Маленькие радости больших аэропортов. Шереметьево-2.
Как же я раньше любила аэропорты! В школьные годы, когда я только осваивала полеты в манящее неизведанностью зарубежье, аэропорт был уже началом приключения, входом в то самое прекрасное далеко, куда еще только предстоит полететь... А волшебные истории о романтических знакомствах в соседних креслах на большой высоте! Зал ожидания - ожидание чуда. Или, вдруг столкнешься нос к носу с какой-нибудь знаменитостью! И ведь верили пост-советские девушки в чудеса и наряжались в полет как на праздник - помню, кругом каблуки, макияж... А теперь? Толпы измученных ожиданием задержанных рейсов людей, выматывающие формальности, обыск с головы до ног, животный страх самолета и только одна мысль: «Скорей бы долететь!»
Вот летели на прошлой неделе в Эстонию. Из Шереметьево-2. Телевизионную аппаратуру просто так с просторов родины не вывезешь - надо подписать бумажки. Тут это и так небыстро, а в этот раз заторможенность лиц в форме била все мыслимые рекорды. Приехав за 2 часа до регистрации, побегав с первого этажа на второй и обратно от мелкого начальничка до начальничка мелкого начальничка, отстояв к ним очереди и получив, наконец, вожделенные закорючки, мы поняли, что дико опаздываем. Иду на просветку багажа. Когда поползла моя ручная кладь, по выражению лица тетки в форме, поняла - быть беде. «Ваша сумка? Откройте», изрекла формотетка и, отвернувшись, занялась какими-то своими, несомненно, очень важными делами. Стоять с раззявленной сумкой мне быстро надоело, и, только я собралась уйти, как теткоформа снизошла. Ивлекши из сумки мою термальную воду, она демонстративно потрясла бутылкой перед рыльцами двух своих таких же пероксидных товарок помоложе, видимо, стажерок, и торжественно изрекла: «Смотрите, вы находите у пассажира жидкость, превышающую лимит провоза. Вы информируете пассажира, что он эту жидкость взять в салон не может», - мурлыкала она, никуда не торопясь и с явным удовольствием скалясь в мое обескураженное лицо. Мы с этой бутылкой отлетали уже командировок пять. Но времени в обрез, решаю не спорить и, сказав, что поняла, хватаю сумку и хочу уйти. Но тетка еще не закончила. «Пассажиру, - мяукала она, надо напомнить о правилах». Я начинаю тихо кипеть. «Если пассажир делает вид, что не понимает, о чем идет речь, или упорствует...» Не дослушав, что же сотрудники аэропорта сделают с пассажиром, который упорствует, но почему-то представляя как несчастного медленно давят чемоданами, зловеще припевая «воду в салон низяа-а-а», хватаю вещи и несусь на чек-ин, проклиная Шереметьево и на ходу уминая воду в багаж.
Волнуясь, что долго нет оператора, вижу, что он застрял на прохождении красного коридора. Очередная теткоформа сообщила ему, что декларация, взятая им тут же и заполненная, старого образца, и надо взять и заполнить новую. Бросив вещи, оператор бежит за бумажкой, заполняет, отдает, время тикает, мы опаздываем. Последней ставим на ленту рентгена, как и всегда, камеру. Но и тут мы теткоформе не угодили. Она злобно отчитала нас, сказав, что камеру на ленту ставить нельзя, и пообещав нам ее в следующий раз «тюкнуть», конец цитаты. Взмыленные, подскакиваем к стойке регистрации. Там нас встречает очередная кислая рожа. «Ой, как вас много, - морщится она, а я уже хотела регистрацию закрывать». «Сейчас бы не полете-е-е-ели», блеет из-за ее спины вторая. «Знаете, - доведенная до ручки, воплю я, если бы не полетели, я бы не расстроилась!» «Ой, ну и не надо» - вякнули мне в ответ. Спешно хватаю в дьюти фри бутылку минералки, бежим на посадку. Как всегда, толчея, все судорожно, стоя друг у друга на головах, отдавливая пальцы и наступая на собственные вещи, раздеваются и разуваются. «Воду надо выкинуть!» - рявкает на меня дядькоформа на рамке. Я совершенно забыла, что это - Шереметьево, а не более цивилизованное Домодедово, где после рамок полно магазинов, и можно купить и взять на борт воду... Пытаюсь поинтересоваться, почему не могу взять воду, честно купленную в дьюти-фри, но дядькоформа не желает слушать. Все. Мне хватило эпопеи с термальной водой. Демонстративно медленно надев ремень и шарф, начинаю прямо у ленты зашнуровывать ботинки. «Унесите бахилы!» - взвизгнула какая-то теткоформа. Видя, что я не собираюсь ничего никуда нести, начинает орать. «Она хочет, чтобы ее сняли с рейса» - шипит ее товарка. Воспользовавшись суматохой и ором, я тихо убрала свою воду обратно в сумку и прошествовала в самолет.
