К вопросу о либерализме и демократии - 1
Выход сериала "Предатели" я приветствовал. Правда, после мощнейшей артподготовки первых двух серий третья серия мне показалась скомканной и невразумительной. В итоге я склонен считать, что формально политическое завещание Навального его соратники исполнили, но фактически выстрелы оказались холостыми, став лишь памятным салютом над могилой героя.
В чём вообще был (и остаётся) смысл обращения к теме 90-х? И почему эта тема так всех взбудоражила?
Взбудоражила, потому что для современной политической истории России эта тема ключевая, и ни один всерьёз претендующий на политическое участие деятель у нас мимо неё не пройдёт. И политический смысл обращения к 90-м Навального, не сомневаюсь, был именно в этом: вывести ФБК на широкую политическую сцену - сделать его действительной политической силой. Не получилось. Похоже, соратники не были готовы его услышать. "Провести по итогам фильма дискуссию о 90-х" не напоминает выход на широкую политическую сцену. Итогом должно было стать другое - то, что всегда выгодно отличало Навального с ФБК от других внесистемных "политиков" - готовность налаживать связи на местах, работа в массах. Да, я в курсе, что ФБК объявили "экстремистами" и в настоящее время сеть штабов разгромлена. Но, наверное, можно поискать и другие пути. Расклейка стикеров, мемы, по которым сторонники в России могли бы узнать друг друга в толпе (когда-то таким стала "уточка")... Вместо этого было "триумфальное шествие" с канала на канал - с общей аудиторией, которую против Путина агитировать не нужно.
То, что скомканной оказалась именно та серия, которая "Путин - это 90-е!", говорит, что авторы фильма уже в процессе его создания настраивали себя на такое продолжение. Потому что важно было показать, не то, что народ обманули в 90-е, - это он и так знает, - а то, что его продолжают обманывать. Не то, что Путин из 90-х, - это тоже всем хорошо известно, да и откуда ещё он может быть, - а то, что, осуждая 90-е на словах, путинская клика продолжает держать народ за лохов и использовать в своих интересах. Другими словами, нужно было развеять миф о проникшем в ряды либералов Штирлице, которому народ продолжает верить, а не оправдываться, что мы были маленькие и эти неправильные либералы нас предали, а теперь мы выросли и будем другими либералами. Можно было ограничить себя в чём-то другом, но эту серию следовало заточить как самурайский меч и рубить им в полную силу. Именно тут нужно было обеспечить максимум конкретики и наглядности. Тогда фильм был бы адресован массам.
Впрочем, упрекая создателей фильма, что они чего-то не сделали, я несправедлив: и то, что они сделали, имело смысл, а большего от людей их социального круга ждать не приходится. Конечно, случается, люди меняют свой социальный круг, но лишь тогда, когда 1) для них очевидны преимущества присоединения к другому кругу и 2) этот другой круг должен сам прежде осознать себя и быть готов принимать к себе других. В общем, не наш случай. Крот истории роет хорошо, но роет медленно. И не звался бы он кротом, если бы его работа была очевидна каждому. Так что салют - само по себе тоже было круто, и я ещё вернусь к этому фильму, чтобы сказать, в чём его по-настоящему важное политическое значение.
Все политологи и социологи, говорящие о России 90-х, одинаково склонны забывать о главном политическом акторе тех лет, неудивительно, что авторы фильма тоже о нём промолчали. То есть там, конечно, говорится, что Ельцин пришёл к власти на волне борьбы с номенклатурными привилегиями, но откуда шла эта волна, в чьих интересах велась борьба, и почему член ЦК - человек с самой что ни на есть номенклатурной вершины - Ельцин решился возглавить эту борьбу, на какие силы он мог рассчитывать - это осталось за кадром. Как явный курьёз, в кадре прозвучало высказывание какого-то работяги о том, что Ельцин - "настоящий коммунист". И хотя оно уже и тогда для многих звучало как курьёз, намёк, чтобы начать думать в правильном направлении, оно в себе несло. Почему Ельцин - "настоящий коммунист"? Потому что с народом. Потому что говорил именно то, что люди хотели слышать. И я вовсе не склонен усматривать в этом случайность. Думаю, опытный партократ Ельцин тонко чувствовал момент: что и когда ему говорить.
