Из истории турецких народов
После основания мусульманских колоний на Сыр-Дарье, в той же местности, где было местопребывание главного предводителя огузов, и здесь, как в других местах, должно было сказаться превосходство мусульманской культуры. Кроме того, часть туркмен поступила на службу к Саманидам, получила от них в свое распоряжение пастбища и обязалась защищать границы саманидских владений против своих немусульманских соплеменников. В числе турок, живших тогда в пограничных областях саманидского государства, были и люди, ознакомившиеся с мусульманской культурой; турок по происхождению был знаменитый арабский философ X в. Фараби. Во время борьбы между Саманидами и Караханидами огузы были то на одной, то на другой стороне; в начале XI в. они перешли в государство газневидского султана Махмуда. Персидские историки того времени проводят различие между первыми, совершенно неорганизованными пришельцами и более организованной силой потомков Сельджука, которые были уже "эмирами-завоевателями", а не только пастухами, как их предшественники. Первые могли причинять владениям Газневидов и других династий только экономический ущерб своими грабежами, эти грабежи захватили огромный район, но не вызвали никаких политических перемен; кочевники переходили с места на место, нигде не оставляя гарнизонов, не восстанавливая разрушенных городов, не стараясь уничтожить существовавшие государства и заменить их своим собственным. С другой стороны, потомки Сельджука уже после своих первых побед в Хорасане при газневидском султане Масуде, сыне Махмуда, начали присваивать себе права государей, вводить свои имена в хутбу, читавшуюся по пятницам в мечетях, и чеканить их на монетах, хотя при этом в первое время имя одного брата читалось в хутбе и чеканилось. Как империя турок в VI в., так и государство потомков Сельджука в XI в. было основано двумя братьями, в последнем случае внуками Сельджука; в одно и то же время не заботились о единстве государственной власти, на монетах в Нишапуре, имя другого - в Мерве. Только постепенно ими была усвоена идея единодержавия. Замечательно, что при турецких завоевателях впервые появился на монетах, чеканившихся в Хорасане, древнеиранский титул шаханшах; ни Саманиды, ни Газневиды не употребляли официально этого титула, оставаясь правоверными мусульманскими эмирами, подданными халифа, и отклоняя от себя всякое подозрение в желании воскресить домусульманские государственные традиции; шаханшахами называли себя только правившие в Багдаде и Западной Персии шииты Буиды. По мере своего движения на запад потомки Сельджука обратились из шаханшахов в «султанов ислама». Слово султан получило при них более определенное значение, чем оно имело прежде; так стали теперь называть только верховных, независимых государей; вассальным и удельным князьям были присвоены титулы мелик и шах. Мусульманский мир представляли себе как одно целое, во главе которого стоят халиф как глава религии и «султан ислама», которому халиф вручает всю светскую власть. Замечательно, что в своих государственных стремлениях потомки Сельджука встретили меньше всего сочувствия со стороны своих соплеменников, пришедших в Иран раньше их. На требование признать власть потомков Сельджука эти огузы ответили резким отказом и могли быть принуждены к повиновению только силой. Вопрос об отношении представителей власти к тому народу, из которого они вышли, был в государстве потомков Сельджука еще более сложен, чем в государстве Караханидов. Караханиды называли себя только турками и домом Афрасийба; ни одна из существовавших турецких народностей не имела в их государстве преобладания, и ни один источник не говорил, из какой народности вышла сама династия.
