На руинах романтического театра
*
«СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК», П.Сафонов, ТЕАТР на Малой Бронной, Москва, 2014 г. (8)
На руинах романтического театра живет современный театр.
Тоже театр.
Романтический театр - возвышенный, высокий. Был.
Театр современный живет у подножия руин и это театр маленький, низенький. Но это театр, театр настоящий (не всем же быть высокими). И он все про себя (про свой рост) понимает и правильно себя с высоким театром прошлого соотносит, использует декорацию, чтобы показать масштаб.
Упав вниз, театр отталкивается от земли, от самых простых и примитивных, народных форм театра, от театра масок, от клоунады. И пытается вернуться на прежнюю высоту, дотянуться до пьесы, которую хочет сыграть. Нет, не до вершин, вершины уходят за облака, за колосники и где-то там теряются. Дотянуться хотя бы до щиколотки.
Тут ведь важна даже не высота по абсолютной величине, тут важен вектор, направление стремления, движения. Театр тянется вверх, к возвышенному и это прекрасно. Это оправдывает весь этот балаган, и придает смысл игре. И в результате все герои спектакля начинают с самых простых масок и в конце концов вырастают и прикасаются к самой настоящей романтической драме. И Коломбина-Роксана (Ломоносова) поначалу совершеннейшая куколка с искусственным загаром становится женственнее и фанфарон-капитан де Гиш (Шабалтас) выдает серьезный монолог и кросавчег Кристиан (Варшавский) перед смертью осознает неловкость игры, в которую его втянули (и вообще, если человек понимает, что он глуп, а Кристиан об этом горит вслух, значит он не глуп). И простак Рагно (Яворский) теряет свой рыжий клоунский парик, в финале является в обыденном, человеческом облике.
Первую часть пьесы они вообще играют в коротких штанишках - такие странные костюмы (даже вельможа Де Гиш ходит «в трусах») кажутся выпендрежем художницы, но это тоже работает на главную идею постановки.
Вектор направленный назад и вверх, к возвышенному идеалу из прошлого - это не внешний, не придуманный прием. Он очень близок пьесе Ростана тоже ведь не просто романтической, а неоромантической. Она написана в негероическое декадентское время «цветов зла» и устремлена в прошлое, там жил ее герой, поэт и воин Сирано де Бержерак. И первичный романтизм тоже жил на руинах великого прошлого, с головой повернутой назад и вверх, ко временам высокого классицизма. А поэты классицизма в свою очередь смотрели назад и вверх на античные идеалы.
А что же Сирано? Его нос это клоунский нос, утрированный, длинный, искусственный нос театральной маски. И костюмчик у него клоунский. Не шорты, но узкие коротковатые черные брючки и желтые большие ботинки, а вокруг шеи большой белый ворот. Сирано-Пьеро. Самый неожиданный ход. Забияка, дуэлянт, гасконец, гвардейский командир в конце концов и при чем тут печальный лузер Пьеро, почему из всех традиционных театральных масок для Сирано выбрана именно эта?
Сирано (Антипенко) страдательный, жалкий персонаж, и ходит как-то пригибаясь, бочком, такого Сирано очень трудно принять поначалу. Антипенко совершенно не узнать в этой роли (только на поклонах можно узнать, он только там распрямляется). И вот пожалуйста, в полный рост в роли Отелло в вахтанговском театре неудача, а тут согнувшись, в роли на преодоление собственного амплуа удача.
Хотя очень заметно, как тяжело и не сразу она дается. В первых сценах, когда неуверенность актера накладывается на страдательность персонажа, Сирано выглядит совсем сомнительно. К тому же актер несколько раз сбивался (в тексте поэтическом это особенно заметно, а в роли Сирано, поэта особенно досадно). Но все-таки овладел собой, уверенность постепенно пришла и актер убедил. Для этого спектакля мужественность Сирано не главное, здесь важнее, что Сирано поэт, поэтическая возвышенная душа тянется верх из клоунского наряда и приходит в отчаяние от несовершенства собственного и несоответствия масштаба.
Сирано оттолкнулся от маски Пьеро, а дальше поэзия взяла своё и убедила. Стихи Сирано из уст Пьеро прозвучали!
Сирано де Бержерак персонаж двойственный - и солнечный (солнце в крови), и лунный (человек с Луны), и героический (человек действия) и театральный (человек позы, человек слова). В нем есть и клоунада и донкихотство, но впервые две эти побочные черты образа соединены в одном спектакле. Сирано-клоун был у Мирзоева, но Суханов в том спектакле был клоуном совсем другого типа, никак не страдательного, а совсем наоборот. Там была изощренная, абсурдистская клоунада, а у Сафонова клоунада традиционная, более простая, заземленная.
Спектакль хорошо продуман и выстроен режиссером, поэтому столько удач актерских. И новый Антипенко и все малобронные актеры интересно проявились и в больших ролях и в массовке. Но отдельное удовольствие - видеть как подробно и тщательно выстроена роль Роксаны, как поставлена каждая интонация, каждая деталь костюма, каждая мизансцена, каждый жест, каждый поворот, можно целый фотоальбом наснимать.
P.S.
Какой все-таки у этой пьесы замечательный финал, именно театральный. Даже с формальной точки зрения - последние фразы это не просто текст, а диалог главных героев. Причем говорят они о главном, знаковом, «пьесообразующем» предмете.
- Сегодня вечером,
в гостях у бога
Я у лазурного остановлюсь порога
И покажу ему тот знак,
что был мне дан...
- Что ж это, милый мой?
- Мой рыцарский султан.
И еще, там же в последней сцене чуть раньше смерть названа «безносой». Интересно, это в переводе Щепкиной-Куперник так или и в оригинале такая же игра с носом.
«СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК», П.Сафонов, ТЕАТР на Малой Бронной, Москва, 2014 г. (8)
На руинах романтического театра живет современный театр.
Тоже театр.
Романтический театр - возвышенный, высокий. Был.
Театр современный живет у подножия руин и это театр маленький, низенький. Но это театр, театр настоящий (не всем же быть высокими). И он все про себя (про свой рост) понимает и правильно себя с высоким театром прошлого соотносит, использует декорацию, чтобы показать масштаб.
Упав вниз, театр отталкивается от земли, от самых простых и примитивных, народных форм театра, от театра масок, от клоунады. И пытается вернуться на прежнюю высоту, дотянуться до пьесы, которую хочет сыграть. Нет, не до вершин, вершины уходят за облака, за колосники и где-то там теряются. Дотянуться хотя бы до щиколотки.
Тут ведь важна даже не высота по абсолютной величине, тут важен вектор, направление стремления, движения. Театр тянется вверх, к возвышенному и это прекрасно. Это оправдывает весь этот балаган, и придает смысл игре. И в результате все герои спектакля начинают с самых простых масок и в конце концов вырастают и прикасаются к самой настоящей романтической драме. И Коломбина-Роксана (Ломоносова) поначалу совершеннейшая куколка с искусственным загаром становится женственнее и фанфарон-капитан де Гиш (Шабалтас) выдает серьезный монолог и кросавчег Кристиан (Варшавский) перед смертью осознает неловкость игры, в которую его втянули (и вообще, если человек понимает, что он глуп, а Кристиан об этом горит вслух, значит он не глуп). И простак Рагно (Яворский) теряет свой рыжий клоунский парик, в финале является в обыденном, человеческом облике.
Первую часть пьесы они вообще играют в коротких штанишках - такие странные костюмы (даже вельможа Де Гиш ходит «в трусах») кажутся выпендрежем художницы, но это тоже работает на главную идею постановки.
Вектор направленный назад и вверх, к возвышенному идеалу из прошлого - это не внешний, не придуманный прием. Он очень близок пьесе Ростана тоже ведь не просто романтической, а неоромантической. Она написана в негероическое декадентское время «цветов зла» и устремлена в прошлое, там жил ее герой, поэт и воин Сирано де Бержерак. И первичный романтизм тоже жил на руинах великого прошлого, с головой повернутой назад и вверх, ко временам высокого классицизма. А поэты классицизма в свою очередь смотрели назад и вверх на античные идеалы.
А что же Сирано? Его нос это клоунский нос, утрированный, длинный, искусственный нос театральной маски. И костюмчик у него клоунский. Не шорты, но узкие коротковатые черные брючки и желтые большие ботинки, а вокруг шеи большой белый ворот. Сирано-Пьеро. Самый неожиданный ход. Забияка, дуэлянт, гасконец, гвардейский командир в конце концов и при чем тут печальный лузер Пьеро, почему из всех традиционных театральных масок для Сирано выбрана именно эта?
Сирано (Антипенко) страдательный, жалкий персонаж, и ходит как-то пригибаясь, бочком, такого Сирано очень трудно принять поначалу. Антипенко совершенно не узнать в этой роли (только на поклонах можно узнать, он только там распрямляется). И вот пожалуйста, в полный рост в роли Отелло в вахтанговском театре неудача, а тут согнувшись, в роли на преодоление собственного амплуа удача.
Хотя очень заметно, как тяжело и не сразу она дается. В первых сценах, когда неуверенность актера накладывается на страдательность персонажа, Сирано выглядит совсем сомнительно. К тому же актер несколько раз сбивался (в тексте поэтическом это особенно заметно, а в роли Сирано, поэта особенно досадно). Но все-таки овладел собой, уверенность постепенно пришла и актер убедил. Для этого спектакля мужественность Сирано не главное, здесь важнее, что Сирано поэт, поэтическая возвышенная душа тянется верх из клоунского наряда и приходит в отчаяние от несовершенства собственного и несоответствия масштаба.
Сирано оттолкнулся от маски Пьеро, а дальше поэзия взяла своё и убедила. Стихи Сирано из уст Пьеро прозвучали!
Сирано де Бержерак персонаж двойственный - и солнечный (солнце в крови), и лунный (человек с Луны), и героический (человек действия) и театральный (человек позы, человек слова). В нем есть и клоунада и донкихотство, но впервые две эти побочные черты образа соединены в одном спектакле. Сирано-клоун был у Мирзоева, но Суханов в том спектакле был клоуном совсем другого типа, никак не страдательного, а совсем наоборот. Там была изощренная, абсурдистская клоунада, а у Сафонова клоунада традиционная, более простая, заземленная.
Спектакль хорошо продуман и выстроен режиссером, поэтому столько удач актерских. И новый Антипенко и все малобронные актеры интересно проявились и в больших ролях и в массовке. Но отдельное удовольствие - видеть как подробно и тщательно выстроена роль Роксаны, как поставлена каждая интонация, каждая деталь костюма, каждая мизансцена, каждый жест, каждый поворот, можно целый фотоальбом наснимать.
P.S.
Какой все-таки у этой пьесы замечательный финал, именно театральный. Даже с формальной точки зрения - последние фразы это не просто текст, а диалог главных героев. Причем говорят они о главном, знаковом, «пьесообразующем» предмете.
- Сегодня вечером,
в гостях у бога
Я у лазурного остановлюсь порога
И покажу ему тот знак,
что был мне дан...
- Что ж это, милый мой?
- Мой рыцарский султан.
И еще, там же в последней сцене чуть раньше смерть названа «безносой». Интересно, это в переводе Щепкиной-Куперник так или и в оригинале такая же игра с носом.