Ассасины
Без всякого спора самыми могущественными и главными проявителями учения исмаилитского были ассасины, представлявшие организованное государство убийства, по воле главного шейха. Собственно этот вид в Персии, где было главное место ассасинов, носил название исмаилитов и «батениев» - внутренних; название же ассасинов, преимущественно пронятое западными летописцами, произошло от растения «хашиш», в частности означающего одуряющую траву, какова hyoscyamus, белена, или cannabis indica, индейская конопля и вообще конопляные растения Хашиш первоначально привезен из Индии, и доныне в большом употреблении на Востоке, преимущественно в Египте: приемы его производятся в курении, конфектах и проч. Действие его похоже на опиум, но не столь сильно, не так быстро разрушительно и падает только на мозг: принявшему хашиш все представляется в самом лучшем виде. Полного сознания человек не теряет от хашиша.
Хашиш был даваем ассасинскими главами подчиненным, для приведения их в экстаз, с какою бы то ни было целию. Конечно, к этому упоению хашишом прибегали только тогда, когда хотели ослепить сектатора или поджечь на отчаянное дело, потому что приемы хашиша могли повредить там, где представлялась сложная запутанность интриги. Название хашиша, употребляемое и восточными авторами, прилагалось в частности к сирийским исмаилитам: иногда эти оба имени соединялись вместе, иногда их просто называли «федави»,обреченные; наконец встречается у восточных историков прозвание «резаки ножами», что совершенно соответствует французскому названию ассасинов.
Основателем этой секты был исмаилитский миссионер, смелостью и благоприятными обстоятельствами возвысившийся из простых горожан, в главы целой секты и целого владения. Центром и театром своих действий Хасан-Бен-Саббах - так звала учредителя ассасинов - после разных попыток избрал очень выгодно персидский Кухистан, горную страну около Казбина, где ассасины столкнулись с древними персидскими коммунистами; да и в Сирии, куда потом перебрались ассасинские миссионеры, исмаилиты держались в гористых местах, доставлявших им храброе, но невежественное население, легко склоняемое проповедью, крепкие позиции для защиты от врагов, и наконец обилие и разнообразие земных произведений. Нельзя не отдать такому маневру должной похвалы, хотя бы он и был вынужден обстоятельствами. Столицей Хасана служила отличная крепость Аламут, самое название которой, означающее «гнездо коршуна», показывает ее неприступность и ловкий выбор шейха ассасинов. Овладев, с помощию хитрости, этой крепостью, для которой есть даже особенная история одного мусульманского автора и устройством которой был поражен монгольский государь Хулагу, Хасан распространил постепенно свою власть на соседние замки, доверяя их приближенным своим, и таким образом основал не только секту, но и государство. Для того, чтобы дать понятие о целостности этого характера, довольно привести следующую черту: утвердившись в Аламуте, Хасан, в продолжения тридцати лет, не выходил из своей комнаты, как будто оправдывая веру своих последователей в невидимого Имама.
В чем же состояли изменения, произведенные Хасаном в учении исмаилитском? Существенных частей этот дерзкий проповедник собственного произвола и гонитель чужой личности не коснулся; основным догматом остались по прежнему: ни во что не верить и все считать дозволенным, - но некоторые перемены или дополнения введены в частные положения исмаилизма. Они заключаются главнейше в следующем:
Для познания истинного пути необходим единый руководитель, имам; свобода же мнения производит расколы. Единственным авторитетом Хасан выставлял сам себя.
Вместо девяти степеней посвящения, принятых в Египте, где сам Хасан вполне познакомился с исмаилитским учением, он принял только семь, придав им и гражданское значение, так что это были настоящие духовные и гражданские чины, дававшие известные права.
Украшая свое общество чинами, Хасан умножил число сословий еще одним, которое вошло в разряд чинов: до него были только «рефики» - товарищи, и «даи» - пригласители, Хасан же завел еще «федави» - обреченных, которых обязанность состояла только в слепом исполнении повелений имама. Это-то и были те страшные кондотьери, которые доставили шейху ассасинскому такое могущество (По словам Вильгельма do Guiart, у ассасинов были еще воспитываемы молодые люди, назначавшиеся на убийства, которые не представляли никакой опасности).
Для того, чтобы возвысить еще более значение свое, Хасан постановил, что шейх, он же и имам, очищает собой всех ассасинов. Для себя Хасан принял титул «шейх-уль-джебаль» - старейшина горы, который у западных летописцев является в современном переводе Le vieil de la Montaigne, а самые ассасины называются у них большею частию Assacis.
