Глинтвейн 4ч
- Уехать, да, уехать - другого выхода нет. - бормотала я себе под нос, запихивая вещи в чемодан.
Хорошо, что я не успела разобрать его полностью. А то мои сборы могли бы и затянуться, что сейчас было бы совсем некстати. Я должна была действовать как можно быстрее, чтобы ненароком не передумать. Мне было и страшно, и тревожно. Я не хотела сбегать, но разве у меня существовал выбор? Я не знала, я окончательно запуталась. Но даже в таком состояние я прекрасно понимала, что причиняю Ясури боль. И это было самым отчаянным, самым нестерпимым. Если я не могу сделать его счастливым, значит, самое время уйти в тень, перестать мешать ему жить своей жизнью. Он поймет, правда, со временем, но поймет. Я знала, что, то, что я сейчас делаю в какой-то мере непростительно. Ну и пускай, пускай лучше так, чем продолжать мучить его. А сказать в глаза, объясниться... Я просто не вынесу этого. Но и уйти по-английски я тоже не могла. Это было практически как растоптать всю нашу многолетнюю дружбу подчистую.
«Я должна ему позвонить» - вертелось в моей голове. Я уже было взяла телефон, но вовремя опомнилась. Ведь Ясури сейчас на лекциях и вряд ли будет правильных срывать его с них. Да и что я ему скажу: «Милый, прости, я уезжаю навсегда». Так он же примется уговаривать остаться, серьезно поговорить, или того хуже поедет за мной аж на вокзал. Нет, это будет выше моих сил. Мне и думать-то тяжело о нашем разговоре, а если уж увижу его, то, скорее всего, не смогу сдержать слез. Нет, звонить не стану. Лучше напишу письмо. Да, точно, это самое оно. С этим решением я запихала в чемодан последние вещи и застегнула его. Ну вот и все. Осталось только переодеться и чиркнуть пару строк в свое оправдание.
- Всевышний, ну что же я творю? - я села на чемодан и закрыла лицо руками.
Я понимала, что если сейчас уйду, то никогда уже не смогу вернуться. Не смогу снова сыграть на чувствах дорогого мне человека. Значит, я никогда не увижу больше Ясури. Никогда. Никогда не смогу поговорить с ним, услышать голос. Он больше не возьмет меня за руку, не погладит по голове, не обнимет. Я ничего никогда больше о нем не услышу, не узнаю. И от этой мысли мне хотелось сжаться в комок и разрыдаться. Ведь это раньше я могла вернуться в любую минуту, а теперь... Все зашло слишком далеко. В голову лезли какие-то глупые воспоминания. Не сейчас, Господи, пожалуйста, только не сейчас. Это потом можно будет сбивать о стены руки в кровь, выть, захлебываться слезами. Это потом - не спать ночами и, глядя в потолок, проклинать себя за то, что потеряла. Думать, что все могло быть иначе, думать, что у нас был шанс быть вместе. Стараться забыть и каждый раз мысленно возвращаться к нему. И любить его всем сердцем можно будет потом. А сейчас мне надо собрать волю в кулак и переступить эту черту. Я, помотала головой из стороны в сторону, таким образом пытаясь отделаться от навязчивых мыслей, и, собравшись с силами, поднялась на ноги.
Я все думала, что напишу в своем письме. И, к сожалению, ничего конструктивного мне на ум не приходило. Жевать сопли при подробном разъяснение мне не хотелось, но и обойтись парой слов казалось грубоватым.
Я сняла футболку, чтобы переодеться, когда в комнате внезапно зажегся свет, и я поняла, что крупно влипла.
- Извини, что отвлекаю тебя от любимого занятия сбегать при первых же трудностях.
Сердце мое оборвалось. В отражение зеркальной дверцы шкафа я увидела Ясури.
Он курил, сидя в кресле, и пристально смотрел на меня. И взгляд его был отнюдь не добрым - пугающий до озноба взгляд. Я сразу поняла, что никакие объяснения и оправдания мне совершенно не помогут, пока в тусклом освящение торшера его глаза кажутся практически черными.
- Ну, что же ты? Продолжай. Представь, что я просто часть интерьера. - в ход пошел сарказм, а значит шансов уйти от разговора у меня не оставалось.
- Ты же должен быть на лекциях. Почему ты вернулся?
Грешным делом я даже подумала о том, что это Офа меня подставила. Но тут же отмела такую возможность - в свете последних событий она не стала бы мне «помогать»
- Я знал, что ты обязательно попытаешься слинять при первом же удобном случае. Почему ты не могла сказать мне все честно, глядя в глаза.
- Сказать честно? - горько усмехнулась я, пытаясь унять нервную дрожь. - А ты бы смог? Ты бы смог вот прямо сейчас сказать мне правду, не важно о чем, но правду?
