Познаваемость
Фолк-философы, эх. Фолк-философия - это метод представить себя умным, но не думать при этом. И не тренироваться думать. Для оного представления обычно вполне хватает определённого рода фраз, подозрительно напоминающих астрологические прогнозы: обо всём сразу и одновременно ни о чём. Некогда даже написал притчу по этому поводу.
Однажды один мудрец сказал: «Всё может быть». Так возникла античная популярная философия.
Ему возразили: «Но ведь монета, например, не может выпасть одновременно орлом и решкой». «Может», - ответил мудрец, - «Если монету распилить по ребру надвое, то она может выпасть орлом и решкой сразу». Так возникла средневековая популярная философия.
«Однако, мудрец, если монету распилить, то она перестанет быть одной монетой». «Ладно», - сказал мудрец и внёс коррективы в свою первую фразу, - «Всё может быть, что возможно». Так возникла современная популярная философия.
Смысл притчи, который, увы, остался не особо понятным населению, заключается в том, что фолк-философы говорят красивые фразы, но при этом их фразы лишены содержания. Первый фолк-философ, например, утверждает «всё может быть». Эффектно, согласитесь. Стоите вы эдак, небрежно посасывая сигарету, и тут вам говорят «учёные построили адронный коллайдер!», а вы затягиваетесь и бросаете «всё может быть». С усмешкой такой. Небрежной как само посасывание сигареты.
Окружающие, конечно, в восторге, хотя и не понимают, что данный ответ подходит вообще к любой фразе, поэтому ответом не является вообще. Как не является и выражением некоторой практически полезной мысли. Зато красиво.
К слову сказать, фраза «ничего не может быть» красива разве что чуть менее. Её можно запросто ввернуть в дзенскую притчу или какую-нибудь апорию и собрать урожай симпатий, не особо уступающий всё-может-бытийному. Может показаться, что такой же красотой обладает любая фраза. Но это не так. Есть фразы, красивые исключительно в контексте, но не сами по себе. Причём, таких фраз большинство. Малая же часть фраз красива и вне контекста тоже.
В общем, «всё может быть» - красивая и бесполезная фраза. Кроме того, потенциально вызывающая возражения. Которые как раз и приводят второму философу. По этому поводу философ делает характерный для средневековья финт ушами: подменяет условие. В принципе, такой метод тоже работает - не даром же многие им регулярно пользуются. Фолк-философия же от применения такого метода обнажает ранее скрытые грани - теперь у нас не просто ничего не говорящая фраза, а целый метод, позволяющий под эту фразу притянуть все явления скопом.
Правда, людям с образованием получше средневекового эти натяжки слишком очевидны. В результате, таких людей мало что не впечатляет глубина фолк-философии, так они ещё и окружающих от неё отвращают. Поэтому современному мудрецу приходится якобы идти на попятную, сообщая что может быть всё возможное. Неявно, конечно, предполагается, что раз фолк-философ уступил, уступить должен и оппонент.
- Дважды два - десять.
- Да ты что, дважды два - четыре.
- Ну ладно, восемь, но и ты тогда накинь.
Фраза после современной трансформации становится безупречной - придраться просто не к чему. Но одновременно и тавтологичной - не несущей информации. Зато как и раньше фолк-философ на коне. С коня ему даже непонятно, отчего его глубокие суждения некоторые граждане считают идиотскими - ведь приятели от них в восторге. Ему начинает казаться, что у критиков это всё от необразованности. И ещё они не по-взрослому судят. У взрослых ведь категорических суждений нет. У взрослых всё размыто и неопределённо. Как астрологические прогнозы. Так кажется фолк-философу.
К чему я это всё? Вообще, к тому, что в мире масса Альтернативно Одарённых. Но это читателям и так уже давно понятно. Поэтому уточню: в этот раз я к излюбленной теме фолк-философов под общим названием «познаваемость».
«Познаваемость» - это такая фишка, которая позволяет плодить бессмысленные, но красивые фразы, в фабричных масштабах. Почти любую тему привлечение «познаваемости» может превратить в балаган с фолк-философом во главе.
Первый такой балаган состоялся ещё в античности и был развит в средние века: отчаявшись хоть как-то согласовать религию со здравым смыслом, богословы додумались заявить о «непознаваемости бога». С помощью этого тезиса до сих пор довольно успешно удаётся снимать все скользкие вопросы. Бог, дескать, непознаваем, а вы к нему со своей логикой лезете. И правда, с хрена ли лезть логикой в непознаваемое? Не надо. Надо просто молиться, поститься, слушать радио «Радонеж» и не забывать оттаскивать десятину местному священнику.
Но как это часто бывает с локальными решениями, оный тезис в перспективе привёл к началу процесса неуклонного оттока паствы. Паства догадалась, что декларировав «непознаваемость бога» талантливые богословы по сути сказали (причём, не только за себя): «пацаны, мы вас обманывали». Ну не вся паства, конечно, именно осознала и поэтому догадались - некоторые догадались неосознанно и интуитивно, - однако суть всё та же: если объект непознаваем, то все заявления о якобы откуда-то полученных закономерностях этого объекта - ложь. Описание закономерности ведь - это самый смысл, самая неотъемлимая черта знания. А раз нет возможности знание получить, нет и закономерностей. Значит, в баню все заповеди, проповеди и отповеди. Кому они нужны, если все одинаково ничего не знают о боге, включая и богословов тоже?
