«Не знаю, как в других странах, но в Германии только дворянину доступно некое всестороннее, я сказал бы, всецело личное развитие. Бюргер может приобрести заслуги и в лучшем случае образовать свой ум; но личность свою он утрачивает, как бы он ни исхищрялся…
Если дворянин в обыденной жизни не знает себе преград, если из него можно сделать государя или фигуру государеподобную, то он повсюду со спокойной уверенностью может предстать перед теми, кто равен ему, он может повсюду выдвигаться вперёд, меж тем как бюргеру более всего приличествует ясное и молчаливое сознание поставленных ему пределов. Он не смеет спрашивать: «Кто ты есть?» - только: «Что у тебя есть?Какие знания, какие способности, велико ли твоё состояние?» Дворянин лично, своей персоной являет всё, бюргер же своей личностью не являет и не должен являть ничего. Первый может и должен чем-то казаться, второй должен только быть, а то, чем он хочет казаться, получается смешным и пошлым. Первый должен вершить и действовать, второй - выполнять и производить; дабы стать на что-то годным, он должен развивать в самом себе отдельные способности, и уже заранее предрешено, что в самом его существе нет и не может быть гармонии, ибо, желая стать годным на что-то одно, он вынужден пожертвовать всем остальным.
Виной в этом разделении не гордыня дворян и не покорство бюргеров, а единственно лишь общественный строй…» (И.В. фон Гёте «Годы учений Вильгельма Мейстера»)
Как сказал Лукач («К истории реализма»), «критика буржуазии не является здесь только критикой ее специфически немецкой мелочности, но в то же время и критикой капиталистического разделения труда, чрезмерной специализации, уничтожения целостности человеческой личности. Мещанин, говорит Вильгельм Мейстер, не может быть общественной личностью… Гуманистическая критика общества направлена не только против капиталистического разделения труда, но и против сужающей, уродующей человеческую сущность сословной ограниченности. Покидая графский замок, Вильгельм Мейстер говорит о дворянстве: «Кому унаследованные богатства доставили совершенно беззаботное существование... тот большей частью привыкает видеть в этих благах самое главное и самое великое в жизни; достоинства человека, богато, одаренного природой, не так ему заметны. Отношения знатных к людям более низкого происхождения и друг к другу измеряются внешними преимуществами; позволяют они каждому красоваться своим титулом, положением, одеждой и обстановкой, но только не своими заслугами».
Вот так-то. Великий консерватор, потому и великий, что несмотря на свою субъективную консервативную позицию (а, может быть, и благодаря ей), способен подняться над абстрактным противоречием двух сторон (здесь - над противоречием феодальной аристократии и буржуа), и осознать мир в его тотальности, целиком. То есть - истинно.
Именно поэтому «Вильгельм Мейстер» - это такая же нестареющая классика и такая же вершина человеческого духа, как и «Феноменология Духа» Гегеля. К примеру, приведённый отрывок про диалектику аристократа и буржуа есть литературный близнец гегелевской диалектики Господина и Раба. То, что Гегель выразил в понятии, Гёте воплотил в образе.
Потому, чтобы понять Маркса, надо читать не только Гегеля, но и Гёте, вообще - усвоить себе всю мировую классическую культуру.