Потомки Сельджука сделались сначала шаханшахами, потом «султанами ислама»; для них тоже, как для Караханидов, была сочинена и принята ими легенда о происхождении их от Афрасиаба; и все-таки они признавали себя не только огузами, или туркменами, но и выходцами из рода кынык (такое произношение указано у Махмуда Кашгарского), одного из 24 (по Махмуду Кашгарскому из 22) огузских родов. Одни и те же названия родов приводятся у Махмуда Кашгарского и в монгольскую эпоху у Рашид ад-дина с той разницей, что у Махмуда эти названия приводятся в более древней форме: род, из которого впоследствии вышла Османская династия, называется кайыг, а не кайы, название рода языр пишется язгыр» После Махмуда Кашгарского, как основательно разъяснено и в турецкой науке, должно отпасть мнение Маркварта, сблизившего название рода кайы с названием народа, жившего, по Бируни и некоторым другим источникам, на отдаленном востоке и носившего имя кай; на основании этого Марквартом была создана теория о монгольском происхождении османцев. У Махмуда Кашгарского среди не чисто турецких народов упоминается народ кай, и это название, конечно, не имеет ничего общего с названием рода кайыг. Среди огузов в то время уже не было преданий о господстве их народа в прежние времена в Монголии. Родиной Турка, мифического предка турок, считалась местность около Иссык-Куля, и дальше к востоку придания огузов не простирались. С берегов Сыр-Дарьи огузами были принесены на запад предания о народном патриархе и певце Коркуде, выразителе и хранителе народной мудрости. Могилу Коркуда до сих пор показывают на Сыр-Дарье; в то же время предания о нем сохранились еще теперь у туркмен, в средние века были и в Малой Азии, даже в османскую эпоху, и до XVII в. также у азербайджанских турок; в X в. имя Коркуд встречается у печенегов. Все это заставляет полагать, что предания о Коркуде были унаследованы принявшими ислам огузами от домусульманских времен и принесены ими на запад. По уровню культуры огузы стояли ниже турок государства Караханидов, но зато более сохраняли национально-турецкие черты быта; сами предводители делили со своим народом все труды и подвиги и мало отличались от своих воинов по одежде. До нас дошло на сирийском языке сочинение автора XIII в. Абу-л-Фараджа, описание свадьбы султана Тогрул-бека (старшего из внуков Сельджука) с дочерью халифа; при этом описывается танец турок, которые во время этого танца «садились и вставали»; по-видимому, речь идет об известной в России «пляске вприсядку», заимствованной, по всей вероятности, у турок. Несмотря на то, что к огузам до ислама проникло христианство, у них, по-видимому, до принятия арабского алфавита не было письменности, тогда как в государстве Караханидов употреблялся уйгурский алфавит, только постепенно вытесненный арабским. Надписи уйгурским алфавитом встречаются и на могилах Караханидов; как впоследствии на монетах монгольских ханов, уйгурскими буквами писалось преимущественно имя хана, даже когда это имя было арабское; незнакомством огузов с уйгурским алфавитом объясняется та разница в правописании среднеазиатских и переднеазиатских турок, на которую обратили внимание ленинградские ученые. Как «султаны ислама» потомки Сельджука были еще более ревностными защитниками правоверия, чем Караханиды. В истории они выступают как фанатичные приверженцы не только ислама, но и господствовавшего в государстве Саманидов и усвоенного турками ханифитского толка; при Торгул-беке шафииты подвергались ожесточенному преследованию, отчасти в связи с тем, что ими был создан калам, правоверная догматика, направленная против ересей, но вводившая в веру элемент рассуждения и даже греческой науки, что казалось нарушением традиций религиозного предания. Иногда говорят, что преследование шафиитов прекратилось уже при преемнике Торгул-бека, Алп-Арслане, везиром которого был шафиит Низам ал-мульк, но из слов самого Низам ал-мулька видно, что и Алп-Арслан был ревностным ханифитом, ненавидел шафиитов и жалел о том, что ему приходилось пользоваться услугами шафиитского везира. Как «султаны ислама» потомки Сельджука должны были содействовать не только торжеству правоверия внутри своего государства, но также победе ислама над внешними врагами и расширению пределов мусульманского мира. Естественно, что эту обязанность они выполняли преимущественно в Западной Азии, где победы и завоевания были связаны с большими экономическими выгодами. Сюда относится борьба с христианами в Малой Азии и на Кавказе и борьба с шиитами в Сирии и Египте. Торжество ислама в борьбе с Византией всецело связано с установлением в халифате турецкой власти. Перед этим, в эпоху господства иранской династии Буидов, во второй половине X и первой половине XI в., византийцы воспользовались обострением розни между суннитами и шиитами для значительного распространения своих пределов в Сирии и Месопотамии; теперь они не только лишились этих завоеваний, но в первый раз ислам проник в глубь Малой Азии, где возникло мусульманское и в то же время турецкое государство. Какое значение потомки Сельджука придавали пограничной войне в этой местности, видно из того, чт0 именно сюда они направили своих соплеменников.
Население восточных областей Ирана, географически находившихся ближе к той стране, откуда пришли огузы, в общем сохранило свой прежний этнографический состав, тогда как северо-западная область Персии, Азербайджан и Анатолия сделались по языку постепенно чисто турецкими, вместе с тем в Анатолии религией большинства населения постепенно становился ислам. Проследить постепенный ход развития этого процесса мы пока не можем; как и следовало ожидать, распространение ислама в издавна привыкшей к христианству стране шло медленно; еще в первой половине XIII в. главной статьей дохода местного мусульманского правительства считалась джизья, т. е. налог с немусульман, из чего можно заключить, что последних тогда было еще очень много. Вопрос еще осложняется тем, что процесс туркизации, как прежде процесс арабизации, не совпадал с процессом распространения ислама. Известно, что арабский язык был принят и теми жителями Сирии и Египта, которые остались христианами или иудеями. В эпоху турецкого господства случалось не только, что люди, оставшиеся христианами, принимали турецкий язык, но случалось также, что люди, сохранившие свой прежний язык, принимали ислам. Ислам в этих случаях применялся к языку населения; Султан-Велед, сын Джелаль ад-дина Руми, во второй половине XIII в. писал стихи не только по-персидски и по-турецки, но и по-гречески, и эти греческие стихи, написанные арабским алфавитом, представляют большой интерес для лингвистов как единственный памятник того греческого наречия, на котором тогда говорили в окрестностях Коньи.