Это ещё поискать надо такой разрушительный тезис, как этот. После его принятия, например, нельзя уже утверждать «вон та религия - неправильная, а правильная - наша». Нет, раз бог непознаваем, то их религия настолько же правильная: ни насколько…
Научное знание строится на экспериментальном обнаружении закономерностей. И смысл такого знания - способность делать прогнозы. Эти две вещи - экспериментальная проверка и прогнозирование как цель, в купе с правилом логического вывода тезисов - и есть альфа и омега науки. Всё остальное - случайные, необязательные свойства. Квинтессенция подхода - технологии и сбывающиеся прогнозы. И они же - полное необходимое его обоснование: нам как раз и нужны технологии и сбывающиеся прогнозы. Именно они имеют практическую пользу. Все остальные подходы, как следует из эксперимента же, ни технологии, ни сбывающихся прогнозов не дают. Поэтому единственным знанием мы вынуждены считать научное.
Многие думают, что последняя фраза - пример веры. «Веры в науку». Но тут не вера, нет. Состоятельность научного знания ежедневно тысячу раз проверяется каждым человеком в мире, за исключением разве что туземцев в туземных племенах. Каждый раз, когда вы пишете что-то в интернет, звоните по мобильному, садитесь в метро, включаете свет, да и просто кушаете еду, вы проверяете и подтверждаете состоятельность научного знания.
Кроме научного, есть ещё, скажем так, «художественное» знание. Оно не обладает способностью плодить прогнозы и технологии, зато обладает самоценностью - его потребление оказывает эстетический, эмоциональный и воспитательный эффект на потребляющего. Даёт ему пищу для размышлений и разговоров, меняет его поведение и так далее. Вот, например, знание того, кто такой Пьер Безухов - это художественное знание.
Когда обо всём этом заходит разговор, фолк-философ на первых же фразах восклицает: «Как?! Вы считаете, что ненаучные знания не нужны?». Чем, само собой, сразу себя раскрывает до полного небалуйся. Фолк-философия ведь только декларирует некоторую «нечеловеческую сложность рассуждений», на деле же её рассуждения предельно просты и обычно сводятся к дилемме «всё или ничего». С «нужностью», тут всё ровно так же: предполагается, что «нужность» - одномерная функция. Не исключено, даже бинарная. Но это не так. Слово «нужен» всегда предполагает определение: нужен для чего? Так вот, для прогнозов и технологий художественное знание не нужно. Для получения удовольствия, влияния на окружающих и т.д. и т.п. оно нужно. Больше скажу, никто не спорит, что влияние религии на людей вполне материально. Спорят только с тем, что за религией стоит реальный, а не воображаемый людьми бог.
Так вот, открытие закономерностей - и есть познание. Познаваемость явления, таким образом, - это возможность вычленить в нём закономерности. Непознаваемое по определению не обладает никакими закономерностями, которые можно вычислить и как-то описать. Если говорить, что бог (божественное) непознаваемы, то из этого сразу следует, что любая религия, утверждающая хоть какие-то закономерности, по определению лжива. Ваша - не ваша, не важно. Все религии, таким образом, лживы. А вы, господа богословы, после такого сильного умозаключения собирайте манатки и расходитесь по домам. Один хрен, никто и никогда не сможет описать хоть одну закономерность божественного.
Более того, «непознаваемое» - чисто абстрактная категория. Мы по определению никак не можем обнаружить непознаваемое: ведь обнаружение - это уже познание. Как максимум, можем где-то встречать его проявления, но не отличать их от проявлений закономерного. В результате чего «непознаваемое» в реальности ничем для нас не отличается от «не существующего».
Если же божественное всё-таки как-то описывают, то хоть какие-то закономерности, с ним связанные, должны иметься. Вот их и надо познавать. А то, что закономерностей до сих пор не предъявили, свидетельствует скорее не о непознаваемости, а о фэнтезийности данной отрасли. Все религиозные знания - художественные. Они вызывают эмоциональный отклик, влияют на поступки, наполняют жизнь ощущением смысла, но не дают способности прогнозировать. То есть, они - знания в практическом плане не бо́льшие, нежели история Средиземья или мира Звёздных Войн. Прикольно, да, но практического смысла не имеет.
Правда, возможность влиять на людей или даже просто развлекать их, она практическая, да.
