Москва. Кремль
В рамках года Франции в России в Кремле в Патриарших покоях проходили дивные вечера французской музыки. Публика подобралась избранная, музыкальнопродвинутая. Кое-кто проходил по приглашению, остальные по спискам: «пресса» и «гости» с предъявлением паспорта.
Моя подруга, известный музыковед, имела глупость забыть его дома. Правда, у нее было журналистское удостоверение с фотографией и пенсионное удостоверение.
- Нет паспорта? - радостно переспросил охранник. И радость эта нам, бывшим советских гражданам, сказала многое, - Отойдите в сторону, - и поспешил доложить начальству по телефону:
- Да, нет у нее никаких документов, - отмахиваясь от журналистского и пенсионного удостоверений гостьи, - а в списке - есть, - вздохнул он.
- Пускать не велено, - радостно отчеканил нам охранник. Какие знакомые слова! Прямо из романов 18 века. У подъезда барина.
- Да, не тычьте мне свои фитюльки. Пусть приходят устроители (до начала концерта оставалось минут 15) с письмом (!), что Вы это Вы. А пока покиньте территорию! - разозлился охранник и начал отгонять строптивую гостью, как обычно отгоняют кур от загородки. К этому времени он собрал такую очередь в двух узких проходах, что в народе, особенно в его французской части, пошел ропот, и охраннику пришлось отвлечься от нарушительницы.
А моя друганша, вывернувшись от прямого выдворения за металлоискатель, тем временем тихо отступала вдоль стены, прикинувшись шлангом, как майор Пронин. Пока охранник вгрызался в других приглашенных, диверсант-музыковед проскользнул в Кремль. В Кремль: прекрасный, величественный и мертвый.
Как же нашему замечательному Кремлю не хватает лавочек, молодых мам с детьми, столиков кафе, смеха, воздушных шаров. Сюда даже голуби с воронами не залетают. Наверное, боятся упасть замертво. Мертвая зона. Словно злой волшебник заколдовал это дивное место. Только в полной стерильности и тишине то там, то здесь виднеются стражи порядка, чтобы безалаберные гости случайно не заглянули на Соборную площадь. И не узнали, что с приходом сумерек она превращается в какой-нибудь смердящий провал или на ней еще что неприличное творится.
А ведь до прихода к власти друзей народа в 1917 году вход в Кремль был свободным. Гуляй - не хочу с 7-9 часов утра до 21-22 часов вечера в зависимости от времени года. Для посещения были открыты не только соборы, Грановитая палата и колокольня Ивана Великого со звонницами, но и императорские дворцы - Большой Кремлевский и Теремной.
Вход во дворцы был по бесплатным билетам, которые можно было получить в Дворцовой конторе. Посещение дворцов не прекращалось даже во время пребывания в них членов императорской фамилии - закрывались только их личные апартаменты. Так что наши самодержцы были гораздо демократичней нынешних слуг народа.
После февральской революции Игорь Грабарь предлагал превратить Кремль в грандиозный музейный город - "Акрополь искусств". Музейный центр в Кремле должен был вместить все направления искусства: от древнерусских икон до европейского авангарда. В кремлевские дворцы планировалось перевести Третьяковскую галерею, Румянцевский музей и ряд крупных частных музейных коллекций.
Однако Яков Свердлов (председатель ВЦИКа) заявил, что интересы пролетарской революции требуют иного. Хорошо быть носителем и правовещателем интересов. Хоть пролетарской революции, хоть народа, хоть государства.
Так советская номенклатура стала обживать Кремль, пытаясь натянуть на себя мантии прежних небожителей.
Здесь поселились фактически все представители высшего руководства страны, в дворцовых залах стали размещать кухни, клубы, в Грановитой палате открыли общественную столовую, в монастырях Кремля - спортзал и больницу.
В 1929 году допуск экскурсантов в Кремль был прекращен. Началась сакрализация новой власти. Вместе со сносом значительной части древних архитектурных памятников Кремля.
Плевать им было и на нашу культуру, и на нашу историю. С высокой колокольни Ивана Великого. Может, поэтому ее и не снесли.
Из всех наших народных вождей ни у кого не хватило духу отказаться от сладостного кремлевского воздуха, от сознания своей исключительности и вернуть наш замечательный «Старый город» нам, россиянам.
Только «деревенщина» Хрущев потеснился, запретил советским и партийным работникам селиться в Кремле (последние жильцы выписались в 1961 году).
В 1955 году почти на всей территории Кремля был введен свободный режим посещения - 20 июля двери Кремля отворились для всех. Москвичам и туристам были доступны все ворота: Троицкие и Боровицкие - для входа, а Спасские и Никольские - для выхода. Но закончилась оттепель, и с нею закрылся или прикрылся Кремль.