На Кавказе победы ислама и турецкого языка в то время были менее значительны. Слово азери, означавшее прежде иранский диалект Азербайджана, означает теперь турецкое наречие, на котором говорит в Азербайджане почти все население и пределы распространения которого и на севере, и на юге идут гораздо дальше границ персидской области, сохранившей название Азербайджан; но известия о распространении здесь турецкого языка относятся только к послемонгольской эпохе, и можно сомневаться в том, получил ли бы здесь турецкий язык такое преобладание без этой новой турецкой волны, которую принесло с собой монгольское нашествие. Очень скоро, после побед сельджукских султанов, на Кавказе политический перевес перешел к христианам. XII в. и начало XIII в. были временем процветания могущественного грузинского царства; мусульманские соседи грузин переживали в это время такое унижение, как мусульманские соседи Византии во второй половине X - первой половине XI в., с той разницей, что грузинские цари не относились враждебно к мусульманской культуре, чеканили для мусульманских областей монеты с арабскими надписями и даже, по словам одного арабского автора, среди своих подданных не делали различия между мусульманином и грузином. Как «султаны ислама» потомки Сельджука старались подчинить своей верховной власти по возможности весь мусульманский мир и поэтому должны были обратить внимание на области Средней Азии, откуда они сами вышли и где в то время господствовали Караханиды. Уже султан Алп-Арслан, при котором началось завоевание турками Анатолии, совершал также победоносные походы на Сыр-Дарью и во владения Караханидов; его сын и преемник Меликшах (1072-1092), при котором сельджукская империя достигла высшей степени могущества, доходил до Узгенда в Фергане и принял выражение покорности от кашгарского хана, так что при нем власть «султана ислама» признавалась на всем пространстве мусульманской Азии от границ области уйгуров до Средиземного моря; независимыми оставались пока только Газневиды в Афганистане и Индии, где хутба читалась с именем сельджукского султана только при сыне Меликшаха, Санджаре. И в Средней Азии, как везде, сельджукские султаны достигли своих целей только силой; нет никаких признаков, чтобы турецкое население видело в них своих природных государей или чтобы они сами старались опираться на турецкую национальную идею. Сельджукские султаны могли сделать своими вассалами Караханидов, но прочного объединения всех мусульманских турок в одно государство не произошло и не могло произойти; велика была уже тогда разница между турками Средней Азии и ушедшими на запад огузами. Даже огузы не были верноподданными сельджукских султанов: последний из могущественных потомков Сельджука, султан Санджар, как некогда турецкие ханы VIII в,, должен воевать «со своим собственным народом, с огузами»; султан даже провел некоторое время в плену у огузов и спасся из этого плена только бегством. Помимо находившихся вне сферы влияния ислама культурных турок на востоке - уйгуров, было еще значительное число кочевых турок на северо-западе, также остававшихся в то время чуждыми если не мусульманской культуре, то исламу как религии. В XI в. быстро достиг большого распространения народ кипчаков, вышедший с берегов Иртыша. О переменах, происходивших среди живших там турецких народностей, мы можем судить только по изменению их названий. В орхонских надписях несколько раз упоминается река Иртыш, но ничего не говорится о том, какие народы там жили; по-видимому, до Иртыша доходили владения западноогузского или тюргешского кагана. Название реки Иртыш, несомненно, нетурецкое, хотя есть несколько турецких народных этимологий. Арабские географы помещают на Иртыше народ кимаков, занимавший обширную территорию к северу от огузов, доходившую на запад до Волги или Камы (Кама считалась тогда верхним течением реки, носившей название Итиль). Кимаки разделялись на несколько родов, среди которых были роды кипчак и йемек; Маркварт, несомненно неудачно, объясняет слово кимак из ики-йемек, предполагая существование двух родов йемеков. У Махмуда Кашгарского слова кимак уже нет; на Иртыше помещаются йемеки, которых автор называет племенем из кипчаков.
В.В. Бартольд «Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии» Лекция 6