Медиа-Таглит. День 1.

[liasmi]

2. Дорога на Север

Я тихонько разглядывала участников. Их было порядка тридцати, включая израильтян. Часть из них сразу влилась в бурное общение, другие, напротив, рассматривали всех издали, не решаясь пока приступить к активный действиям. Где-то наблюдались робкие зачатки легкого флирта. Ребята присматривались-приценивались-прикидывали.

Перекуры затягивались, пауза стала утомлять. В ожидании команды к погружению в автобус я начала оглядываться по сторонам еще активнее... и тут заметила его.



Нет, ничего не произошло. Небо не упало на землю, вино не превратилось в воду. Я только лениво скользнула по нему глазами и равнодушно подумала, что один-двое ровестника для полноценного общения мне все же достанутся. Впрочем, он был замечательно милым: очки, мужественные черты лица, рост и ямочка на подбородке. Все, как я люблю. И похож он на одного моего прежнего любовника, только этот гораздо привлекательнее. И звали его Андрей.

Наконец автобус пришел. Чемоданы, баулы, сумки всех мастей заняли свое место в его чреве и шумная компания, рассевшись по местам, ненадолго угомонилась, утомленная, занятая дорогой и друг с другом.

- Здравствуйте, меня зовут Таня и я буду с вами все десять дней - раздался бодрый голос экскурсовода Татьяны. Голос был переливчатым, приятным, с характерным “р”, горошинкой перекатывающимся по нёбу. - Мы едем на север. Именно оттуда и начнется наше путешествие по всему Израилю.

Таня говорила, я смотрела в окно. Мелькали деревья, поля, луга, арабские поселения вдалеке, затянутые легким маревом. Я начала дремать. Люблю дремать в автобусах - мерное движение затормаживает реакцию, выключает мысли, а дальняя дорога создает иллюзию остановившегося времени.

Внезапно мое внимание привлек хорошо поставленный голос, вещавший с задних рядов. Голос был похож... нет, к черту банальное сравнение с кусочком ткани. При всех своей бархатистости голос был жестковатым, низким, проникающим. Янтарный коньяк, теплом разливающийся по всему телу. Хорошо выделанная кожа с чуть шершавой поверхностью, к которой хотелось прикасаться. Такой голос хочется слушать, даже если им читаются лекции по квантовой механике, - слушать, погружаясь  в интонации, дикцию, изысканную конструкцию предложений. Голос определенно принадлежал Андрею.

Смахнув с себя аудиальное очарование момента, я прислушалась. Спать больше не хотелось. Андрей говорил об истории мест, мимо которых мы проезжали, об арабо-израильском конфликте, о правовом регулировании ситуации. Я была изумлена. Нечасто.. нет, скорее, никогда раньше я не встречала журналистов, так верно оперирующих международно-правовыми понятиями и документами. Он блестяще знал, о чем говорил. Не перегибая ни в сторону правых, ни в сторону левых, он объективно и точно освещал факты, с позиции международного права, определенно получая удовольствие и от благодарной публики, и от себя. Сначала я стала лишь внимательнее прислушиваться, а затем развернулась к нему всем корпусом, стараясь не пропустить ни фразы. Я была бы рада уличить его в перевирании фактов, я искренне старалась найти промахи. Однако вскоре поняла, что тешу себя напрасной надеждой. Он мог бы с легкостью читать лекции по международному праву на факультете журналистики. В том, что Андрей был журналистом, я не сомневалась ни минуты.

Он явно заметил мой интерес. Впрочем, кто бы не обратил внимание на пару въедливых глаз, вцепившихся в тебя мертвой хваткой, выхватывающих каждое твое слово? Едва заметно улыбнулся и продолжил общаться с ребятами-участниками, окруживших его плотным полукругом. Ребята, к слову, неплохо знали ситуацию в регионе. Стоило, конечно, сделать скидку на юношеский максимализм и на еврейскую составляющую, заставляющую их изначально делить все на “своих” и на “врагов” в этой беседе, но следовало признать, что они, между тем, демонстрировали глубокие познания и похвальную тягу к анализу.