В 1964 году территория, доступная для свободного посещения, резко сократилась - стало невозможно прогуляться по Сенатской площади (между зданиями Сената и Арсенала), Спасской и Дворцовой улицам и Тайницкому саду, где при Хрущеве проводились новогодние елки для детей. Спасские и Никольские ворота, выходящие на Красную площадь, стали проходами "для служебного пользования".
Перестройка и прочие демократизации внесли только одну коррективу: вход на территорию Кремля стал платным.
- Рада, что Вас пропустили, - кивнула нам на концерте пожилая сотрудница французского центра, наблюдавшая за поимкой «неблагонадежного» гражданина на входе.
- Нет, я сама проскользнула, - ответила храбрая музыковедша.
- Тогда я рада, что Вас не подстрелили, - хмыкнула француженка, - Но на всякий случай возьмите мое приглашение. Вдруг он еще будет на дежурстве.
Смех смехом, но на обратном пути храбрая, однако все-таки пуганная критикесса убрала с головы белый берет, повязала шарф, а светлую куртку вывернула темной изнанкой. И снова прикинувшись шлангом, отправилась в обратный путь, опасливо озираясь по сторонам. Какие-то легкомысленные французы позади нас сунулись поглазеть на угол Собора и тут же были водворены «за флажки» свистком охраны.
Мы инстинктивно ускорили шаг. На воре шапка горит. Караул у выхода сменился, и наши шпионские уловки оказались лишними.
Грустно видеть, что Кремль по-прежнему крепость, теперь уже путинско-медведевская. После случая в 1998 году, когда в Кремль пытался ворваться герой чеченской войны на москвиче, Спасские ворота изнутри теперь напоминают времена средневековой инквизиции. В их нише на огромных железных штангах угрожающе свисает гигантская сеть, что-то вроде “машиноловки”. Как полагается крепости в Кремле есть и свой подземный ход из одного корпуса в другой, правда, снабженный для ленивых кремлевцев бегущей дорожкой эскалатора.
На территории Кремля вся народная знать хоть и не спит, но ест-пьет, занимается спортом, стрижется и причесывается.
Конечно, все познается в сравнении. Малогабаритная квартерешка премьер-министра Великобритании на Даунинг стрит смотрится хоромами по сравнению с халупой шведского премьера, обставленной из ИКЕИ. Это вам не Грановитая палата и даже не любимый стол Ельцина из малахита. Как великая держава, мы, безусловно, должны выглядеть прилично. В конце концов, Белый Дом в Вашингтоне - это тоже не хижина дяди Тома. Но сравнить его с Кремлем нельзя. Кремль, это если бы замок Херста перенесли в центр Нью-Йорка.
А запрет на вход - это вообще наша российская разновидность кастовости. Закрытые (все сплошь элитарные) клубы и закрытые для журналистов двери московской мэрии - это звенья одной ментальной цепи.
Закрытые границы - это и заборы под три метра с колючей проволокой вокруг загородных домов и даже обязательные ограды на кладбищах. (В той же Швеции, которая сумела вместо нас построить социализм с человеческим лицом, заборы резиденций редко превышают метровую высоту).
Закрытые распределители жратвы плавно перетекли у нас в закрытый распил бюджетных денег. Партийная журналистика плавно перешла в пиаровскую. Остальных потихоньку отстреливают или отбивают. Усушка-утруска. Мигалки на машинах - это тоже вход в клуб избранных, а скорейшее продвижение по дороге - на втором месте. Вожделенный знак неприкасаемости и избранности.
Сейчас уже можно сказать: мы полностью приспособились к нынешнему реваншистскому режиму существования. Приняли его правила, потому что они для нас привычны и понятны. Мы знаем, как прикидываться шлангом.
Конечно, мы вольны вслед за герцогом Веллингтоном, когда его спросили об ирландских корнях, высокомерно утверждать, что, если человек родился в конюшне, это не значит, что он лошадь. Но наша конюшня тотальных запретов сделала нас всех немножко кентаврами. Прав бы Владимир Владимирович Маяковский. Все мы немножко лошади.
И забавно было наткнуться на слова Герберта Уэлса, сказанные почти сто лет назад:
«Я помню Кремль в 1914 году, когда в него можно было пройти так же беспрепятственно, как в Виндзорский замок; по нему бродили тогда небольшие группы богомольцев и туристов.
Но теперь свободный вход в Кремль отменен, и попасть туда очень трудно. Уже в воротах нас ожидала возня с пропусками и разрешениями.
Прежде чем мы попали к Ленину, нам пришлось пройти через пять или шесть комнат, где наши документы проверяли часовые и сотрудники Кремля.
Возможно, что это и необходимо для личной безопасности Ленина, но это затрудняет живую связь России с ним и - что еще важнее с точки зрения эффективности руководства - затрудняет его живую связь с Россией.