Как видите, прибавления Хасана, великого любителя чинов, до сих пор не важны и касаются больше наружных сторон общества, нежели внутренних уставов исмаилизма. Главное прибавление в числе последних составляет принятие мусульманского рая, со всеми его чувственными наслаждениями: для большого утверждения в этом веровании и возбуждении фанатизма в своих приверженцах, Хасан изредка разыгрывал с ними сцену, из этого рая, напоив их предварительно хашишем и введя потом в роскошный сад Аламута, где земные хурии были к услугам «обреченного». Об этой шарлатанской сцене из мусульманского рая подробно рассказывает знаменитый странствователь и Марко Поло; о веровании же ассасинов в рай говорит западный духовный Ricole de Mont-Croix.
Кроме этой проделки, были у ассасинских шейхов и другие, весьма нечеловеческие, введенные, может быть, позже и имевшие целию увеличение могущества ордена, или другими словами шейха. Из числа их приведем одну: перед софою шейха была вырыта яма, обыкновенно скрытая коврами, но в важных случаях являвшаяся глазам ослепленных сектаторов. Эта яма покрывалась тогда блюдом, с отверстием посредине, в которое просовывал голову один из преданнейших слуг шейха, заранее влезавший в яму и приготовленный к роли: блюдо покрывалось кровью, как будто отрубленная голова лежала на блюде. Для большого эффекта, лицо служителя имело мертвенную белизну. Когда являлись все, кого нужно было поразить этой сценой, между шейхом и головою начинался разговор: голова описывала с восторгом наслаждения ассасинского рая. Шейх милостиво предлагал ей воротиться в этот дрянной мир, но голова решительно отказывалась. Пораженные ужасом и изумлением, слушатели расходились с непоколебимою верою в шейха... К крайнему прискорбию, эта кукольная комедия кончалась очень трагически: верному актеру тотчас же отрубали голову палачи шейха, не знавшие, кого они убивают, и таким образом, мнимый покойник попадал в действительные, и предсмертные слова его становились для сектаторов непреложною истиною, потому что обличителя не существовало.
Известна также варварская сцена, разыгранная шейхом ассасинов перед Генрихом II, графом Шампанским, бывшим в гостях у шейха: приведя своего почтенного гостя к одной высокой башне, шейх махнул рукой, и два федави, из числа стоявших на стене башни, подобно повествованию одной русской сказки, кинулись ни с того, ни с сего вниз и разбились о камни, только чтоб доказать все могущество шейха, который говорил графу, что и все остальные сделают то же, если только шейх велит.
Но оставим область кровавого шарлатанства, как видно, во все времена обаятельно действующего на нерассуждающее человечество, и обратимся к политическому устройству ассасинов, потому что в религиозном других перемен не было или, по крайней мере, они неизвестны. Мимоходом заметим, что Тамплиеры, имевшие столкновение с ассасинами в Сирии, кое-чем у них позаимствовались; у всех трех же орденов: иезуитского, тамплиерского и ассасинского, существует одно общее начало - приобретение неограниченного господства всеми средствами без разбора.
Шейх ассасинов, величайший когда либо существовавший наследственный деспот, гражданский и духовный, располагал всем по своему произволу. Со времен Джемал-Эддина Хасана, шестого ассасинского главы, шейхи приняли титул султанов и эмиров, а восточные авторы называют ассасинское владение государством, шейху же дают название царя - «падишах». Под конец владычества ассасинов, они имели в Ираке до ста укрепленных замков; в Сирии же Вильгельм Тирский говорит о десяти крепостях и шестидесяти тысячах ассасинов. Главная ветвь их и многочисленнейшая была в Ираке, где имел пребывание и ассасинский глава. Во внешних отношениях шейх дружил с кем хотел, враждовал с кем находил нужным, и, по собственному лишь усмотрению, продавал кровь своих федави, направляя неотразимые их кинжалы или в отмщение за секту, или за хорошую плату кого бы то на было. Отчета никакого не было не только у шейха, но и у остальных сектаторов, кроме низших перед высшими, потому что все действия покрывались таинственностью, и общественного мнения существовать не могло. Да и откуда бы явилось оно, когда в мусульманских государствах и до сих пор нет его? Общественное мнение - это Алкуран. Шейх ассасинский имел свой двор, составленный из «хаджибов» камергеров и низших чинов.
