(no subject)
Сегодня положено писать о Горбачеве. Ну вот . решившись, я как бы разрываюсь между двумя подходами - написать об истории своего отношения к герою или изложить свою нынешнюю оценку этого человека.
-*-
В общем, когда, в череде эфемерных генсеков, появился этот человек во главе СССР, я особых эмоций не испытал. Впрочем, был, был один момент: кто-то из умных, а, скорее, бывалых взрослых рядом со мной обратил внимание на характеристику Г., данную Громыкой при представлении кандидатуры на пленуме ЦК или где там его избирали. Тот сказал, что Горбачев - это человек, умеющий чувствовать оттенки. Это следовало понимать, как оптимистичный признак. Я это так и понял, скорее даже в том ключе, что теперь больше шансов на смягчение совсем уж идиотских ограничений в повседневной жизни, не игравших, как мне казалось, реальной идеологической или экономической роли. Ну, типа, полузапрета трансляции и издания английской рок-музыки в СССР или тогдашней цензуры нравов. Я был наивен и не понимал, что советская система, сложившаяся к концу 70-х, по-своему была совершенным произведением социального искусства, гениальным перформансом, и достаточно было вынуть из ее здания даже самый маленький гвоздь, как все неминуемо пошло бы к черту. Оно и так пошло бы туда со времанем, и можно сказать, тоже в силу вынутых гвоздей - правда, вынутых уже не изнутри.
В общем, ничего , помимо иронии ( и раздражения - благодаря «антиалкогольной кампании», разразившейся в начале лета 85 года) я не питал. Вся эта партийно-советская ебатень ничего кроме презрительной насмешки не вызывала - ни с Горбачевым, ни без него. Однако же, в 86 году стало понятно, что что-то стало происходить. Жизнь по крупицам стала либерализовываться и было ясно, что это происходит волею Горбачева непосредственно. Какой-то симпатии к нему, у меня, однако, не возникло. Новые возможности воспринимались мною как некая удачная флуктуация, которой стоит воспользоваться, а генсек по-прежнему казался нелепой куклой, еще более нелепой именно в силу своих неловких попыток отойти от полированного канона. Иронию вызывал восторг от этой персон, который питали многие.
Однако «разворачивались процессы»: в 87 году в них включилось огромное число самых разных людей, начавших собственные игры и, казалось, неподконтрольных высшему начальству. Пульс жизни стал таким, что, казалось, стоит уехать куда-нибудь в деревню на месяц и ты пропустишь что-то , без чего не поймешь происходящее. Горбачев стал видеться таким ретроградом-лайт, безнадежно отставшим от переднего края развития общества. Я, разумеется, не имел понятия о том, что такое политика, как делаются дела, как устроена власть и какова ее природа. Я был просто зрителем в галерке.
К 90-му году я дорос до способности связывать происходящее со мной лично и то, о чем пишут в газетах. Это понимание опять же было не в пользу Горбачева. Оказаться в ситуации, когда все финансовые обязательства лежат на союзных властях, а сбор налогов осуществляется подконтрольными Ельцину российскими республиканскими - это был такой явный мисменеджмент, что дальше некуда.
Потом был 91 год, августовская революция и шоу 22 августа, когда Горбачева публично макали в говно. Тут мне его было жалко. Причем, жалко не только как человека, над которым издеваются, а еще и иначе - как на человека, которого… как бы сказать… выгнали из дома, точнее - разрушили его дом, а он не представляет себе другого дома.
После ухода из политической жизни Горбачев время от времени напоминал о себя - всякий раз как-то неловко, не как умудренный старец. глядящий на все со стороны, как человек, умственно застрявший в 1986 году, автор брошюры «Перестройка и новое мышление».
-**-
Теперь. что я о нем думаю сегодня. Прежде всего, стоит сказать, что оценивать деятеля надо всегда сопоставляя то, что он совершил с тем, что ему было дано. Без второй части первая ни о чем не говорит.