Впрочем, скоро основной части надоели политические дискуссии, и они, под разными предлогами или без них, вернулись к обычным дорожным развлечениям. Кто-то заснул, кто-то стал слушать музыку, читать, смотреть в окно, грызть нехитрую дорожную снедь, разговаривать вполголоса с попутчиками. Оставшийся без аудитории энтузиастов Андрей был практически свободен, и я, воспользовавшись моментом, пересела к нему.

Через некоторое время мы знали друг о друге то, что составляет первичное ядро любого знакомства - возраст, место жительства, работа и учеба, цели и историю данной поездки. Мой визави жил в Израиле почти 20 лет, работал в сфере паблик коммьюникейшн и присоединился к Таглиту потому, что его об этом очень попросили организаторы. Его трудовой стаж включал в себя шесть лет работы военным обозревателем на ведущем телеканале страны. Каждый выпуск новостей в прайм-тайм содержал его репортажи. Вот отсюда и росли ноги у таких глубоких познаний в моей сфере. Вблизи, сидя по левую руку, я смогла внимательно рассмотреть его. Был он, пожалуй, крупноват, но физическая величина балансировалась доброй улыбкой, легкой небритостью и красивыми руками. Очаровательное сочетание мужественной брутальности и доброты и открытости подкупало. Говорить с ним было одно удовольствие. Отличная речь, изысканный язык, тембр голоса, неоднократно упомянутый уже всуе в моем повествовании, значительно украсили и укоротили однообразную, долгую дорогу до Тверии.

- Мы въезжаем в Тверию, дорогие друзья - бодро оповестила нас Татьяна. -  Сейчас у вас будет свободное время до ужина, а в девять часов мы встречаемся в актовом зале, чтобы познакомиться.

2. Тверия, гостиница “Астория”

Гостиница повергла меня в некоторое уныние. Она представляла собой типичный провинциальный отель с низкими потолками, вайфаем, работавшим с переменным успехом, и стафом, не говорившим на английском. Кроме того, было пронзительно холодно.

Я не выношу пробирающего до костей холода. Он повергает меня в уныние, требует постоянного потребления горячих напитков, напяливания мохнатых бесформенных свитеров, шарфов и носков. И даже при этом, облаченная в рыцарские термодоспехи, я с ужасом понимаю, что мои пальцы по-прежнему холодны, и этот холод разносится с потоком крови по всему телу, и нет от него спасения. "Я так озяб, что мне кажется, отвлеченное понятие "холод" должно иметь форму моего тела" - именно так я чувствую себя зимой. Зима - худшее мое время года, даже если это мягкая, застенчивая израильская зима.

Однако в номере неожиданно оказался электрический чайник и несколько пакетиков кофе. Обнаружив эту сокровищницу, я воспряла духом, заметно повеселела и пригласила своих новоиспеченных соседок на кофе. Идею с восторгом поддержали, распаковка чемоданов была временно приостановлена, и на импровизированный стол посыпались украинские вафли, печенье и конфеты. Мы с удовольствием принялись за нехитрые девичьи радости - сладости и разговоры.

Олене было 25, она работала в Киеве в пиар-агентстве и имела бабушку-еврейку. Бабушка скрывала свое происхождение всю свою жизнь, и сборы в Израиль Олены и ее брата-близнеца Леши на двухнедельное пребывание проходили под грифом строгой секретности. Девушка обладала той особенной украинской красотой, которую изображают обыкновенно в иллюстрациях к произведениям украинских писателей - высокие скулы, темные волосы, четко очерченные черные брови и горящие глаза с хитринкой. Она была невысокой и ладненькой. Мария, напротив, отличалась высоким ростом и яркой семитской внешностью. Тут был весь ветхозаветный набор: кудрявые черные волосы, белая кожа, яркие черты лица, изумительно оформленное тело. Маша была из Харькова, ей было 22, и работала она преподавателем танцев. Машку выдавал возраст. Было очевидно и понятно, что девушка очень молода. Ее рассказы и манера повествования недвусмысленно указывали на это. Она забавно “гекала”, часто - и сознательно! - говорила невпопад и вызывала приступы неконтролируемой нежности и желания оберегать, защищать и учить жизни. Машке, впрочем, это было не нужно - как оказалось впоследствии, она была практически прямым потомком царя Давида. Родословная обязывала хорошо разбираться в жизни.