Ясури затушил сигарету. Поднявшись с кресла, он подошел ко мне со спины и, наклонившись над самым моим ухом, проговорил:
- Ты хочешь знать правду? - голос его звучал спокойно, даже мягко, но в самой интонации чувствовалось леденящее хладнокровие.
У меня по спине побежали мурашки. Я чувствовала, как его дыхание обжигало мне висок, улавливала до озноба родной и любимый запах его кожи. И голос. Такой бархатно-нежный и одновременно властный тембр, что мне хотелось закрыть глаза и раствориться в нем. Как у Ясури это получилось? Как он смог прикоснуться ко мне одним лишь голосом? Я стояла, обмирая и затаив дыхание. Нет, он не касался меня своим голосом, это было что-то другое, что-то намного откровеннее, намного интимнее.
- А правда, Лия, довольно проста. - он снова заговорил, и я ощутила, что сгораю от желания принадлежать только ему. Мне было стыдно за мою слабость, но я ничего не могла с собой поделать. С огромным трудом я заставляла себя не терять самообладание. Но проблема заключалось в том, что он был слишком близко. Настолько близко, что я ощущала его тепло. Все это возбуждало до такого безумия, что отчаянно хотелось впиться губами в его горячие губы.
- Если кто-нибудь когда-нибудь тебя хоть пальцем тронет, я его убью. - голос его прозвучал настолько громогласно, что, казалось, будто бы он эхом отразился в моем сознание, и я понимала, что Ясури не шутит.
Он отошел от меня. И я осталась стоять изумленная, растерянная, взволнованная, сгорая от смущения, словно нагая. Тут-то я и опомнилась, что все это время держала свитер в руках, так и не надев его. Мне хотелось провалиться сквозь землю из-за того, что Ясури видел меня полуобнаженной. Я поспешила одеться.
«Ну это уже ни в какие рамки не лезет» - зло думала я. - «Вот сейчас развернусь и влеплю ему пощечину, чтоб неповадно было пялиться на меня, когда не следует. Совсем уже обнаглел».
Я уже было хотела претворить свои мысли в действие, но обернувшись, встретилась с хладнокровным взглядом Ясури. И вскипела еще сильнее: как он может быть таким спокойным, когда во мне целая буря эмоций.
- Если хочешь уйти, то уходи. Держать не стану. - но это он влепил мне пощечину одной лишь фразой, жестоко, беспрекословно, так, что мое сознание зазвенело, словно бьющийся хрусталь. - Я даже сам донесу твой чемодан до такси.
Я потеряла дар речи. Он, что, издевается надо мной? И меня захлестнула такая горькая обида, что я просто назло теперь должна была уйти! Пускай пострадает, сам же потом жалеть будет!
Ясури хотел взять чемодан, но я его опередила.
- Не утруждайся. Сама донесу. - яростно огрызнулась я. - Можешь даже не провожать.
Я схватила чемодан и потащила его в прихожую. Там я поставила его на пол, пытаясь отдышаться от кипящих внутри меня чувств. Да как Ясури смеет так со мной обращаться? Ему, что, совсем наплевать на мои чувства? Я тут терзаю себя сомнениями, а он! Даже не остановил, даже не попытался отговорить! Мне стало до такой степени больно, что слезы на глаза навернулись. Ну уж нет, теперь я принципиально никуда не уйду, пока не выскажу все, что думаю.
Я вернулась в комнату, полная решимости. Ясури стоял у окна спиной ко мне. Я собрала волю в кулак, глубоко вдохнула и произнесла как можно беспристрастнее:
- Альясириус Корнелиус дель Роа, с чего ты взял, что имеешь право так со мной поступать? Ты требуешь от меня объяснений, но разве сам когда-то не сбежал от разговора о своих чувствах? Ты возмущаешься, что я все решила за нас двоих, но не ты ли решил когда-то за меня, где и как мне надо жить, даже не спросив что я думаю по этому поводу? И если я тебе не нужна, то не надо было предлагать мне вчера вечером остаться. Можно было сказать, как ты выражаешься, все честно и в глаза. Да, мне было бы больно, но я бы пережила. Как бы ты там не считал, а я сильная. Слышишь, Ясури? Слышишь? Хотя бы снизойди и посмотри на меня, когда я к тебе обращаюсь.
Ясури обернулся, и я ощутила как сердце мое словно бы падает и разбивается на миллиард осколков. Я впервые в жизни увидела застывшие в его глазах слезы и только тогда поняла, что натворила.
- Ты всегда мне нужна, чем благополучно и пользуешься. - тихо проговорил он. - Я не попытался тебя остановить лишь потому, что ты права - нам пора поставить точку во всем этом. Я устал, что ты обращаешься ко мне только за помощью, что вспоминаешь о моем существование исключительно когда тебе плохо. Я, конечно, сам в этом виноват. Не надо было тебе во многом потакать. Но я устал. У меня больше нет сил унижаться перед тобой бессмысленными уговорами и мольбами, прятаться за улыбкой, молчаливо проглатывать боль, боясь ранить тебя. В конце концов, я не твой шут, не твоя собственность.