Во внутреннем управлении ассасины следовали общему мусульманскому порядку, с некоторыми уклонениями собственного изобретения. Разумеется, централизация власти занимала здесь первое место. Владения ассасинов делились на округи, правители которых, носившие титул мухтешемов, имели местопребывание в замках. Историк монголов, везир Ала-Эддин Джуэйни, говорит, что правители ассасинские, по поводу одного события, не имели при себе жен во время своего губернаторства. Выше этих правителей стояли находившиеся при шейхе министры, носившие титул «везир», и главнокомандующий войсками. О мелких подразделениях ассасинской администрации не стоит говорить, потому что они имели общий мусульманский характер, за исключением гражданских чинов. В общем управлении низший чин обязывался полным и бессмысленным повиновением высшему: ассасины, по отношению к низшим, в делах администрации, строго держались короткого правили: не рассуждай. Для передачи сведений и рассмотрения дел существовали у ассасинов «меджлис» - собрания. В меджлисах исмаилитов старший представитель читал проповеди и воззвания, заранее прошедшие через цензуру имама.
Суд у ассасинов производился также на основании мусульманской юриспруденции, только опять с уклонениями и отменами. Один из египетских везирей, Якуб-бен-Келес, составил особенное юридическое руководство, в котором излагались основы юриспруденции сообразно исмаилитским догматам.
При отсутствии всякой нравственности, в ассасинском обществе должна бы господствовать полная распущенность и разврат. На деле мы этого, однако, не видим, потому что отвержение морали допускалось только в высшем чине, а так как большинство состояло из непосвященных, разрешенных же на все было мало, то в сложности ассасинское общество было немногим безнравственнее других. Да простится наша дерзость, но вам приходит в голову одно очень невыгодное сравнение по этому случаю... Как бы то ни было, сам основатель ассасинского учения строго соблюдал мусульманские религиозные уставы и даже замучил своего сына за то, что он торжественно разыгрывал нечестивца.
В дальнейшие подробности об устройстве и учении ассасинов или исмаилитов, мы считаем излишним входить: весьма достаточно приведенного, чтоб ознакомить с восточными материалистами, коммунистами, масонами, кондотьери и проч. Мусульманские писатели занимались ими довольно подробно, в особенности духовенство старалось разоблачить их анти-правоверное учение: так Кази Абуль-Хасан Истахри составил несколько сочинений в опровержение учения батениев, а Кази Абу-Бекр-Ибв-Тайиб написал книгу: «Раскрытие батевийских таинств». Равным образом и сами ассасины излагали свое учение для «просвещенных», но эти автентичные документы, по известию мусульманских историков, сожжены при взятия ассасинских крепостей монголами (Кроме философских сочинений, в библиотеке Аламута находилась книга: «Житие нашего владыки», т. е. Хасана-Бен-Саббаха.). По словам одного восточного историка, Гезар-Фенна (Отличная рукопись «Истории» Гезар-Фенна находится в Библиотеке С.-Петербургского Университета.), книги ассасинов были еще раньше сожжены шестым ассасинским шейхом, который, испугавшись общей ненависти к ассасинам, вдался в реакцию и, провозгласил себя истинным правоверным, отрекшимся от исмаилизма, за что и получил титул султана и «нового мусульманина».
Ассасины пользовались огромною известностью в Азии, потому что миссионеры и федави их проникали всюду и далеко разносили таинственность и страх своего учения; они даже зашли в Индию. Бесчисленное множество самых дерзких убийств, бестрепетно исполненных федавиями, нередко поражавшими и владетельных особ, включительно до халифов, могут составить целую отдельную летопись: на существовании этой секты убийства, наслаждения и безграничной преданности лежит поэтически мрачный колорит. Если, с одной стороны, нас изумляет - забудем только цель подвига - искусство и терпение, с которым федава подбирались к своей жертве, то с другой стороны еще более поразительно героическое презрение их к страданиям и смерти. Один ассасин принял на себя роль христианского монаха, и до того отлично исполнял ее, что стал любимцем и спутником епископа-крестоносца, и кончил тем, что убил своего покровителя-жертву. Другой ассасин нанялся конюхом к везирю и долго ждал благоприятной минуты: однажды везирь занялся осмотром лошади, которую мнимый конюх заставил нарочно биться, и в это время ассасин поразил везиря кинжалом, который был спрятан в гриве лошади. Легкий доступ переодетых ассасинов к владетельным особам, к которым они попадали нередко в приближенные, объясняется отсутствием аристократизма на востоке, и тем, что авантюризм всегда был здесь в большом ходу, а в особенности в эпоху ассасинов, когда царства рождались в один час и одним же часом рушились. Убийства в мечетях, на площадях, на базарах и проч. были для ассасинов очень обыкновенным делом, и они хладнокровно отправлялись на всякий подобный подвиг, хотя и знали, что за убийством должно следовать возмездие. Никакие казни не могли устрашить их: непоколебимо выдерживали они пытки, сгорали на кострах, но не выдавали тайн своего исповедания. Это были настоящие мученики, только ложного убеждения, хотя и крепкого. Иногда, чтоб избежать казни, ассасины прибегали к самоубийству. Разумеется, были между ними трусы и изменники, ренегаты, пылавшие потом ненавистью к секте. Гонения, испытанные ассасинами, ознаменованы реками крови и всеми возможными ужасами: между прочим в Дамаске одна женщина, во время гонения ассасинов, убила мужа своего и дочь, зная их за приверженцев этой секты.
