Самокритичный снобизм
С огромным удовольствием прочитал "первое интервью Бродского" (обожаю такое!), и понял, среди прочего, что меня совсем не коробят те оценки, которые он раздает современникам. Этот у него просто плохой поэт, а тот еще и бесталанный... И что? Бродский: ему можно. И не только потому, что он Бродский, а потому, что он так ставит себя, так отвечает, что понятно: это не сведение личных счетов (ничего личного нет в этих оценках), это не вкусовщина, и не попытка выстроить какую-то иерархию даже. Ему хочется, чтобы в мире было как можно больше хороших поэтов и хорошей поэзии; он вовсе не виноват в том, что их мало, но уж как есть, так есть... И его оценки фиксируют это "как есть", не делая различий для друзей и недругов - ахматовские сироты разобраны в том же ключе, что и официозные поэты. В лекциях Бродского, в его заметках и статьях, в текстах о нем (в замечательной книжке Янгфельдта, например) мы видим, что с той же строгой меркой он подходит к себе самому, к своему творчеству. Да-да, наверное, в жесточайшей самокритичности и кроется разгадка того, почему эти порой бесжалостные оценки не кажутся вовсе проявлением какого-то снобизма - да потому что их автор верит в наличие объективной шкалы от плохого к хорошему и сам себя умеет упорядочивать и находить на этой шкале. И говорит об этом.
А может и снобизм - но такой снобизм мне мил. Это великолепный снобизм, аристократичный. Такому умению давать точные оценки - завидуешь. Ни агрессии, ни упрека - объективность констатации. Не может не вспомниться Набоков: сколько таких "третьесортный писатель" и "незначительный поэт" разбросано по страницам "Лекций по русской литературе", "Лекций по зарубежной литературе", и, конечно же, "Комментария" - и каждый раз за этими словами полная уверенность в своей правоте, великолепная и сильная, основанная на глубочайшем понимании вопроса, на своем опыте, на своих успехах и неудачах. Ты представляешь себе этого пожилого человека в кресле, который умеет творческий портрет автора дать несколькими казалось бы небрежными словами, которые с губ-то сходят нехотя - и ни на секунду не должен забывать, что такая небрежность дается десятилетиями упорнейшей работы, прежде всего - работы над собой.
Вспомнить о Набокове, читая неизвестное интервью Бродского, совсем несложно - это очевидное сравнение, оно лежит совсем уж на поверхности. Тоже очевидная, но, может, чуть более сложная ассоциация - Чуковский. Нет, никакого снобизма; но невероятная самокритичность при невероятной же трудоспособности - два качества, о которых больше всего говорится в воспоминаниях современников. "Черта, необходимая критику" - пишет Евгений Шварц.
Зарубка (почти безотносительно): даже самая жесткая критика может выглядеть достойной, уместной и даже аристократичной, если она основана на огромном труде, на беспощадности к себе самому, и на единстве применяемых критериев, когда критик твердо знает свое место на той шкале, по которой он расставляет других.
А может и снобизм - но такой снобизм мне мил. Это великолепный снобизм, аристократичный. Такому умению давать точные оценки - завидуешь. Ни агрессии, ни упрека - объективность констатации. Не может не вспомниться Набоков: сколько таких "третьесортный писатель" и "незначительный поэт" разбросано по страницам "Лекций по русской литературе", "Лекций по зарубежной литературе", и, конечно же, "Комментария" - и каждый раз за этими словами полная уверенность в своей правоте, великолепная и сильная, основанная на глубочайшем понимании вопроса, на своем опыте, на своих успехах и неудачах. Ты представляешь себе этого пожилого человека в кресле, который умеет творческий портрет автора дать несколькими казалось бы небрежными словами, которые с губ-то сходят нехотя - и ни на секунду не должен забывать, что такая небрежность дается десятилетиями упорнейшей работы, прежде всего - работы над собой.
Вспомнить о Набокове, читая неизвестное интервью Бродского, совсем несложно - это очевидное сравнение, оно лежит совсем уж на поверхности. Тоже очевидная, но, может, чуть более сложная ассоциация - Чуковский. Нет, никакого снобизма; но невероятная самокритичность при невероятной же трудоспособности - два качества, о которых больше всего говорится в воспоминаниях современников. "Черта, необходимая критику" - пишет Евгений Шварц.
Зарубка (почти безотносительно): даже самая жесткая критика может выглядеть достойной, уместной и даже аристократичной, если она основана на огромном труде, на беспощадности к себе самому, и на единстве применяемых критериев, когда критик твердо знает свое место на той шкале, по которой он расставляет других.