За разговорами подошло время ужина. В столовой, кроме нас, ужинали паломники-христиане, совершающие марш-бросок по святым местам. Были они, в основном, женщинами среднего возраста, с потупленными взглядами, в косынках. За их столами не говорили, ели молча и неторопливо; закончив ужин, так же тихо вставали и уходили - в одиночку или по двое.

- Можно пригласить тебя на ужин? - разлился сверху, прямо над ухом, теплый голос-коньяк.

Мы совершенно нахально отсели от остальной группы за столик на двоих. Разговоры продолжались безостановочно, и разрази меня гром, если я помню, о чем тогда они были. Не проскакивало никаких искр, не было ощущения того, что мы не можем оторваться от вопросов, которые затрагивали. Мы просто перебирали темы, выбирая наиболее интересные для обоих, будто выискивая в ворохе шелковых шарфов те, которые лучше всего сочетаются с его смокингом и моим платьем. Впрочем, не было никаких смокингов и платьев - погода более всего располагала к теплым свитерам и джинсам. Чертовски хотелось кофе.

- Холодно-то как в этой гостинице, - поежилась я - и, как назло, ужин холодный. И кофе они не подают к ужину, блин.

- Ты хочешь кофе? Сейчас организуем - Андрей поднялся, решительно направился на кухню и через пару минут появился снова, с парой дымящихся чашек. Я посмотрела на него с искренним восхищением.

- Ты ужин закончила? Пойдем тогда покурим.

Кофе и стал точкой отсчета. На протяжении всего этого времени кофе связывал нас крепче любых договоренностей, тайн и скрытых увлечений. Мы были парой заядлых кофеманов. Если мы хотели курить - мы шли пить кофе. Если мы хотели болтать - мы собирались, чтобы выпить кофе. Если мы хотели кофе - мы просто пили кофе и молчали. Кофе мог быть любым: банальным растворимым, крепким черным, скрытым под устойчивой сливочной шапочкой, в пластиковым стаканчике, в фарфоровой чашке, за столиком в центре Иерусалима, в забегаловке в Кейсарии - неважно. Его просто было много, и он волшебным образом появлялся всегда, когда его хотелось. Одной из удивительных способностей Андрея было его умение предугадывать мою практически физическую потребность в горячем живительном напитке и немедленно доставать его, где бы то ни было - и в крошечной гостинице в Тверии в двенадцатом часу ночи, и под звездным небом молчаливой пустыни Негев.

Впрочем, это было потом. Сегодня же вечером было ночное небо над Тверией, и было оно мистическим. Лоснящаяся  желтая головка голландского “Эдама” была аккуратно подвешена над черным прилавком горы, расположившейся в аккурат напротив нашей гостиницы. Тлеющая сигарета оставляла легкий змеиный след, казавшийся на фоне луны особенно загадочным, причудливо извивающемся  в холодном вечернем воздухе. Подумать только, несколько часов езды от Тель-Авива - и Израиль меняется совершенно. Он становится задумчивым, томным и сумасшедше провинциальным. Хотелось молчать. Хотелось домой. Утреннее ощущение собственной глупости и ненужности данного предприятия усилилось. Я стряхнула с себя мрачные мысли и оглянулась.