Горбачев возглавил властную машину СССР во время, когда внутри этой машины 1. никто ни за что не отвечал, хотя и демонстрировал видимость очень четкой и структурированной ответственности. Это была система потоков ложной информации с самого низа до верха и получить достоверные сведения о какой-то частной вещи можно было только ценой экстраординарных усилий. 2. никто не обладал знаниями. То есть, да, имелось некоторое количество настоящих специалистов, но они не были представлены ни во власти, ни в околовластной экспертизе. Эта экспертиза была способна выполнять лишь одну задачу - отсеивать на дальних подступах проекты и прожектеров. Причем, работало это сито все менее и менее жестко - пример грандиозного фиаско - Афганская авантюра. Для собственного социального проектирования государственная экспертная система СССР не подходила абсолютно. Только для обороны статуса-кво.
Таком образом, ни сам Горбачев, ни Яковлев, ни разного рода абалкины-шаталовы-аганбегяны не имели сколько-нибудь правильного понимания того, как устроена нормальная жизнь в нормальном мире. Не имели они и представления, как все устроено в СССР. То, о чем они имели представление: это как все устроено в советских коридорах власти.
И вот здесь я себе Горбачева представлю следующим образом. Во-первых, эту герметичную советскую систему 70-80-х он представлял, как представляли ее люди, вступившие в активную жизнь в 60-е. То есть, не прочувствовав шкурой, как она сложилась. Этот опыт более старшим товарищам заменял ум и знания, то есть понимание той самой герметичности, почему система не подлежит реформированию. У Горбачева, как и у подавляющего большинства советского образованного класса, не было ни первого, ни второго, ни третьего, потому он решился как-то отредактировать ежеминутный идиотизм советской жизни - разумеется, вызывавший у него лично примерно те же чувства, что и у его интеллигентных сверстников. В этом смысле Горбачев - абсолютно народный правитель.
Во-вторых, он оказался в уникальной ситуации, когда «надо было что-то делать». Нефть дешевела. Афган дорожал. Экономика падала. Концы с концами не сходились уже настолько, что, по-видимому, в верхах возник консенсус на отход от политики комплексного сохранения статуса-кво. Но куда? Самый естественный и логичный вариант - постепенное втягивание в большую, т.е. мировую войну. Это успокоит всех, вернет контроль и снизит требования населения к уровню жизни. В принципе, даже ясно, как бы это происходило: военные докладывали, что успех в Афганистане невозможен без разгрома баз моджахедов в Пакистане. Генштабом уже разрабатывалась операция против этих баз. К бабке не ходи - понятно, что операция бы не удалась: в игру вступили бы ВС Пакистана, началась бы Советско-Пакистанская война, а Пакистан - в общем союзник США. К этому моменту защитные механизмы в советском руководстве уже достаточно размягчились бы для креативных решений, типа открытия второго фронта в Европе или еще чего-то на повышение. В общем, нам сегодня это все очень легко вообразить.
И вот это развитие событий Горбачев сумел предотвратить, за что ему поклон, исполать и Нобелевская премия мира. Вместо этого, он почему-то решил (от недостатка знаний), что задача ликвидации мерзостных советских ограничений жизни и задача остановки экономико-социальной деградации СССР - это одна задача, а не две. И что она решается без демонтажа СССР. Это было гениальное заблуждение Иванушки-дурачка, за которое ему тоже поклон.
Теперь - о многочисленных претензиях в стиле: «а Вильнюс?», «а Сумгаит?», «а Тбилиси?». На это отвечу так: власть Горбачева, так, с 88 года - это довольно слабая власть, сохраняющая себя в результате довольно тонкого и неочевидного маневрирования среди политических сил. И ставить ей в вину те или иные эксцессы можно, лишь уравновесив их теми эксцессами, которые ей удалось предотвратить. Но о них мы ничего знать не можем.
+++