Конечно, не мало убийств совершалось и не ассасинами, но привыкшая к их обвинению молва неотвязчиво приписывала им и эти убийства. Пользуясь страхом имени исмаилитского, многие злодеи выдавали себя за ассасинов, чтоб избегнуть наказания: такая уловка не раз выручала их из беды. Кинжалы ассасинов преимущественно были направлены на людей сильных почему бы то ни было, или по своей власти, или по влиянию на умы. Таким образом не мало мусульманских духовных пало под ударами федави; другим же щадили жизнь, под условием не проповедывать против исмаилизма.
Кроме убийств, ассасины прибегали к другим средствам мщения или устрашения: они производили, например, пожары; иногда принимали под свое покровительство преступников, которые потом становились членами секты. В Алеппо своевольства ассасинов в одно время дошли до того, что они хватали на улица к женщин и детей и уводили к себе...
Династия Хасана-Бен-Саббаха имела восемь государей, и владычество ее продолжалось почти два столетия. Может быть покажется странным, как могло господствовать два века такое учение, слишком бесцветное для Востока? На это найдется в ответ многое; во-первых, время для ассасинов очень было благоприятное: всюду раздор, частая перемена династий, и наконец ислам колеблется множеством сект, между тем, как глава его, халиф, утратил власть. Это оправдание по части истории, но есть оправдание более сильное по части... патологии пожалуй: разве мы не видим беспрестанно, что системою принуждения и устрашения держатся самые беззаконные и нелепые уставы? Предание, воспитание, привычка, общий пример и отсутствие критики делают человека рабом самых пошлых фокусов...
Пробил роковой час и для ассассинов: явились монголы. «Они двинулись, говорит в стихах один восточный историк, и потемнело лицо земли; от пыли всадников помрачилось небо». Раздор и измена, поселившиеся между ассасинами, облегчили покорение их, без чего, по сознанию даже монгольских панегиристов, не скоро бы сладили и монголы с этими фанатиками. Доказательства были не раз представлены в стычках обеих сторон. - Расчеты монголов на большую добычу не осуществились: богатств в ассасинских замках нашлось не много, гораздо менее, нежели обещала молва.Монголы по своему обыкновению начали лестью, а кончили всеобщим избиением. Сирийские ассасины пали несколько позже, под ударами египетских мамелюков.
В настоящее время слабые остатки ассасинов живут на местах прежнего их владычества, в Ираке и Сирии. В Персии они известны под именем Хусейни и управляются особенным имамом, живущим в одной деревушке Кумской области, которой главный город Кум составляет шиитское святилище. Несколько ассасинов уцелело и в Индии, и такова еще сила фанатизма у них, что из Индии они приходят, на поклонение своему имаму, в Персию. Развалины Аламута до ныне свидетельствуют о прежнем величии исмаилитов, округ которых и теперь составляет опасное место для прогулов. Учение исмаилитов перешло в нелепую смесь христианства, исмаилизма и мистической теология, нисколько не интересную.
В Сирии ассасины, сохранившие имя исмаилитов, окружены общим омерзением и враждою другой сильной секты, ансариев. Живут они в полуразрушенных деревнях около прежней столицы их Масията; в Лаодикейском округе в мое время считалось их до девяти с половиною тысяч. Вдобавок такая малая община еще делится на секты. У них есть свой шейх. - Учение их выродилось в бессвязную нелепицу: мусульмане говорили мне, что у нынешних исмаилитов в известные праздники бывают сборища с общением жен.
В проезд по берегам Средиземного моря я видел покинутые замки, в которых некогда гнездились страшные ассасин.