Вот летели на прошлой неделе в Эстонию. Из Шереметьево-2. Телевизионную аппаратуру просто так с просторов родины не вывезешь - надо подписать бумажки. Тут это и так небыстро, а в этот раз заторможенность лиц в форме била все мыслимые рекорды. Приехав за 2 часа до регистрации, побегав с первого этажа на второй и обратно от мелкого начальничка до начальничка мелкого начальничка, отстояв к ним очереди и получив, наконец, вожделенные закорючки, мы поняли, что дико опаздываем. Иду на просветку багажа. Когда поползла моя ручная кладь, по выражению лица тетки в форме, поняла - быть беде. «Ваша сумка? Откройте», изрекла формотетка и, отвернувшись, занялась какими-то своими, несомненно, очень важными делами. Стоять с раззявленной сумкой мне быстро надоело, и, только я собралась уйти, как теткоформа снизошла. Ивлекши из сумки мою термальную воду, она демонстративно потрясла бутылкой перед рыльцами двух своих таких же пероксидных товарок помоложе, видимо, стажерок, и торжественно изрекла: «Смотрите, вы находите у пассажира жидкость, превышающую лимит провоза. Вы информируете пассажира, что он эту жидкость взять в салон не может», - мурлыкала она, никуда не торопясь и с явным удовольствием скалясь в мое обескураженное лицо. Мы с этой бутылкой отлетали уже командировок пять. Но времени в обрез, решаю не спорить и, сказав, что поняла, хватаю сумку и хочу уйти. Но тетка еще не закончила. «Пассажиру, - мяукала она, надо напомнить о правилах». Я начинаю тихо кипеть. «Если пассажир делает вид, что не понимает, о чем идет речь, или упорствует...» Не дослушав, что же сотрудники аэропорта сделают с пассажиром, который упорствует, но почему-то представляя как несчастного медленно давят чемоданами, зловеще припевая «воду в салон низяа-а-а», хватаю вещи и несусь на чек-ин, проклиная Шереметьево и на ходу уминая воду в багаж.
Волнуясь, что долго нет оператора, вижу, что он застрял на прохождении красного коридора. Очередная теткоформа сообщила ему, что декларация, взятая им тут же и заполненная, старого образца, и надо взять и заполнить новую. Бросив вещи, оператор бежит за бумажкой, заполняет, отдает, время тикает, мы опаздываем. Последней ставим на ленту рентгена, как и всегда, камеру. Но и тут мы теткоформе не угодили. Она злобно отчитала нас, сказав, что камеру на ленту ставить нельзя, и пообещав нам ее в следующий раз «тюкнуть», конец цитаты. Взмыленные, подскакиваем к стойке регистрации. Там нас встречает очередная кислая рожа. «Ой, как вас много, - морщится она, а я уже хотела регистрацию закрывать». «Сейчас бы не полете-е-е-ели», блеет из-за ее спины вторая. «Знаете, - доведенная до ручки, воплю я, если бы не полетели, я бы не расстроилась!» «Ой, ну и не надо» - вякнули мне в ответ. Спешно хватаю в дьюти фри бутылку минералки, бежим на посадку. Как всегда, толчея, все судорожно, стоя друг у друга на головах, отдавливая пальцы и наступая на собственные вещи, раздеваются и разуваются. «Воду надо выкинуть!» - рявкает на меня дядькоформа на рамке. Я совершенно забыла, что это - Шереметьево, а не более цивилизованное Домодедово, где после рамок полно магазинов, и можно купить и взять на борт воду... Пытаюсь поинтересоваться, почему не могу взять воду, честно купленную в дьюти-фри, но дядькоформа не желает слушать. Все. Мне хватило эпопеи с термальной водой. Демонстративно медленно надев ремень и шарф, начинаю прямо у ленты зашнуровывать ботинки. «Унесите бахилы!» - взвизгнула какая-то теткоформа. Видя, что я не собираюсь ничего никуда нести, начинает орать. «Она хочет, чтобы ее сняли с рейса» - шипит ее товарка. Воспользовавшись суматохой и ором, я тихо убрала свою воду обратно в сумку и прошествовала в самолет.