из дневника
23.02.1998
Исполнилась моя заветная мечта: сегодня я встретился с Натальей Леонидовной Трауберг.
Я волновался как перед свиданием, и в общем элемент влюблённости тут присутствует; она ведь воплощение самого милого мне круга рая, наверное, таких встреч нужно бояться... Ахматова ходила и носила с собой своё величие, Н.Л. движется скорее как эльдилы, относительно неба, особенно странно это выглядит в московском метрополитене. Она взяла на себя ответственность за Льюиса, тут и корректность переводчика, и джентельменство, и христианство, и она будет соглашаться всюду о нём рассказывать, сколько хватит сил. “Хорошо, давайте поговорим, только вылезем сначала на улицу, здесь душно, и я плохо слышу”.
"Льюиса читают слишком много, а толку мало. Его прочли и успокоились, все его приняли, и все от него в восторге. Также прочли и успокоились Евангелие. Поэтому не нужно делиться восторгами по поводу Льюиса, лучше устроить спор, ссору, ведь сократические споры - это его стихия. Вот напечатали статью Мертона, так в церкви чуть не подрались из-за неё. В проповеди должен быть σκανδαλον, крючок-скандал, нормальная реакция на проповедь это либо "Господи, я же всю жизнь жил не так!", либо "Да он же сумасшедший!"
...
"Конечно, детство удивительный период, семья это рай, вернее она должна быть раем, но все дети у нас слишком советские, в том отношении, что они делят на хороших и плохих, вот этот враг, он злой, и я его не прощу. Мне семьдесят лет, у меня пятьсот внуков - я вижу это. Они читают нарнии и говорят: Эдмунд плохой, - да посмотрите на себя! У Льюиса нет плохих людей, злые у него не люди, колдунья не человек... Нарния для тех, кто сам её нашёл, а они пусть лучше придут в церковь в 94 года, чем привыкнут в церкви раскладывать по полочкам хороших и плохих".
"То, что сделали из Толкина, из Льюиса сделать сложно, но можно".
Исполнилась моя заветная мечта: сегодня я встретился с Натальей Леонидовной Трауберг.
Я волновался как перед свиданием, и в общем элемент влюблённости тут присутствует; она ведь воплощение самого милого мне круга рая, наверное, таких встреч нужно бояться... Ахматова ходила и носила с собой своё величие, Н.Л. движется скорее как эльдилы, относительно неба, особенно странно это выглядит в московском метрополитене. Она взяла на себя ответственность за Льюиса, тут и корректность переводчика, и джентельменство, и христианство, и она будет соглашаться всюду о нём рассказывать, сколько хватит сил. “Хорошо, давайте поговорим, только вылезем сначала на улицу, здесь душно, и я плохо слышу”.
"Льюиса читают слишком много, а толку мало. Его прочли и успокоились, все его приняли, и все от него в восторге. Также прочли и успокоились Евангелие. Поэтому не нужно делиться восторгами по поводу Льюиса, лучше устроить спор, ссору, ведь сократические споры - это его стихия. Вот напечатали статью Мертона, так в церкви чуть не подрались из-за неё. В проповеди должен быть σκανδαλον, крючок-скандал, нормальная реакция на проповедь это либо "Господи, я же всю жизнь жил не так!", либо "Да он же сумасшедший!"
...
"Конечно, детство удивительный период, семья это рай, вернее она должна быть раем, но все дети у нас слишком советские, в том отношении, что они делят на хороших и плохих, вот этот враг, он злой, и я его не прощу. Мне семьдесят лет, у меня пятьсот внуков - я вижу это. Они читают нарнии и говорят: Эдмунд плохой, - да посмотрите на себя! У Льюиса нет плохих людей, злые у него не люди, колдунья не человек... Нарния для тех, кто сам её нашёл, а они пусть лучше придут в церковь в 94 года, чем привыкнут в церкви раскладывать по полочкам хороших и плохих".
"То, что сделали из Толкина, из Льюиса сделать сложно, но можно".