Так вот чем кончилась одна из восточных реформ. Отличные средства, употребляемые в дело в начале, привели, при недостатке знания, к самому жалкому концу: скептицизм разрешился в отречение от всякой нравственности; атеизм и греческая философия сочетались с самым страшным деспотизмом. Нет божества, нет пророка, нет и поучения, утверждает исмаилизм, а между тем шейх ассасинов заключает в себе все это. Такие противоречие можно осуществить только на Востоке».
«Восточные реформаторы» Современник, № 10. 1857 г.
Хашиш был даваем ассасинскими главами подчиненным, для приведения их в экстаз, с какою бы то ни было целию. Конечно, к этому упоению хашишом прибегали только тогда, когда хотели ослепить сектатора или поджечь на отчаянное дело, потому что приемы хашиша могли повредить там, где представлялась сложная запутанность интриги. Название хашиша, употребляемое и восточными авторами, прилагалось в частности к сирийским исмаилитам: иногда эти оба имени соединялись вместе, иногда их просто называли «федави»,обреченные; наконец встречается у восточных историков прозвание «резаки ножами», что совершенно соответствует французскому названию ассасинов.
Основателем этой секты был исмаилитский миссионер, смелостью и благоприятными обстоятельствами возвысившийся из простых горожан, в главы целой секты и целого владения. Центром и театром своих действий Хасан-Бен-Саббах - так звала учредителя ассасинов - после разных попыток избрал очень выгодно персидский Кухистан, горную страну около Казбина, где ассасины столкнулись с древними персидскими коммунистами; да и в Сирии, куда потом перебрались ассасинские миссионеры, исмаилиты держались в гористых местах, доставлявших им храброе, но невежественное население, легко склоняемое проповедью, крепкие позиции для защиты от врагов, и наконец обилие и разнообразие земных произведений. Нельзя не отдать такому маневру должной похвалы, хотя бы он и был вынужден обстоятельствами. Столицей Хасана служила отличная крепость Аламут, самое название которой, означающее «гнездо коршуна», показывает ее неприступность и ловкий выбор шейха ассасинов. Овладев, с помощию хитрости, этой крепостью, для которой есть даже особенная история одного мусульманского автора и устройством которой был поражен монгольский государь Хулагу, Хасан распространил постепенно свою власть на соседние замки, доверяя их приближенным своим, и таким образом основал не только секту, но и государство. Для того, чтобы дать понятие о целостности этого характера, довольно привести следующую черту: утвердившись в Аламуте, Хасан, в продолжения тридцати лет, не выходил из своей комнаты, как будто оправдывая веру своих последователей в невидимого Имама.
В чем же состояли изменения, произведенные Хасаном в учении исмаилитском? Существенных частей этот дерзкий проповедник собственного произвола и гонитель чужой личности не коснулся; основным догматом остались по прежнему: ни во что не верить и все считать дозволенным, - но некоторые перемены или дополнения введены в частные положения исмаилизма. Они заключаются главнейше в следующем:
Для познания истинного пути необходим единый руководитель, имам; свобода же мнения производит расколы. Единственным авторитетом Хасан выставлял сам себя.
Вместо девяти степеней посвящения, принятых в Египте, где сам Хасан вполне познакомился с исмаилитским учением, он принял только семь, придав им и гражданское значение, так что это были настоящие духовные и гражданские чины, дававшие известные права.
Украшая свое общество чинами, Хасан умножил число сословий еще одним, которое вошло в разряд чинов: до него были только «рефики» - товарищи, и «даи» - пригласители, Хасан же завел еще «федави» - обреченных, которых обязанность состояла только в слепом исполнении повелений имама. Это-то и были те страшные кондотьери, которые доставили шейху ассасинскому такое могущество (По словам Вильгельма do Guiart, у ассасинов были еще воспитываемы молодые люди, назначавшиеся на убийства, которые не представляли никакой опасности).
Для того, чтобы возвысить еще более значение свое, Хасан постановил, что шейх, он же и имам, очищает собой всех ассасинов. Для себя Хасан принял титул «шейх-уль-джебаль» - старейшина горы, который у западных летописцев является в современном переводе Le vieil de la Montaigne, а самые ассасины называются у них большею частию Assacis.
Как видите, прибавления Хасана, великого любителя чинов, до сих пор не важны и касаются больше наружных сторон общества, нежели внутренних уставов исмаилизма. Главное прибавление в числе последних составляет принятие мусульманского рая, со всеми его чувственными наслаждениями: для большого утверждения в этом веровании и возбуждении фанатизма в своих приверженцах, Хасан изредка разыгрывал с ними сцену, из этого рая, напоив их предварительно хашишем и введя потом в роскошный сад Аламута, где земные хурии были к услугам «обреченного». Об этой шарлатанской сцене из мусульманского рая подробно рассказывает знаменитый странствователь и Марко Поло; о веровании же ассасинов в рай говорит западный духовный Ricole de Mont-Croix.
