить, кто-то вести агитацию, а кто-то - собирать банды и терроризировать население. Однако записав все это в классовую борьбу, можно снять с себя ответственность за явно конфликтные решения, например - за увеличение нажима. Что до принятия "чрезвычайных мер" было сопротивление, что после - конкретный эффект от этих мер в рамках слишком общей парадигмы оценить тяжело.
Далее, отталкиваясь от постулата враждебности класса в целом, были проведены очередные жесткие налоговые меры. Действительно, как они нам - так и мы им. Здесь напрашивается параллель с известной телеграммой Сталина 1939 года о пытках. Суть ее заключалась в том, что раз уж буржуазия пытает пролетариев в капстранах, то почему мы должны быть гуманны к агентам буржуазии. При кажущейся логике здесь есть порочный круг: априори неизвестно, является ли пытаемый агентом буржуазии. Аналогично, до принятия чрезвычайных мер многие активисты во враждебных классах еще не были таковыми.
Еще один интересный эффект имел место после выселения кулаков. Многие выселенные бежали обратно в родные места, но не имея возможности легализоваться, вступали в банды и террористические группы. В результате в некоторых районах СССР количество терактов после раскулачивания только увеличилось.
Однако даже после окончательного решения "кулацкого вопроса" было обнаружено, что свято место пусто не бывает. А именно, контрреволюционные преступления, которые ранее старались по возможности списать на враждебные классы, теперь стали прерогативой рабочих и колхозников. Более того, такие эпизоды в жизни страны, как убийство Кирова, вызывали резкое увеличение числа дел по таким преступлениям, что сильно дисгармонировало с декламируемым ростом благосостояния и политической сознательности граждан СССР.
Собственно, мысль в целом даже сейчас кажется верной. Ну, одни классы ограничивают возможности других, последним это не нравится, и они начинают сопротивляться. Дьявол, как это часто бывает, в мелочах.
Возьмем тех же кулаков. Например, вроде понятно, что отнюдь не все представители "враждебного класса" собираются как-то активно проявлять свое недовольство. Более того, даже те, кто собираются, будут делать это по-разному: кто-то будет просто спорить, кто-то вести агитацию, а кто-то - собирать банды и терроризировать население. Однако записав все это в классовую борьбу, можно снять с себя ответственность за явно конфликтные решения, например - за увеличение нажима. Что до принятия "чрезвычайных мер" было сопротивление, что после - конкретный эффект от этих мер в рамках слишком общей парадигмы оценить тяжело.
Далее, отталкиваясь от постулата враждебности класса в целом, были проведены очередные жесткие налоговые меры. Действительно, как они нам - так и мы им. Здесь напрашивается параллель с известной телеграммой Сталина 1939 года о пытках. Суть ее заключалась в том, что раз уж буржуазия пытает пролетариев в капстранах, то почему мы должны быть гуманны к агентам буржуазии. При кажущейся логике здесь есть порочный круг: априори неизвестно, является ли пытаемый агентом буржуазии. Аналогично, до принятия чрезвычайных мер многие активисты во враждебных классах еще не были таковыми.
Еще один интересный эффект имел место после выселения кулаков. Многие выселенные бежали обратно в родные места, но не имея возможности легализоваться, вступали в банды и террористические группы. В результате в некоторых районах СССР количество терактов после раскулачивания только увеличилось.
Однако даже после окончательного решения "кулацкого вопроса" было обнаружено, что свято место пусто не бывает. А именно, контрреволюционные преступления, которые ранее старались по возможности списать на враждебные классы, теперь стали прерогативой рабочих и колхозников. Более того, такие эпизоды в жизни страны, как убийство Кирова, вызывали резкое увеличение числа дел по таким преступлениям, что сильно дисгармонировало с декламируемым ростом благосостояния и политической сознательности граждан СССР.