Прогулки по Парижу. Эпизод пятый. Заметки российского бродяги
Французы наповерку оказались не меньшими мерзавцами, чем мои теперешние сограждане затридевятиземельцы. 2 (два) раза они надругались надо мной в метрополитене имени казнённой Марии Атуанетты, уступив мне место. Первым это сделал африканец, но я попытался найти оправдание произошедшему его генной памятью. Вполне возможно, что на моей голове ему померещился пробковый шлем белого колонизатора. Во второй раз это была мадам вполне ебабельного вида и возраста, и вот от этой пощёчина я уже оправился с трудом.
Район, который мы сегодня обследовали был настолько африкано-арабским, что меня ажно оторопь взяла при том, что в общем-то это центр Парижа, однако белого человека там можно отыскать с трудом.
Из лавок неслась вся эта музыкальная арабская мутотень и разговоры исключительно на арабском же, который я, как уже специалист по региону, на раз отличаю от всех других. В маникюрном зале неподалёку примерно десятку чёрных девок одномоментно делали маникюр десять других, чёрных же девок. В меняльной лавке переполненной чёрными с вкраплениями азиатских лиц неуверенно переминался с ноги на ногу, единственный белый человек, да и тот по виду итальянец, коих я отношу к промежуточной стадии между чёрным и белым миром. Короче, мы предпочли поскорее свалить из этого гиблого места.
Небольшой инцидент произошёл в метровагоне по дороге обратно. Какой-то чувак, продававший в вагоне ручки - да-да, эта хрень происходит не только в столичных российских метро - как мне показалось на испанском языке чрезвычайно перевозбудил возрастную даму и она разразилась тирадой, взорвавшей весь вагон. В ответ на неё набросились в словесной перепалке чёрные. Общее возбуждение накрыло китайца, мирно сидящего меж вагонов. Он принялся танцевать, вскинув вверх два пальца изображающих "виктори". Всё это напомнило мне палату психиатрической лечебницы Чуть погодя спутница наша, улучшая свой французский не по дням, а по часам объяснила, что мадам всего лишь предложила жить во Франции по правилам принятым в этой стране, или валить обратно в свои, но перевес был явно не на её стороне.
Вечером снова отправляемся в центр. Из парижского метро, кстати, эскалатор, или просто ступени выводят прямо на улицу как из российских переходов, что напоминает мне о помпезности метростанций москвы и Питера и вновь вызывает вопрос - а нахера? Нахера эта показная роскошь, когда в большей своей части страна висит на корточках над очковыми дырками сортиров? А, ну да же. Балет, ракеты и прочая зазнаистость на пустом месте.
Глазам открывается ратуша и первое слово, которое я произношу - это не протяжное "ёеебтвоюмать...", не раздумчивое "бляяядь...". Я произношу восторженно "fuck" Тлетворно-разлагающее на меня влияние моего научного руководителя Сэма Сэмюэля Шмуэля приносит свои первые плоды. Постройка мозговыносяща. Не уверен, что мои иллюстрации отражают истину, но хоть как-то. Оттуда идём проведать погорельца Нотр Дам и далее сквозь историю веков, через Сену в какое-то милое заведение вкусить мидий. Не спеша закатывается за крыши солнце, кругом потоки народа, негры сплясывают свой рэп на маленькой площади, а окружившая их публика аплодирует. Распахнуты окна высоких и узких французских окон в которых тоже виднеются людские головы. Я неожиданно вспоминаю рассказ своего пермского приятеля о том, что гуляя по прибрежной полосе Канн и разглядывая балконы, на одном из них он заметил женщину, буднично развешивавшую бельё, и приятель задумался о том - в каком месте его жизни что-то пошло не так и он, раззявя рот, любуется очарованием окружающей жизни, а люди просто развешивают здесь бельё на балконах. Да и действительно, когда? Может быть тогда, когда утробы наших матерей исторгли нас в той студёной, суровой ко всему живому ледяной лагерной стране. Хуй его знает.
В заведении, наполовину тоже заполненном чёрными и азиатами невыразимо уютно. Приветливый улыбчивый метрдотель-негр, приветливые официанты. "Мсье, мадам, бонжур" - ощущения как в кабаке какого-нибудь "Интуриста", но нет, всё гораздо лучше. Мы просто на время впилились в эту жизнь
Идём обратно, Париж погрузился во тьму. Кафешки, кафешки, кафешки, платаны. Кое где просят подаяние. Пардон, мсью, орэвуар. Киношный мир, ощущение издевательства, ибо именно так звучал этот пардон - пардоу, верней -в устах советского человека. Ощущения от ночного Парижа? Тут мой словарный запас иссякает
На конечной станции метро в какой-то тёмной нише у макдональдса о чём-то снова взывает к нам нищий. "Всё равно тебе лучше - отвечает ему мой корешь по-русски - мы уедем, а ты останешься здесь..."
Вот эта красота мне и вставила так, что ажно остолбенел. Фотка не отражает конечно
Мерзость современной архитектуры испортит всё, что угодно. По виду - малосемейка
Палестинских вопрос горяч и в Париже. Правда, исключительно в их районе
Кроме лягушек - не сегодня уже - Французы большие любители кого-нибудь казнить с отсечением головы. Эту моду после переняли у них муслимы. В этом домике провела последнюю ночь перед казнью некая Мария Антуанетта.
Метростанция
Если б я имел коня - это был бы номер. Если б конь имел меня, я б наверно помер
Сборище геев, а может быть и пидоров
Мой парижский Брайтон бич
Красотка
Чудо полностью автоматизированного французского уличного нужника я бы, как советский человек, не сомневаясь поставил в один ряд с остальными чудесами света, особенно после моей привычки к российской очковой дыре, которая не повывелась в тех землях и по сегодняшний день
Ну и на закуску - понемногу оживающий погорелец