Думаю, что он вполне сознательно поставил на поддержку народа, который всегда был и остаётся главным актором, даже когда безмолвствует. В отличие от того же Горбачёва, который сразу пошёл по партийной линии, он делал карьеру в строительстве, начав с мастера, и в партию вступил не раньше, чем его беспартийность стала препятствием для дальнейшего карьерного роста. На партийную работу он перешёл уже состоявшимся специалистом и, по-видимому, имел несколько лучшее понимание "простого народа", чем большинство окружавших его партийцев, а ещё больше - думал, что его имеет. И в перестройку это самомнение толкнуло его проявить свои политические амбиции, внеся раскол в "блок коммунистов и беспартийных".
Конечно, решиться было нелегко и Ельцину. И даже решившись, он тут же испугался и включил заднюю, только было уже поздно. Весной 1985 года по рекомендации главы Секретариата ЦК Егора Лигачёва его, как ценного перестроечного кадра, перевели из Свердловска в Москву на должность секретаря ЦК по строительству. Два с половиной года всё шло своим чередом, и икра лезла в горло нормально, но на октябрьском 1987 года пленуме ЦК Ельцин - к тому времени уже кандидат в члены Политбюро и первый секретарь московского горкома КПСС - неожиданно выступил с критикой Лигачёва, заявил о слишком медленном темпе перестройки, предупредил партию о возможном культе личности Горбачёва и, наконец, попросил пленум освободить его от обязанностей кандидата в члены Политбюро и первого секретаря московского горкома (однако, просить вывести себя из ЦК поскромничал). Вот после этого выступления Борис Ельцин и стал лидером "демократов" (или "левых") - в противоположность "консерваторам" (или "правым"), лидером которых оказался Егор Лигачёв. Сегодня это может показаться странным, но в те годы "левыми" в СССР называли себя сторонники рынка (а стало быть капитализма), а "правыми" они клеймили адептов плановой экономики (социализма).
Так вот, тогда, на октябрьском 1987 года пленуме ЦК КПСС, через три часа после своего скандального выступления (всё это время продолжалось его обсуждение) Ельцин снова взял слово и публично раскаялся в том, что "подвёл Центральный комитет и Московскую городскую организацию". Он заявил, что его выступление - "ошибка". А ещё через две недели направил Горбачёву письмо с просьбой оставить его в должности первого секретаря Московского горкома. Горбачёв был бы рад вернуть вообще всё, как было, он и на пленуме заступался за Ельцина, и специально для него создал должности в Совете министров и Госстрое, чтобы только оставить его в высшем руководстве (думаю, не по доброте, а для поддержания баланса власти), но нельзя провернуть фарш обратно. "Процесс пошёл". Следующий, ноябрьский пленум ЦК освободил Ельцина от должности первого секретаря МГК, и... внутренний раскол перестроечников "пошёл в народ". "Борис, борись!" Своим выступлением (а ещё больше увольнением) Ельцин дал сигнал к началу массовой политической активности, какой в России не было с 1917 года. С одной стороны - народный герой Ельцин, с другой - "Борис, ты не прав!", а в их тени - "сто цветов": демократов, социалистов, националистов, анархистов и... кого там только не взросло! Народ для разврата собрался оказался вполне готов к демократии, нужен был лишь по-настоящему значимый для него вопрос. Таким вопросом стало изменение в стране системы власти.