Кроме этой проделки, были у ассасинских шейхов и другие, весьма нечеловеческие, введенные, может быть, позже и имевшие целию увеличение могущества ордена, или другими словами шейха. Из числа их приведем одну: перед софою шейха была вырыта яма, обыкновенно скрытая коврами, но в важных случаях являвшаяся глазам ослепленных сектаторов. Эта яма покрывалась тогда блюдом, с отверстием посредине, в которое просовывал голову один из преданнейших слуг шейха, заранее влезавший в яму и приготовленный к роли: блюдо покрывалось кровью, как будто отрубленная голова лежала на блюде. Для большого эффекта, лицо служителя имело мертвенную белизну. Когда являлись все, кого нужно было поразить этой сценой, между шейхом и головою начинался разговор: голова описывала с восторгом наслаждения ассасинского рая. Шейх милостиво предлагал ей воротиться в этот дрянной мир, но голова решительно отказывалась. Пораженные ужасом и изумлением, слушатели расходились с непоколебимою верою в шейха... К крайнему прискорбию, эта кукольная комедия кончалась очень трагически: верному актеру тотчас же отрубали голову палачи шейха, не знавшие, кого они убивают, и таким образом, мнимый покойник попадал в действительные, и предсмертные слова его становились для сектаторов непреложною истиною, потому что обличителя не существовало.
Известна также варварская сцена, разыгранная шейхом ассасинов перед Генрихом II, графом Шампанским, бывшим в гостях у шейха: приведя своего почтенного гостя к одной высокой башне, шейх махнул рукой, и два федави, из числа стоявших на стене башни, подобно повествованию одной русской сказки, кинулись ни с того, ни с сего вниз и разбились о камни, только чтоб доказать все могущество шейха, который говорил графу, что и все остальные сделают то же, если только шейх велит.
Но оставим область кровавого шарлатанства, как видно, во все времена обаятельно действующего на нерассуждающее человечество, и обратимся к политическому устройству ассасинов, потому что в религиозном других перемен не было или, по крайней мере, они неизвестны. Мимоходом заметим, что Тамплиеры, имевшие столкновение с ассасинами в Сирии, кое-чем у них позаимствовались; у всех трех же орденов: иезуитского, тамплиерского и ассасинского, существует одно общее начало - приобретение неограниченного господства всеми средствами без разбора.
Шейх ассасинов, величайший когда либо существовавший наследственный деспот, гражданский и духовный, располагал всем по своему произволу. Со времен Джемал-Эддина Хасана, шестого ассасинского главы, шейхи приняли титул султанов и эмиров, а восточные авторы называют ассасинское владение государством, шейху же дают название царя - «падишах». Под конец владычества ассасинов, они имели в Ираке до ста укрепленных замков; в Сирии же Вильгельм Тирский говорит о десяти крепостях и шестидесяти тысячах ассасинов. Главная ветвь их и многочисленнейшая была в Ираке, где имел пребывание и ассасинский глава. Во внешних отношениях шейх дружил с кем хотел, враждовал с кем находил нужным, и, по собственному лишь усмотрению, продавал кровь своих федави, направляя неотразимые их кинжалы или в отмщение за секту, или за хорошую плату кого бы то на было. Отчета никакого не было не только у шейха, но и у остальных сектаторов, кроме низших перед высшими, потому что все действия покрывались таинственностью, и общественного мнения существовать не могло. Да и откуда бы явилось оно, когда в мусульманских государствах и до сих пор нет его? Общественное мнение - это Алкуран. Шейх ассасинский имел свой двор, составленный из «хаджибов» камергеров и низших чинов.
Во внутреннем управлении ассасины следовали общему мусульманскому порядку, с некоторыми уклонениями собственного изобретения. Разумеется, централизация власти занимала здесь первое место. Владения ассасинов делились на округи, правители которых, носившие титул мухтешемов, имели местопребывание в замках. Историк монголов, везир Ала-Эддин Джуэйни, говорит, что правители ассасинские, по поводу одного события, не имели при себе жен во время своего губернаторства. Выше этих правителей стояли находившиеся при шейхе министры, носившие титул «везир», и главнокомандующий войсками. О мелких подразделениях ассасинской администрации не стоит говорить, потому что они имели общий мусульманский характер, за исключением гражданских чинов. В общем управлении низший чин обязывался полным и бессмысленным повиновением высшему: ассасины, по отношению к низшим, в делах администрации, строго держались короткого правили: не рассуждай. Для передачи сведений и рассмотрения дел существовали у ассасинов «меджлис» - собрания. В меджлисах исмаилитов старший представитель читал проповеди и воззвания, заранее прошедшие через цензуру имама.