Если то, что доходит до него, пропускается через некий фильтр, то так же фильтруется и все, что исходит от него, и во время этого процесса могут произойти весьма значительные искажения».
Моя подруга, известный музыковед, имела глупость забыть его дома. Правда, у нее было журналистское удостоверение с фотографией и пенсионное удостоверение.
- Нет паспорта? - радостно переспросил охранник. И радость эта нам, бывшим советских гражданам, сказала многое, - Отойдите в сторону, - и поспешил доложить начальству по телефону:
- Да, нет у нее никаких документов, - отмахиваясь от журналистского и пенсионного удостоверений гостьи, - а в списке - есть, - вздохнул он.
- Пускать не велено, - радостно отчеканил нам охранник. Какие знакомые слова! Прямо из романов 18 века. У подъезда барина.
- Да, не тычьте мне свои фитюльки. Пусть приходят устроители (до начала концерта оставалось минут 15) с письмом (!), что Вы это Вы. А пока покиньте территорию! - разозлился охранник и начал отгонять строптивую гостью, как обычно отгоняют кур от загородки. К этому времени он собрал такую очередь в двух узких проходах, что в народе, особенно в его французской части, пошел ропот, и охраннику пришлось отвлечься от нарушительницы.
А моя друганша, вывернувшись от прямого выдворения за металлоискатель, тем временем тихо отступала вдоль стены, прикинувшись шлангом, как майор Пронин. Пока охранник вгрызался в других приглашенных, диверсант-музыковед проскользнул в Кремль. В Кремль: прекрасный, величественный и мертвый.
Как же нашему замечательному Кремлю не хватает лавочек, молодых мам с детьми, столиков кафе, смеха, воздушных шаров. Сюда даже голуби с воронами не залетают. Наверное, боятся упасть замертво. Мертвая зона. Словно злой волшебник заколдовал это дивное место. Только в полной стерильности и тишине то там, то здесь виднеются стражи порядка, чтобы безалаберные гости случайно не заглянули на Соборную площадь. И не узнали, что с приходом сумерек она превращается в какой-нибудь смердящий провал или на ней еще что неприличное творится.
А ведь до прихода к власти друзей народа в 1917 году вход в Кремль был свободным. Гуляй - не хочу с 7-9 часов утра до 21-22 часов вечера в зависимости от времени года. Для посещения были открыты не только соборы, Грановитая палата и колокольня Ивана Великого со звонницами, но и императорские дворцы - Большой Кремлевский и Теремной.
Вход во дворцы был по бесплатным билетам, которые можно было получить в Дворцовой конторе. Посещение дворцов не прекращалось даже во время пребывания в них членов императорской фамилии - закрывались только их личные апартаменты. Так что наши самодержцы были гораздо демократичней нынешних слуг народа.
После февральской революции Игорь Грабарь предлагал превратить Кремль в грандиозный музейный город - "Акрополь искусств". Музейный центр в Кремле должен был вместить все направления искусства: от древнерусских икон до европейского авангарда. В кремлевские дворцы планировалось перевести Третьяковскую галерею, Румянцевский музей и ряд крупных частных музейных коллекций.
Однако Яков Свердлов (председатель ВЦИКа) заявил, что интересы пролетарской революции требуют иного. Хорошо быть носителем и правовещателем интересов. Хоть пролетарской революции, хоть народа, хоть государства.
Так советская номенклатура стала обживать Кремль, пытаясь натянуть на себя мантии прежних небожителей.
Здесь поселились фактически все представители высшего руководства страны, в дворцовых залах стали размещать кухни, клубы, в Грановитой палате открыли общественную столовую, в монастырях Кремля - спортзал и больницу.
В 1929 году допуск экскурсантов в Кремль был прекращен. Началась сакрализация новой власти. Вместе со сносом значительной части древних архитектурных памятников Кремля.
Плевать им было и на нашу культуру, и на нашу историю. С высокой колокольни Ивана Великого. Может, поэтому ее и не снесли.
Из всех наших народных вождей ни у кого не хватило духу отказаться от сладостного кремлевского воздуха, от сознания своей исключительности и вернуть наш замечательный «Старый город» нам, россиянам.
Только «деревенщина» Хрущев потеснился, запретил советским и партийным работникам селиться в Кремле (последние жильцы выписались в 1961 году).
В 1955 году почти на всей территории Кремля был введен свободный режим посещения - 20 июля двери Кремля отворились для всех. Москвичам и туристам были доступны все ворота: Троицкие и Боровицкие - для входа, а Спасские и Никольские - для выхода. Но закончилась оттепель, и с нею закрылся или прикрылся Кремль.
В 1964 году территория, доступная для свободного посещения, резко сократилась - стало невозможно прогуляться по Сенатской площади (между зданиями Сената и Арсенала), Спасской и Дворцовой улицам и Тайницкому саду, где при Хрущеве проводились новогодние елки для детей. Спасские и Никольские ворота, выходящие на Красную площадь, стали проходами "для служебного пользования".