Прежде всего стали появляться неформальные политические объединения - политклубы, в которых вели бесконечные дискуссии критически настроенные граждане, желавшие радикализации перестройки. По мере того, как политклубы становились смелее в постановке вопросов и брали на себя не только просветительские, но и правозащитные функции, они приобретали всё больший авторитет. Первые политклубы создавала молодежь из гуманитарной и технической интеллигенции, а также студенчество, с ними поддерживали связь наиболее подготовленные рабочие. Вскоре начали функционировать самостоятельные рабочие политклубы - заводские и межзаводские. Их к середине 1988 года по стране насчитывалось уже несколько десятков [здесь я сошлюсь на монографию: Кацва А.М. Социально-трудовые конфликты в современной России. Истоки, проблемы и особенности. М., 2002, с. 34, которая, в свою очередь, в этом вопросе ссылается на: Ильин В.И. Шахтёры Воркуты и Кремль: к истории отношений. - В кн.: Трудовые отношения и коллективные действия в современной России. М., 1999]. Как форма выражения общественного мнения, недовольства или протеста, тогда же, с 1988 года, получили распространение массовые митинги. Поначалу они носили стихийный, несанкционированный характер, вызывая тревогу властей: по Конституции СССР, на которую ссылались собравшиеся, граждане имели право на собрания, митинги, уличные шествия и демонстрации, зато у представителей власти никаких прав запрещать и разгонять митинги не было, а брать на себя ответственность и принимать решение лично не хотелось. Поэтому 28 июля 1988 года был срочно принят указ "О порядке организации и проведения собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций". Теперь власть получила возможность влиять на процесс, впрочем весьма отностительно.
Февральский 1988 года пленум ЦК КПСС принял отставку Ельцина с поста кандидата в члены Политбюро, оставив его при этом членом ЦК. Как он и хотел. А в марте он был избран народным депутатом СССР по национально-территориальному округу № 1 (город Москва), получив 91,53 % голосов москвичей при явке почти 90 %. Как видим, изначальный план Ельцина, которого он сам испугался, едва приступив к его реализации, вполне сработал. Народ оценил его жертву. Так что уже летом того же года на XIX Всесоюзной партконференции, куда он был избран делегатом от карельской (!) парторганизации, он снова предлагал вывести Лигачёва из Политбюро, критиковал привилегии высшей партийной номенклатуры, утверждал, что в "застое" нельзя обвинять одного Брежнева, а виновато всё Политбюро "как коллективный орган", а в заключение попросил отменить решение октябрьского пленума, признавшего ошибочным его выступление на нём. О том, что прежде этого решения он сам признал своё выступление ошибочным, он забыл.
Его смелость росла вместе с ростом радикальных настроений снизу, и карьерные успехи тоже. А радикальные настроения росли по мере включения в перестроечное движение рабочих. Не стремясь преуменьшить значение митингов "широкой общественности", всё же трудно не признать, что их давление на общество несопоставимо с тем, какое имеют рабочие забастовки. За первые пять месяцев 1989 года в разных отраслях и регионах СССР прошло 54 забастовки. В шахтёрских регионах с января по март прошло 11 забастовок. С 4 по 8 апреля в городе Талнах (сейчас это район Норильска, а тогда был город-спутник) прошла первая массовая забастовка, остановившая работу сразу четырёх рудников. В ней приняли участие 10 000 шахтёров, из них 1 000 пошла на подземную забастовку. Но всё это были только цветочки по сравнению с тем, что началось летом в Кузбассе. Там за неделю с 10 по 17 июля забастовка охватила 35 % рабочих региона: бастовали 225 340 рабочих (181 000 - шахтёры) 209 предприятий. 17 июля шахтёров Кузбасса поддержали горняки шахты "Хальмер-Ю" (70 км от Воркуты), а 5 августа забастовали все 13 шахт Воркуты.
Очевидцы вспоминают, что вначале какое-то время забастовщики старались не лезть в политику. Правильно было сказать, что они ещё не поняли, что уже в неё залезли. В СССР всякое проявление рабочей инициативы, а уж тем более открытое проявление рабочими недовольства, было политически значимым. И действительно, очень скоро - всего за каких-то полгода - отношение шахтёров к политике радикально изменилось. Шахтёрские забастовки лета 1989 года были откровенно политическими. Экономические требования хоть численно и преобладали в списках шахтёрских требований, из верхней части списка вытеснялись требованиями политическими. Причём сами эти экономические требования, направляемые напрямую в органы верховной государственной власти, следует понимать уже не как экономические, а как относящиеся к сфере экономической политики.