Суд у ассасинов производился также на основании мусульманской юриспруденции, только опять с уклонениями и отменами. Один из египетских везирей, Якуб-бен-Келес, составил особенное юридическое руководство, в котором излагались основы юриспруденции сообразно исмаилитским догматам.
При отсутствии всякой нравственности, в ассасинском обществе должна бы господствовать полная распущенность и разврат. На деле мы этого, однако, не видим, потому что отвержение морали допускалось только в высшем чине, а так как большинство состояло из непосвященных, разрешенных же на все было мало, то в сложности ассасинское общество было немногим безнравственнее других. Да простится наша дерзость, но вам приходит в голову одно очень невыгодное сравнение по этому случаю... Как бы то ни было, сам основатель ассасинского учения строго соблюдал мусульманские религиозные уставы и даже замучил своего сына за то, что он торжественно разыгрывал нечестивца.
В дальнейшие подробности об устройстве и учении ассасинов или исмаилитов, мы считаем излишним входить: весьма достаточно приведенного, чтоб ознакомить с восточными материалистами, коммунистами, масонами, кондотьери и проч. Мусульманские писатели занимались ими довольно подробно, в особенности духовенство старалось разоблачить их анти-правоверное учение: так Кази Абуль-Хасан Истахри составил несколько сочинений в опровержение учения батениев, а Кази Абу-Бекр-Ибв-Тайиб написал книгу: «Раскрытие батевийских таинств». Равным образом и сами ассасины излагали свое учение для «просвещенных», но эти автентичные документы, по известию мусульманских историков, сожжены при взятия ассасинских крепостей монголами (Кроме философских сочинений, в библиотеке Аламута находилась книга: «Житие нашего владыки», т. е. Хасана-Бен-Саббаха.). По словам одного восточного историка, Гезар-Фенна (Отличная рукопись «Истории» Гезар-Фенна находится в Библиотеке С.-Петербургского Университета.), книги ассасинов были еще раньше сожжены шестым ассасинским шейхом, который, испугавшись общей ненависти к ассасинам, вдался в реакцию и, провозгласил себя истинным правоверным, отрекшимся от исмаилизма, за что и получил титул султана и «нового мусульманина».
Ассасины пользовались огромною известностью в Азии, потому что миссионеры и федави их проникали всюду и далеко разносили таинственность и страх своего учения; они даже зашли в Индию. Бесчисленное множество самых дерзких убийств, бестрепетно исполненных федавиями, нередко поражавшими и владетельных особ, включительно до халифов, могут составить целую отдельную летопись: на существовании этой секты убийства, наслаждения и безграничной преданности лежит поэтически мрачный колорит. Если, с одной стороны, нас изумляет - забудем только цель подвига - искусство и терпение, с которым федава подбирались к своей жертве, то с другой стороны еще более поразительно героическое презрение их к страданиям и смерти. Один ассасин принял на себя роль христианского монаха, и до того отлично исполнял ее, что стал любимцем и спутником епископа-крестоносца, и кончил тем, что убил своего покровителя-жертву. Другой ассасин нанялся конюхом к везирю и долго ждал благоприятной минуты: однажды везирь занялся осмотром лошади, которую мнимый конюх заставил нарочно биться, и в это время ассасин поразил везиря кинжалом, который был спрятан в гриве лошади. Легкий доступ переодетых ассасинов к владетельным особам, к которым они попадали нередко в приближенные, объясняется отсутствием аристократизма на востоке, и тем, что авантюризм всегда был здесь в большом ходу, а в особенности в эпоху ассасинов, когда царства рождались в один час и одним же часом рушились. Убийства в мечетях, на площадях, на базарах и проч. были для ассасинов очень обыкновенным делом, и они хладнокровно отправлялись на всякий подобный подвиг, хотя и знали, что за убийством должно следовать возмездие. Никакие казни не могли устрашить их: непоколебимо выдерживали они пытки, сгорали на кострах, но не выдавали тайн своего исповедания. Это были настоящие мученики, только ложного убеждения, хотя и крепкого. Иногда, чтоб избежать казни, ассасины прибегали к самоубийству. Разумеется, были между ними трусы и изменники, ренегаты, пылавшие потом ненавистью к секте. Гонения, испытанные ассасинами, ознаменованы реками крови и всеми возможными ужасами: между прочим в Дамаске одна женщина, во время гонения ассасинов, убила мужа своего и дочь, зная их за приверженцев этой секты.