- Как ты мог такое подумать? - я едва выдавила из себя эти слова. Столько невыносимой горечи, столько боли. Я уже было хотела бросить к нему и обнять.
- Не смей приближаться ко мне, слышишь не смей. - Зло потребовал он, тем самым заставляя меня замереть на месте. - Я боюсь сдаться, я боюсь не сдержаться и дать волю чувствам. И тогда я уже не смогу остановиться вовремя. Ты ведь даже понятия не имеешь что все эти годы творилось и творится сейчас в моей душе.
Я закусила губу. Он был прав. Для меня Ясури всегда был сильным и стойким: он будто бы шутя справлялся с любыми трудностями. Но ведь я не знала какой он был на самом деле, оставаясь наедине с самим собой.
- Ясури, я... - слезы неудержимо катились по моим щекам, слова казались мне такими тяжелыми, что я едва могла их изречь, захлебываясь эмоциями. - Прости меня. Прости за то, что три года назад у меня не хватило смелости расставить все точки над «i». Что не удержала тебя, когда ты уходил, не сказала насколько ты мне дорог. Что, эгоистично захотев всего и сразу, повела себя как капризный ребенок. Прости меня, если, конечно, когда-нибудь сможешь, за все мои глупые выходки и за всю ту боль, что я тебе причинила.
Я замолчала. Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. Я смотрела на Ясури, пытаясь запомнить каждую черточку его лица, потому что понимала - возможно, я вижу его в последний раз. Смотрела и понимала, что люблю в нем все, абсолютно все. Люблю его таким, какой он есть. И даже когда он на меня злиться, я все равно его люблю.
- Если ты захочешь, чтобы я исчезла из твоей жизни, то я исчезну. Я сделаю все, что ты захочешь, лишь бы ты был счастлив. - неожиданно для самой себя я печально улыбнулась, печально, но одновременно и тепло. - Лишь бы ты улыбался. На самом деле, мне очень нравится твоя улыбка. Ты не пропадешь без меня. Я уверена в этом. И со временем, я надеюсь, нет, я верю, что найдется та, которую ты полюбишь. Дай Бог, чтобы она оказалась хорошим человеком. Хотя, конечно она будет хорошим человеком, ведь иначе и быть не может. Тебя ведь просто невозможно не любить. Знаешь, я всегда считала, что не достойна тебя, что я не заслуживаю даже твоей дружбы.
- Перестань так говорить. Ты все, что у меня было, все, что есть. - он приблизился ко мне, но все же не решился прикоснуться. - Ну, кто я без тебя, скажи?
- Не моя заслуга, что бы добрый, понимающий, заботливый. А вот я? - я грустно усмехнулась. - безынициативная, слабая, закоплексованная социофобка. К тому же, порой, сама не знаю чего хочу. А еще я отвратительный друг. Но, не смотря на это, я хочу попросить тебя. Когда я уйду, пожалуйста, отпусти меня и мыслями, и сердцем, потому что я не вынесу, если буду продолжать чувствовать твое присутствие в своей душе.
- Посмотри на меня, Оливия, посмотри. - он заключил мое лицо в свои ладони. - Ты действительно хочешь уйти?
Он больше не злился, напротив, взгляд его был, хоть и печален, но нежен. Я едва не разрыдалась в голос, но все же удержалась и в отчаянье выпалила:
- Нет, не хочу. Я не переживу этого. Мне даже страшно представить, что я могу потерять тебя навсегда.
- Я задам тебе один вопрос. Но прежде, я хочу, чтобы ты поняла всю важность своего ответа. Порою будет непросто, даже трудно. Дьявольски трудно и чертовски опасно. И невыносимо больно. Скорее всего, в какой-то момент захочется все бросить и уйти. Возможно, нередко, будет казаться, что хуже уже и стать не может, что скоро нервы окончательно сдадут. Да, все может превратиться в настоящий ад, и я могу обещать тебе только одно: что бы ни случилось, я всегда буду рядом. А теперь ответь мне: не смотря ни на что, ты все еще хочешь быть со мной?
Я знала, что будет нелегко. Я понимала, всю ответственность и риск, но давно уже была готова к чему угодно, поэтому кивнула в знак согласия.
- Тогда я прошу тебя, пожалуйста, будь со мной, потому что я тоже тебя люблю и всегда любил. - попросил он, прежде чем поцеловать меня.
И что там про возвышенные чувства? Нет, это больше, намного больше. Когда тебя целует тот, кого ты любишь, но не можешь признаться. Ты умираешь. Просто умираешь в его руках, от его поцелуев, голоса, тела... в его постели от каждого движения, мысли, чувства... с ним ты Феникс. И пусть даже завтра казнь.