Общее число участников стачек за тот год составило 455 тысяч человек, всего забастовки охватили 671 предприятие отрасли, в том числе 388 шахт и угольных разрезов. Помимо российских шахтёров бастовали шахтёры Донбасса и Караганды, которые нас по понятным причинам теперь не интересуют. Все забастовки проходили по единой схеме: рабочие собирались на центральной площади, организовывали митинг, выбирали забастовочный комитет, выдвигали требования властям. Широко известен факт, что забасткомы того периода повсеместно брали на себя функции органов власти: запрещали продажу алкоголя, создавали рабочие дружины, которые контролировали общественный порядок, но мало кто при этом вспоминает, что стихийное создание рабочими собственных органов власти Ленин (а навряд ли есть больший эксперт в этом вопросе) считал первым этапом пролетарской революции (см. его "Тезисы и доклад о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата" для 1-го конгресса Коминтерна). Об этом стоит напомнить, хотя, конечно, дальше первого этапа в тот раз дело и не двинулось.
Конечно, самый революционный класс - он и в "контрреволюции" самый революционный, и всё же понять такое молниеносное развитие рабочего движения с нуля до всеобщей забастовки, до создания собственных органов власти невозможно, если абстрагироваться от того, что это происходило не где-нибудь, а в СССР, где каждый, хотел он того или нет, с детства был приобщён к романтике революции, самоорганизованного массового действия. Участники движения нередко сравнивают происходившее с ними с кадрами из известных советских кинофильмов. Второй немаловажный момент, назовём его "фактор Ельцина", зключается в том, что рабочие получали авторитетную моральную поддержку с самого верха общественной пирамиды. Ельцин, о котором слышала вся страна, слал забастовщикам телеграммы, встречался с ними по собственной инициативе. Он стал как бы связующим звеном между разными рабочими коллективами, объединяющим их лидером, что обеспечило ему ведущее место в Межрегиональной депутатской группе, созданной 7 июня на первом Съезде народных депутатов СССР и ставшей первой легальной оппозицией. Её руководители, кроме Ельцина, были "громкими именами" для интеллигенции, и то большей частью столичной, рабочие признавали своим лидером только Ельцина. Такая ситуация сформировалась постепенно, и нельзя сказать, чтобы сама собой, - Ельцин и "демократы" прилагали к этому усилия, - но и сказать здесь, что они обманули рабочих, было бы тривиализацией, - рабочие сами себя обманули, и, как ни цинично это прозвучит, чтобы двинуть историю вперёд, такой финт ушами им был объективно необходим.
В 1990 году шахтёры провели всего одну односуточную всеобщую забастовку 11 июля - своеобразную "забастовку памяти", посвящённую годовщине прошлогодней забастовки, - но зато сразу два Съезда шахтёров - в июне и в октябре, оба прошли в Донецке. Обратим внимание: не "съезда профсоюза шахтёров"! На втором шахтёрском съезде, впрочем, было решено создать свой профсоюз, и доныне существующий (не хотел употреблять устойчивое выражение "влачащий жалкое существование", но, увы, это так) Независимый профсоюз горняков России ведёт свою историю от того решения. Но сам по себе Съезд шахтёров был политической организацией, и сами шахтёры воспринимали себя политической силой из-за принадлежности шахтёрскому "сословию" как таковому. Заметим этот момент цехового самосознания как иллюстрацию созданной в СССР мещанской утопии, о которой ещё будет сказано.
Тем временем Ельцин окончательно определился с тем, как он будет строить свою дальнейшую карьеру во власти: потеряв интерес к делам Союза, он сосредоточился на России. 4 марта 1990 года он был избран народным депутатом РСФСР от родного Свердловска. А через 8 дней начал свою работу уже III Съезд народных депутатов СССР. Многие помнят, что на этом съезде ввели пост Президента СССР и избрали на него Горбачёва, но забывают упомянуть, что на этом же съезде Председателем Верховного совета СССР избрали Ельцина. Однако, лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. 29 мая Ельцина избрали председателем Верховного совета РСФСР, и от аналогичного союзного поста он отказался, и это понятно: в России поста президента ещё не было, а значит... 12 июня Съезд народных депутатов РСФСР принимает Декларацию о государственном суверенитете РСФСР.
