Кастеллуччи - черный Принц экспериментального театра
Интервью с Ромео Кастеллуччи.
Издание ЕксБерлин. 12 марта 2013
Ромео Кастеллуччи, итальянский черный Принц экспериментального театра, приехал в Берлин на проводимый театром «Шаубюне» Международный фестиваль Новой драмы [Festival of International New Drama - F.I.N.D.]. После проектов «Общества Рафаэля Санти», принесших автору мировую известность - спектаклей, ориентированных на созерцание, «Ад», «Чистилище», «Рай» по мотивам «Божественной комедией» Данте, и постановки «О концепции лика Сына Божьего», в которой на белой сцене были выставлены «экскременты земли», Ромео Кастелуччи создает в Берлине очень личную версию «Гипериона».
Эпистолярный роман немецкого поэта-романтика Фридриха Гельдерлина стал поводом сотрудничества режиссера с немецкой труппой. Вместо одного главного героя Кастеллучи показал целую серию женских фигур (нескольких играет Анжела Винклер, гранд-дама берлинской сцены), переносящих рефлексию Гельдерлина на темы современного медиа-перенасыщенного общества - представление и революцию.
- Что привлекло вас в тексте Гельдерлина?
- Меня никогда не интересовала поэзия в театре, потому что я всегда считал этот материал не для сцены. И теперь благодаря взрывающему понятия поэту я оказался обезоружен. Глубокий ум Гипериона ускользает от меня, свидетельствуя, что не он главное. В этой книге я нашел рационально сформулированные основы до-эстетики, служащей скелетом политического радикализма.
- Вы заменили оригинальный подзаголовок романа «Отшельник в Греции» на «Письма террориста». Чем объяснить новый акцент?
- Термин «Терроризм», используемый в названии, не отсылает к исторической практике религиозных или политических экстремистских группировок - однако таково видение трагической потери истины у тех, кто на практике смешивает или, по крайней мере, путает жизнь с искусством, и борьбу с автократией реальности. Свой боевой клич я обращаю к живым. «Гиперион» показывает всеобъемлющую борьбу жизни, через образы, которые вызывают массу вопросов, но при этом их трудно забыть или проигнорировать. Использование писем этого эпистолярного романа как инструмент террориста, выглядит радикально, социально неприемлемо: подобно использованию природной красоты в качестве потенциального оружия бомбардировки реальности. Как сказал Дэвид Фостер Уоллес, «спрятанная у всех на виду угроза прекрасной формы в том, что вносит в мир беспорядок. И для тех, кто просто живет и не боится смерти, и для тех, кого по-настоящему испытала жизнь».
- И вы тоже так думаете?
- Главные герои Гельдерлина, как пророки, транслируют концепцию жизни, охватывающей все («aorgica» - всеобъемлющей), нарушающей метафизический порядок логического мышления. Жизнь повсюду, и это страшно. Живых пугают все, принимающие мир таковым, каков он есть. Гиперион кожей чувствует каждый живой момент жизни. Он все замечает, хочет этого, и в этом процессе растворяется.
- Отчего вы перенесли время действия романа с конца 18-го века в начало 21-го?
- Учитывая сложность эпохи, текст открывал для меня новый путь для отступления, столь современный при своей антикварности, с его способностью преодолеть стереотипы, собранные в культуре джанк (мусора), доктрины анти-эстетизма, превращающей трэш, иронию и сентиментальность в непрекращающиеся стенания, невыносимые и бесполезные. «Гиперион» - текст с разрывом в общении, ровно, как и сегодня коммуникации просто отсутствуют. В авторском тексте нет утверждений или посланий, и это само по себе отличная новость. «Гиперион» - представление, как таковое. Вещь в себе, не обещание и не метафора. Как само течение времени.
- Считаете ли вы, что из-за перенасыщения нашего мира культурой джанка и трэша, мы не имеем возможности посмотреть на нее со стороны?
- Я думаю, что трэш, всему предпочитающий количественные показатели,- раскрывает сегодня возможности для осмысления и понимания политики. Так же, как древние святые посещали пустыню, художник теперь может укрыться в глубинах белого шума - особом типе молчания - общения. Мы сможем преодолеть и горе, и надежду, этих сестёр отчаяния. Культура трэша, в которую мы погружены 24 часов в сутки, может стать началом нового исхода в пустыню. Словом, давайте поблагодарим трэш за то, что пресыщение им не позволяет нам увидеть его со стороны, сначала нам стоит разглядеть то, что находится под самым нашим носом.
- Все настоящие революции обречены на крах?
- Революцию, которую предложил Гиперион, - молекулярна, невидима и индивидуальна. И это транс-историческое, случившееся за пределами хронологического времяисчисления. Как вечное начало. В этом смысле, она и непобедима, потому что сражается не там, где мы привыкли, а совсем в другом месте. Если быть точным, она должна случаться в другом месте. По этой причине в спектакле и нет отсылок на факты исторических переворотов, потому что перед нами радикальная критика действительности, обращенная к самой ее сути.
- Ваш стиль иногда называют «театром картин». Что это для вас значит?
- Ничего. Это определение неправильное и поверхностное. Действительно, я работаю с картинами, но картина лишь один из элементов. Я фокусирую внимание на том, что не может быть увиденным, как, например , временные каналы, возникающие между наблюдателем и спектаклем. Это время, в котором формируется шоу, где я создаю его, как медиум, как скульптор обрабатывает камень или художник использует цвет.
- Глядя сегодня на ваш творческий путь, что вы думаете о своих поисках в 1990-х?
- Изменилось мое видение. Думаю, я исполнил свой долг. У меня никогда не было покоя. Создавал театр на линии фронта критики и получал суровые удары. Но я все еще верю, что театр есть искусство от бога и он пока не выполнил свои обязательства. Мы обязаны поднимать планку и быть смелее.
«ЭКС БЕРЛИН»
Выходит с 2002 года.
17-18 марта 2013 года
Берлинский театр «Шаубюне»