(no subject)
Есть одна проблема, вызывающая некоторую устойчивую обескураженность у людей, приверженных либеральным, правым взглядам. Состоит она в констатации того печального факта, что подавляющее большинство ценимых ими деятелей искусства (и высокой науки) были так или иначе - левых социально-политических убеждений. Да, в разной степени - и не все такие оголтелые, как , скажем, Роджер Уотерс, но вот найти кого-то, равного Уотерсу по результатам в искусстве, но противоположных политических убеждений - запаришься.
При этом мы привыкли считать, что создание эстетических ценностей - в известном роде высшая сфера человеческой деятельности (на пару с высокой наукой , где эмблемой стал левак Эйнштейн) - и все это наводит на предположение, что в левых идеях тоже есть какая-то истина, раз столь достойные и незаурядные люди отдали им свой ум. Но ведь собственным умом мы знаем, что в левых идеях правды нет совсем - и как быть тогда?
Первое, что приходит в голову по этому поводу - оправдание следующего рода. Большая часть левых идеологий стартует от утверждения о несовершенстве общества, причем это несовершенство признается вопиющем - предельно мучительным и унизительным для больших групп людей. В некоторых случаях эти утверждения, то есть само несовершенство, то есть бедственное положение людей, на самом деле целиком вымышлено - но, во-первых, в большом числе случаев оно все же имеет место в реальности, а во-вторых, даже там, где оно в реальности отсутствует, возникает его иллюзия, привидение - и эта иллюзия возникает в глазах у большинства людей, а не только у левых активистов. Левые же активисты от констатации социального несовершенства идут дальше - к требованию исправить его здесь и сейчас, и оправданию насилия, как единственного метода этого исправления. Так вот, левизна большинства художников (в широком смысле слова) ограничивается лишь первым шагом - способностью замечать указанное несовершенство и, заметив, ощущать озабоченность таковым положением дел. До большего заигрываются немногие. Таким образом, мы видим, что ничего особо антилиберального в левизне художников нет - напротив, заметить вокруг себя и даже вдали от себя страдающих людей тому, кто в очень ранней молодости стал взрывным образом исключительно богат и лишен многих базовых проблем, испытываемых большинством - скорее, достоинство морального плана. Глубоко понимать при этом, как устроен мир, разрешимы ли социальные противоречия, и если да, то каким образом - художники не обязаны. Искусство мы ценим не за это. А как раз за оригинальные наблюдения над реальностью. Когда Лев Толстой пишет о том, как русские солдаты сожгли чеченский аул, он, на самом деле, не «ставит вопрос» о правоте Кавказской войны, о русско-чеченских отношениях - даже если сам считает, что таки ставит. Он всего лишь - описывает, сопоставляет, акцентирует - все же его манипулятивные выводы, сделанные на базе этих описаний и сопоставлений, при этом можно без потерь пропустить мимо ума. Но зато поставить вопрос можем мы сами, отталкиваясь от тех же толстовских описаний - и поставив, прийти к умозаключениям, весьма далеким от убеждений Льва Николаевича. А, кроме того, и даже выше того - мы ценим работу художника за оригинальные наблюдения над человеческой природой внесоциального, если так можно сказать, толка. Есть вещи, остающиеся практически неизменными при любом социальном устройстве: всем нам придется умереть, все мы проходим определенные возрастные стадии, всем приходится строить отношения с родителями и детьми, нас предавали, и мы предавали тоже, нам лгали и лгали мы, все мы испытывали кураж, страх, влюбленность и так далее. Ну и за способность найти красоту, которая как-то взаимодействует со всем перечисленным. Так же, как и Эйнштейн велик и ценен именно оригинальным взглядом на реальность физическую, природную - вневременную и внесоциальную. Реализация его дарования потребовала жесточайшей дисциплины ума, в частности, жесткого запрета тратить умственные ресурсы на серьезные размышления о чуждых его миссии вещах - отсюда все эти его пошлые «умозаключения» о СССР и всяких прочих подобных материях.
Можно бы на этом успокоиться и наслаждаться, слушая “We don’t need no education”, но увы, все обстоит гораздо хуже. Дело в том, что, судя по всему, в основании любой левой идеологии обязательно присутствует сильный эстетический компонент. Без него - либо невозможно, либо очень трудно: рациональные основания массами овладеть не позволят, поскольку у левых концы с концами не сходятся даже при поверхностном анализе. Есть, правда, еще один важнейший компонент: звериное чувство, тяга человеческого существа к групповому насилию, как таковая - но это в культуре последних веком загнано куда-то сильно вглубь, и выныривает из этой глуби только когда что-то потянет его за руку. Вот это «что-то» и есть эстетическое чувство - и здесь вопиющая асимметрия: несвобода легко эстетизируется почти во всех своих формах, а вот свобода эстетической формы не имеет. Она вообще не имеет формы, на то она и свобода: это пустота, социальная шуньята, отсутствие. Зато как красиво насилие! Как эстетична полная гибель всерьез! И искусство выбирает себе тот материал, который есть, а выбрав, до определенной степени проникается ценностями своего материала - ибо так работать проще и плодотворнее.