На III Съезде народных депутатов СССР произошло ещё одно событие, в отличие от первых двух, по-настоящему значимое для всемирной истории: из 6-й статьи Конституции СССР убрали упоминание о КПСС как "руководящей и направляющей силе советского общества". Сказать, что СССР перестал быть "однопартийным государством", значит не до конца понимать значение этого события: по сути СССР просто перестал быть. И хотя красный флаг с серпом и молотом развевался над Кремлём до 25 декабря 1991 года, государства - наследника Великого Октября, уже не существовало. Потому что партия олицетворяла в глазах граждан СССР тот самый Великий Октябрь, благодаря которому их государство стало возможным, и таким образом была важной деталью в его механизме. Поэтому глуп и смешон современный карго-культ СССР. Глупы и смешны сожаления о его развале, звучащие из уст антикоммунистов-имперцев. Каждое слово в расшифровке четырёхбуквенной аббревиатуры его названия было на своём месте, и союзом "суверенных" или каких-то других, кроме "советских социалистических", республик, он не мог стать в принципе. Слова давно утратили смысл, "всё прогнило насквозь", и в построение коммунизма никто не верил, но тем менее возможно было что-то изменить в ветхих декорациях без обрушения всей конструкции.
Впервые требования отмены 6-й статьи зазвучали весной 1989 года в ходе предвыборной кампании кандидатов в депутаты на I Съезд народных депутатов СССР (состоялся 25 мая - 9 июня 1989 года). На съезде его заявили несколько депутатов, но главным глашатаем его стал престарелый академик Сахаров, большой поклонник теории конвергенции. Конечно, требование привлекало к себе внимание своим радикализмом, но особой поддержки не вызывало. Что касается Ельцина, то он на предвыборном собрании в 1989 году заявил: "Мы еще не созрели для многопартийности. Нам бы одну партию прокормить" (последняя фраза явно была подслушана у рабочих). И уже после съезда, в сентябре, состоя вместе с Сахаровым в одной депутатской фракции и деля с ним руководство, он ещё заявлял: "У нас пока условия не созрели для создания второй партии... Может быть через год-полтора общество сформулирует свое мнение, нужна нам многопартийная система или нет, потому что многопартийность вовсе не является панацеей от всех бед" ["Собеседник", 1989, №38, с. 3; сам я эти цитаты взял отсюда]. Ельцин точно не пытался бежать впереди паровоза. Но 1 ноября требование "отменить статью в Конституции СССР о руководящей и направляющей роли партии" появилось в "Требованиях городского стачечного комитета г. Воркуты", переданных Съезду Верховного совета СССР (копия: Политбюро ЦК КПСС). Вот тогда все забегали. Требование шло в списке третьим, первым было: "Действительно передать власть Советам, землю крестьянам, фабрики рабочим" [цит. по: Кацва А.М., с. 151]. Тогда это было общее требование всех забастовщиков Советского союза, напоминавшее требования Кронштадтского восстания 1921 года, но требованием отмены 6-й статьи оно сопровождалось сравнительно редко - шахтёры Воркуты были едва ли не первыми. Однако, куда ветер дует, стало очевидно. Поэтому в декабре на II Съезде народных депутатов СССР Ельцин и вся МДГ (Сахарова только что не стало) уже добивались включения в повестку вопроса об отмене 6-й статьи и сделали это основной темой съезда. Радикальное меньшинство - они не могли добиться своего от съезда, однако парламентскую трибуну они использовали грамотно. Никто не помнит вопросов повестки, зато вопрос, которого в ней не было, слышали все. Но и не только Ельцин следил за настроениями в рабочей среде. На заседании Политбюро ЦК КПСС 22 января 1990 года (с минимальным, правда, перевесом) было решено, пока не поздно, переходить к многопартийности. Дальше всё было делом техники. Митинг "В защиту демократии", собравший 4 февраля 1990 года в Москве по разным оценкам от 200 до 600 тысяч человек, на котором требование отмены 6-й статьи было главным, что-то действительно решал только в представлении его участников. Но в том и было его важное предназначение: отмена 6-й статьи 12 июня ни для кого не должна была выглядеть победой рабочего Кронштадта. Для завершения картины остаётся добавить, что ровно через месяц после отмены 6-й статьи, 12 июля 1990 года, на XXVIII съезде КПСС, член ЦК КПСС Б.Н. Ельцин обрушился с критикой на Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачёва, и, отыграв свой последний спектакль в данной роли, уже не неожиданно заявил о выходе из партии. По карьерным соображениям он в неё вступил, по карьерным соображениям из неё вышел.