Андрей разговаривал с Лешей, нашим охранником и медбратом в одном лице. Каждую поездку Таглита должен сопровождать вот такой Леша - обладатель огнестрельного оружия, перестраховщик, отвечающий за безопасность всех и потому на всех глядящий с открытым подозрением. Леша впервые за восемь лет своей работы сопровождал русскоязычную компанию, и потому использовал любую возможность, чтобы пообщаться. Забегая вперед, необходимо отметить, что Лешке определенно не хватало двух вещей: оптимизма и умения аргументировать, поэтому каждый разговор с ним заканчивался отчаянно-разочарованной фразой Лешки: “Да о чем с вами говорить? Жизни вы не знаете, пороха не нюхали, ничего не понимаете”. Для справедливости стоит отметить, что Лешка порохом тоже не особо дышал. Ребята обсуждали путешествия.

- Завидую я тебе, Андрюха, где только не побывал за свою жизнь... Мне бы так же - со вздохом говорил Лешка, слушая рассказы Андрея о поездках

- А что мешает, Леш? - вмешалась я

- Да многое... языков я не знаю, денег нет, а когда есть, их жалко тратить на путешествия. Да и страшно мне ездить одному. И вообще, вы меня не понимаете, о чем с вами говорить...

- "Никогда не жалейте денег на стоматологов и путешествия - к старости лучше подходить с ослепительной улыбкой и приятными воспоминаниями”, -  гениальный совет Esquire, давно запавший в душу одиннадцатой заповедью. вспомнился как нельзя кстати. Андрей рассмеялся. Алексей задумался на минутку.

- На стоматологов и путешествия...” хм, хорошо сказано!.. я подумаю над твоими словами

Стало безнадежно холодно, и мы зашли снова в гостиницу. Приближалось время официального знакомства с участниками десятидневного похода на Обетованную.

3. Участники

Как я уже указывала, участников было около тридцати. Основной возраст - 22-23 года. Занятие - околожурналистика. Здесь были студенты-журналисты, фотографы, пиар-специалисты, блоггеры и просто хорошие люди типа меня. Все они имели отношение к еврейству - это было обязательным условием участия в бесплатной программе по ознакомлению с исторической родиной. Все они были из крупных, заметных городов Российской Федерации и Украины. Все они казались интересными личностями. Все они - забегая вперед - оказались интересными личностями.

-  Скажите мне, - попросила Таня, - почему вы решили принять участие в программе? Имейте в виду, что ответ “потому что это прикольно и бесплатно” - легитимен.

Ответы не сильно разнились. Участники говорили о том, что знают очень мало об Израиле, о его истории и культуре, а еврейская составляющая обязывает знать побольше о своей стране и корнях. Нет, мы до Таглита не очень задумывались о своем еврействе, но вот теперь, на этой земле, мы четко осознали между ней и собой, и поняли наконец, что мы - евреи, и вот всегда чувствовали это, и гордимся этим. Хотели бы они переехать сюда насовсем? Мы не знаем; мы, конечно, думали об этом уже, но пока не пришли ни к какому выводу, и надеемся, что поездка поможет разобраться в этом.

- Я вот никогда не хотел - раздался голос Жени Левитина. -  Для меня Израиль слишком провинциален, тут нет того драйва, который есть в Питере и который мне очень нужен, чтобы жить. Израиль - он для меня слишком домашний и маленький.

- Я вот тоже не хочу - добавила Лена Круглевич. - Я каждый раз прибываю сюда с радостью, и каждый раз уезжая, понимаю, что делаю правильный выбор: жить в Москве мне нравится гораздо больше, это лучше для моей карьеры, для моей жизни...

Потом - долго, очень долго - были обычные в этих случаях игры, рассказы о себе, своих увлечениях, журналистском опыте. Потом самые стойкие отправились продолжать знакомиться неофициально в чей-то номер. Там было немного алкоголя, замечательный творожный кекс из Питера, честно поделенный между всеми, и игра в мафию, которая прошла без меня. Не люблю мафию.

Первый день был закончен.