Эти соображения настолько веские, что обычно их даже не пытаются оспаривать. Вместо этого начинают искать хоть какую-то лазейку. Например, начинают рассуждать о случайных и эпизодических знаниях. Что, вроде как, бог являет себя достаточно нерегулярно, поэтому в закономерность его явления не складываются, однако на основе этих явлений можно всё-таки предполагать, что изложенное в библии всё-таки является знанием и т.д., и т.п. Но всё это - завуалированное предложение дать поблажку именно вот этой вот религии, не давая её при этом никому больше. Ведь ровно так же можно предположить, что кому-то нерегулярно является Ктулху, который и т.д. и т.п. по полной программе. А другой регулярно общается с созвездием Гончих Псов. А третий - с эльфами (да и сам он тоже - эльф, только являет себя нерегулярно). В общем, сказав «а», надо говорить и «б». Если религиозное знание это - знание, то и Гончие Псы с эльфами - знания ничем не хуже. И буде кто заповеди Гончих Псов выведет, то и их надо на всякий случай внедрить. Но на это же даже верующие пойти не готовы.
И понятно почему: эпизодическое по определению является не знанием, а «исходом» - результатом некоторого события (природа которого по данному эпизоду может быть и не ясна), выступающим как материал для изучения или прогноза, а не как знание. Более того, надо хорошо понимать, что не бывает события «кому-то явился бог». Бывает событие «кто-то утверждает, что ему явился бог». Множество вот таких событий следует изучать, пытаясь угадать (для начала) закономерность и построить систему повторяющихся экспериментов, с подобными событиями связанных. Или уж, если эксперименты невозможны, хотя бы обнаружить естественный источник, поставляющий события в разумных количествах - то есть, хотя бы больше пары-тройки штук.
До этого мы просто не имеем знаний о явлении. Мы имеем только некоторые сведения о нём - ещё неизвестно истинные или ложные. Из самих по себе сведений же сделать выводов нельзя, нужно ещё что-то кроме них. Ведь даже чтобы доверять или не доверять человеку мы используем наши знания о нём самом и при выводах относим их к значимости выданных этим человеком сведений.
Причём, и бытовые знания тоже получаются по сути научным методом. С той поправкой, что этот метод может не осознаваться, не пониматься и поэтому иметь целую кучу погрешностей в своём применении. Но даже в этом случае цепочка «эксперименты - логические выводы - прогноз» остаётся всё той же. Пусть даже криво применяемой. Да-да, научный метод выведен непосредственно из бытового метода. Он не с неба сразу в головы учёным упал.
Как уже говорилось, сам термин «познаваемость» абстрактен и применим только как логическое упражнение. Всё, что мы видим - познаваемо, просто поскольку мы его видим как нечто регулярное. Хотя бы потому что мы можем его распознать. Мир перед нашими глазами складывается в объекты, а не выглядит как хаотичный шум. Материален ли он, существует ли в сознании Кришны, запрограммирован ли матрицей, незримо ли направляется Яхве - без разницы. Мы видим закономерности и делаем по ним выводы. Чтобы делать так, нам не нужны обобщающие тезисы о природе мира. Вполне достаточно того, что у нас имеются результаты - технологии и прогнозы.
Мир познаваем, поскольку мы уже давно и успешно его познаём.
Поэтому сам тезис о наличии непознаваемого - бесполезен по определению. Если оно и есть, то мы всё равно не сможем сделать о нём никаких суждений, кроме вот этого.
Ровно так же не нужен тезис о познаваемости мира, в который вкладывается обычно полная познаваемость. То есть, принципиальная возможность вывести «формулу вселенной». Опять же, положим, такую формулу вывести нельзя, как это меняет нашу познавательную деятельность? Да никак. Нам достаточно того, что мы можем выводить формулы, описывающие мир с некоторой точностью. Есть ли окончательная формула, нет ли её, для нас всё равно имеет смысл выводить всё новые и новые частные формулы, что позволяет нам строить всякие клёвые штуки и всё точнее и точнее прогнозировать что ни попадя, а в свободное время заниматься созданием и потреблением художественных ценностей - книжек про эльфов, фильмов про Стар Варз и передач про бога по радио «Радонеж». Ну упрёмся мы когда-нибудь в предел познания - пока же не упёрлись.
Кстати, под конец, имеет смысл рассмотреть познание ещё с одного ракурса.
Познание - это способность априорно ограничивать множество исходов конкретной ситуации.
Это так. Ценным является только то знание, которое, не в пример фолк-философским суждениям из притчи, позволяет нам сузить множество исходов. Для нас важно как раз, что возможно не всё. Чем точнее наши знания, тем точнее мы знаем, что в данной ситуации возможно, а что - нет. В пределе, в том самом «полном познании» множество исходов каждой конкретной ситуации должно быть ограничено единственным элементом. Это - полная прогнозируемость. Её, конечно, в реальности может и не быть. Однако суть знаний всё равно ровно в этом: в сужении множества. Тезис же о непознаваемости, напротив, множество исходов расширяет до бесконечности, что делает его, скажем так, «антизнанием».
Художественные знания, в отличие от научных, ничего не ограничивают. Анна Каренина бросилась под поезд. Никакого сужения. Единственный исход как был, так и остался.
Эпизодические, нерегулярные сведения, опять же знаниями не являются, поскольку хоть слегка, но множество исходов расширяют: «оба-на, оказывается ещё и созвездие Гончих Псов может выйти на связь». Практическая же их ценность - быть материалом для извлечения знаний.
Я уже чувствую, как сюда слетаются фолк-философы…