Конечно, не мало убийств совершалось и не ассасинами, но привыкшая к их обвинению молва неотвязчиво приписывала им и эти убийства. Пользуясь страхом имени исмаилитского, многие злодеи выдавали себя за ассасинов, чтоб избегнуть наказания: такая уловка не раз выручала их из беды. Кинжалы ассасинов преимущественно были направлены на людей сильных почему бы то ни было, или по своей власти, или по влиянию на умы. Таким образом не мало мусульманских духовных пало под ударами федави; другим же щадили жизнь, под условием не проповедывать против исмаилизма.
Кроме убийств, ассасины прибегали к другим средствам мщения или устрашения: они производили, например, пожары; иногда принимали под свое покровительство преступников, которые потом становились членами секты. В Алеппо своевольства ассасинов в одно время дошли до того, что они хватали на улица к женщин и детей и уводили к себе...
Династия Хасана-Бен-Саббаха имела восемь государей, и владычество ее продолжалось почти два столетия. Может быть покажется странным, как могло господствовать два века такое учение, слишком бесцветное для Востока? На это найдется в ответ многое; во-первых, время для ассасинов очень было благоприятное: всюду раздор, частая перемена династий, и наконец ислам колеблется множеством сект, между тем, как глава его, халиф, утратил власть. Это оправдание по части истории, но есть оправдание более сильное по части... патологии пожалуй: разве мы не видим беспрестанно, что системою принуждения и устрашения держатся самые беззаконные и нелепые уставы? Предание, воспитание, привычка, общий пример и отсутствие критики делают человека рабом самых пошлых фокусов...
Пробил роковой час и для ассассинов: явились монголы. «Они двинулись, говорит в стихах один восточный историк, и потемнело лицо земли; от пыли всадников помрачилось небо». Раздор и измена, поселившиеся между ассасинами, облегчили покорение их, без чего, по сознанию даже монгольских панегиристов, не скоро бы сладили и монголы с этими фанатиками. Доказательства были не раз представлены в стычках обеих сторон. - Расчеты монголов на большую добычу не осуществились: богатств в ассасинских замках нашлось не много, гораздо менее, нежели обещала молва.Монголы по своему обыкновению начали лестью, а кончили всеобщим избиением. Сирийские ассасины пали несколько позже, под ударами египетских мамелюков.
В настоящее время слабые остатки ассасинов живут на местах прежнего их владычества, в Ираке и Сирии. В Персии они известны под именем Хусейни и управляются особенным имамом, живущим в одной деревушке Кумской области, которой главный город Кум составляет шиитское святилище. Несколько ассасинов уцелело и в Индии, и такова еще сила фанатизма у них, что из Индии они приходят, на поклонение своему имаму, в Персию. Развалины Аламута до ныне свидетельствуют о прежнем величии исмаилитов, округ которых и теперь составляет опасное место для прогулов. Учение исмаилитов перешло в нелепую смесь христианства, исмаилизма и мистической теология, нисколько не интересную.
В Сирии ассасины, сохранившие имя исмаилитов, окружены общим омерзением и враждою другой сильной секты, ансариев. Живут они в полуразрушенных деревнях около прежней столицы их Масията; в Лаодикейском округе в мое время считалось их до девяти с половиною тысяч. Вдобавок такая малая община еще делится на секты. У них есть свой шейх. - Учение их выродилось в бессвязную нелепицу: мусульмане говорили мне, что у нынешних исмаилитов в известные праздники бывают сборища с общением жен.
В проезд по берегам Средиземного моря я видел покинутые замки, в которых некогда гнездились страшные ассасин.
Так вот чем кончилась одна из восточных реформ. Отличные средства, употребляемые в дело в начале, привели, при недостатке знания, к самому жалкому концу: скептицизм разрешился в отречение от всякой нравственности; атеизм и греческая философия сочетались с самым страшным деспотизмом. Нет божества, нет пророка, нет и поучения, утверждает исмаилизм, а между тем шейх ассасинов заключает в себе все это. Такие противоречие можно осуществить только на Востоке».
«Восточные реформаторы» Современник, № 10. 1857 г.