Перестройка и прочие демократизации внесли только одну коррективу: вход на территорию Кремля стал платным.
- Рада, что Вас пропустили, - кивнула нам на концерте пожилая сотрудница французского центра, наблюдавшая за поимкой «неблагонадежного» гражданина на входе.
- Нет, я сама проскользнула, - ответила храбрая музыковедша.
- Тогда я рада, что Вас не подстрелили, - хмыкнула француженка, - Но на всякий случай возьмите мое приглашение. Вдруг он еще будет на дежурстве.
Смех смехом, но на обратном пути храбрая, однако все-таки пуганная критикесса убрала с головы белый берет, повязала шарф, а светлую куртку вывернула темной изнанкой. И снова прикинувшись шлангом, отправилась в обратный путь, опасливо озираясь по сторонам. Какие-то легкомысленные французы позади нас сунулись поглазеть на угол Собора и тут же были водворены «за флажки» свистком охраны.
Мы инстинктивно ускорили шаг. На воре шапка горит. Караул у выхода сменился, и наши шпионские уловки оказались лишними.
Грустно видеть, что Кремль по-прежнему крепость, теперь уже путинско-медведевская. После случая в 1998 году, когда в Кремль пытался ворваться герой чеченской войны на москвиче, Спасские ворота изнутри теперь напоминают времена средневековой инквизиции. В их нише на огромных железных штангах угрожающе свисает гигантская сеть, что-то вроде “машиноловки”. Как полагается крепости в Кремле есть и свой подземный ход из одного корпуса в другой, правда, снабженный для ленивых кремлевцев бегущей дорожкой эскалатора.
На территории Кремля вся народная знать хоть и не спит, но ест-пьет, занимается спортом, стрижется и причесывается.
Конечно, все познается в сравнении. Малогабаритная квартерешка премьер-министра Великобритании на Даунинг стрит смотрится хоромами по сравнению с халупой шведского премьера, обставленной из ИКЕИ. Это вам не Грановитая палата и даже не любимый стол Ельцина из малахита. Как великая держава, мы, безусловно, должны выглядеть прилично. В конце концов, Белый Дом в Вашингтоне - это тоже не хижина дяди Тома. Но сравнить его с Кремлем нельзя. Кремль, это если бы замок Херста перенесли в центр Нью-Йорка.
А запрет на вход - это вообще наша российская разновидность кастовости. Закрытые (все сплошь элитарные) клубы и закрытые для журналистов двери московской мэрии - это звенья одной ментальной цепи.
Закрытые границы - это и заборы под три метра с колючей проволокой вокруг загородных домов и даже обязательные ограды на кладбищах. (В той же Швеции, которая сумела вместо нас построить социализм с человеческим лицом, заборы резиденций редко превышают метровую высоту).
Закрытые распределители жратвы плавно перетекли у нас в закрытый распил бюджетных денег. Партийная журналистика плавно перешла в пиаровскую. Остальных потихоньку отстреливают или отбивают. Усушка-утруска. Мигалки на машинах - это тоже вход в клуб избранных, а скорейшее продвижение по дороге - на втором месте. Вожделенный знак неприкасаемости и избранности.
Сейчас уже можно сказать: мы полностью приспособились к нынешнему реваншистскому режиму существования. Приняли его правила, потому что они для нас привычны и понятны. Мы знаем, как прикидываться шлангом.
Конечно, мы вольны вслед за герцогом Веллингтоном, когда его спросили об ирландских корнях, высокомерно утверждать, что, если человек родился в конюшне, это не значит, что он лошадь. Но наша конюшня тотальных запретов сделала нас всех немножко кентаврами. Прав бы Владимир Владимирович Маяковский. Все мы немножко лошади.
И забавно было наткнуться на слова Герберта Уэлса, сказанные почти сто лет назад:
«Я помню Кремль в 1914 году, когда в него можно было пройти так же беспрепятственно, как в Виндзорский замок; по нему бродили тогда небольшие группы богомольцев и туристов.
Но теперь свободный вход в Кремль отменен, и попасть туда очень трудно. Уже в воротах нас ожидала возня с пропусками и разрешениями.
Прежде чем мы попали к Ленину, нам пришлось пройти через пять или шесть комнат, где наши документы проверяли часовые и сотрудники Кремля.
Возможно, что это и необходимо для личной безопасности Ленина, но это затрудняет живую связь России с ним и - что еще важнее с точки зрения эффективности руководства - затрудняет его живую связь с Россией.
Если то, что доходит до него, пропускается через некий фильтр, то так же фильтруется и все, что исходит от него, и во время этого процесса могут произойти весьма значительные искажения».