"Из ниоткуда с любовью" -
спектакль М. Козакова и В. Качана по стихам И. Бродского - посмотрела вчера.
В него вошли отрывки из воспоминаний, песни на стихи Бродского (муз. Марголина, Кочана и еще кого-то, прошу прощения - не помню кого, а программку забыла купить) и, собственно, стихи. Не буду говорить про музыкальную часть спектакля - не хочу, а сам спектакль, в целом, хорошая, добротная работа, как говорится, «за попытку - спасибо». Разве кто-нибудь сомневается, что Козаков хорошо читает стихи? Нет, в зале был один бледный молодой человек с кучерявой белесой бородкой, который громко демонстративно фыркал, а в антракте высоким голосом кричал своей спутнице, так, чтобы все слышали: «Это омерзительно! Он никто! Он импотент!». Спутница краснела и пыталась убежать, но парень крепко держал ее за локоть и обличал бездуховность, профанацию и попсу до кучи. Публика вежливо, но неприязненно его обходила. Публике спектакль понравился. А я Козакову всегда все прощу за "Безымянную звезду" и "Покровские ворота". И в обиду никому не дам!
Так вот к чему я это все. Козаков показал в, том числе, два почти цирковых номера - «Два часа в резервуаре» и «Пьяцца Маттеи» - первый из которых произвел на меня просто ошеломляющее впечатление, а второй вызвал душераздирающие воспоминания. Нет, даже не воспоминания о каком-то событии, а, скорее, ощущение от некого события.
Однажды, давным-давно, мы с Пашкой Рыбкиным возвращались глубокой ночью с дискотеки. Я не помню, как и почему мы вообще там оказались, для нас это было как-то нехарактерно, точнее, для него. Отлично помню, что мы с небывалым остервенением хлестали водку и плясали, как зарезанные, пока у нас не начали рваться легкие и подкашиваться ноги. Мы не стали ловить машину, чтобы сразу ехать известно куда и зачем, а пошли пешком по улице Гагарина, и это не самая красивая улица в Смоленске. Был, кажется, апрель, морось какя-то сыпалась, туман, все как полагается. Пашка - поэт, интеллектуал, мерзавец - громко, на всю улицу декламировал Бродского, и фразы он качал, как надо, и каждое слово произносил смачно и точно. Тогда все удивительным образом совпало: загаженная улица, привкус крови во рту после бешеных плясок, туман и «…подружка Микелина в порядке штрафа…» - все вместе это было очень похоже на счастье. Мы шагали, не обнимались, за руки не держались, что мы, влюбленные какие-нибудь слюнявые? Нет, мы свободны друг от друга и от всех - руки в карманах, широкий шаг. Ничего не может быть лучше. Ничего похожего я больше никогда не испытывала.
Так что, если честно, Козаков, все-таки, отдыхает. Куда ему до Рыбкина.
В него вошли отрывки из воспоминаний, песни на стихи Бродского (муз. Марголина, Кочана и еще кого-то, прошу прощения - не помню кого, а программку забыла купить) и, собственно, стихи. Не буду говорить про музыкальную часть спектакля - не хочу, а сам спектакль, в целом, хорошая, добротная работа, как говорится, «за попытку - спасибо». Разве кто-нибудь сомневается, что Козаков хорошо читает стихи? Нет, в зале был один бледный молодой человек с кучерявой белесой бородкой, который громко демонстративно фыркал, а в антракте высоким голосом кричал своей спутнице, так, чтобы все слышали: «Это омерзительно! Он никто! Он импотент!». Спутница краснела и пыталась убежать, но парень крепко держал ее за локоть и обличал бездуховность, профанацию и попсу до кучи. Публика вежливо, но неприязненно его обходила. Публике спектакль понравился. А я Козакову всегда все прощу за "Безымянную звезду" и "Покровские ворота". И в обиду никому не дам!
Так вот к чему я это все. Козаков показал в, том числе, два почти цирковых номера - «Два часа в резервуаре» и «Пьяцца Маттеи» - первый из которых произвел на меня просто ошеломляющее впечатление, а второй вызвал душераздирающие воспоминания. Нет, даже не воспоминания о каком-то событии, а, скорее, ощущение от некого события.
Однажды, давным-давно, мы с Пашкой Рыбкиным возвращались глубокой ночью с дискотеки. Я не помню, как и почему мы вообще там оказались, для нас это было как-то нехарактерно, точнее, для него. Отлично помню, что мы с небывалым остервенением хлестали водку и плясали, как зарезанные, пока у нас не начали рваться легкие и подкашиваться ноги. Мы не стали ловить машину, чтобы сразу ехать известно куда и зачем, а пошли пешком по улице Гагарина, и это не самая красивая улица в Смоленске. Был, кажется, апрель, морось какя-то сыпалась, туман, все как полагается. Пашка - поэт, интеллектуал, мерзавец - громко, на всю улицу декламировал Бродского, и фразы он качал, как надо, и каждое слово произносил смачно и точно. Тогда все удивительным образом совпало: загаженная улица, привкус крови во рту после бешеных плясок, туман и «…подружка Микелина в порядке штрафа…» - все вместе это было очень похоже на счастье. Мы шагали, не обнимались, за руки не держались, что мы, влюбленные какие-нибудь слюнявые? Нет, мы свободны друг от друга и от всех - руки в карманах, широкий шаг. Ничего не может быть лучше. Ничего похожего я больше никогда не испытывала.
Так что, если честно, Козаков, все-таки, отдыхает. Куда ему до Рыбкина.