Ещё до шахтёрских съездов, 30 апреля - 2 мая 1990 года в Новокузнецке состоялся Первый съезд независимых рабочих движений и организаций СССР, объявивший о создании Конфедерации труда. Несмотря на название, характерное для профсоюзов, эта Конфедерация труда не была профсоюзом, а была политической организацией и притом крайне радикально настроенной. В отличие от шахтёрских съездов, документы здесь готовились в основном московскими интеллектуалами, но тем не менее делегаты с некоторыми поправками за них проголосовали. А именно: за ликвидацию официального статуса парткомов на предприятиях, в вооруженных силах, МВД, КГБ, прокуратуре, суде и т.д., за национализацию имущества КПСС, за отставку правительства и формирование нового с участием демократической общественности. В отличие от многочисленных конференций рабочих комитетов, имевших место ранее, социализм в этих документах вообще не упоминался. Впрочем, этот съезд так и остался единственным съездом Конфедерации. Ни тогда, ни потом, ни коммунистам, ни антикоммунистам объединить рабочих "изнутри" не удавалось, а сам этот эпизод здесь приводится как пример одной из самых, казалось, многообещающих попыток это сделать.
Рабочие Советского союза осознавали себя прежде всего работниками своих предприятий, в лучшем случае - отраслей, жителями своих городов, регионов, республик, но они совсем не осознавали себя классом, и у этого были объективные причины, о которых мы ещё скажем. При этом как самостоятельный политический актор рабочие могут выступать только с классовых позиций, и в этом случае - только за социализм. А им - так сложились звёзды - приходилось выступать против. Поэтому самостоятельная политическая активность рабочих в России летом 1990 года резко пошла на спад. 23 июня 1990 года Ельцин встретился с представителями рабочих комитетов Кузбасса, и на встрече было решено координировать усилия, чтобы сделать "возможными единые действия в любых экстремальных ситуациях" ["Наша газета" от 26 июня 1990 г.]. В августе, во время визита Ельцина в Новокузнецк, было подписано "Заявление о намерениях", в котором обе стороны обязывались поддерживать друг друга в проведении реформ. Стороны ещё договариваются и подписывают документы как равноправные политические партнёры, но реально к тому времени рабочие выступали уже только как инициативная, мощная, исключительно действенная, но всё же - только как поддержка Ельцина снизу, без претензий на самостоятельность. О действенности такой поддержки, о том, что "шахтёры привели Ельцина к власти", говорили многие. Вот как говорил об этом Михаил Кислюк (человек с ярко характеризующей эпоху биографией):
"Я с этим не только согласен, я это точно знаю, - рассказывает Кислюк. - Если бы не рабочие комитеты, он никогда бы не стал председателем Верховного Совета РСФСР и далее президентом России. Когда проводились выборы председателя Верховного Совета, кандидатура Ельцина на съезде народных депутатов РСФСР не проходила. И тогда мы, будучи в Москве, обратились к рабочим лидерам страны".
"Шла сессия Верховного Совета РСФСР. Был организован целый поезд с шахтерами, с касками, с яркими плакатами в рабочей робе. Мы им помогли разместиться в гостинице «Россия». И на всем этом расстоянии от гостиницы «Россия» до Кремля, до главного входа, каждое утро с одной и с другой стороны стояло несколько рядов шахтеров в касках и робе. И они кричали: «Ельцин! Ельцин! Ельцин!» И депутаты между ними проходили, как гладиаторы через вход на арену" [ссылка].
А вот другое свидетельство - историка и политолога Дмитрия Левчика на примере относящейся к весне 1991 года забастовки на Североуральском бокситовом руднике:
Лидером «дружины», тем «героем», ради которого «дружина» «шла на битву» был в то время Б. Ельцин. Наивная вера в безграничные возможности бывшего секретаря Свердловского обкома компартии была крепка у антикоммунистически настроенных шахтеров. «Вот сейчас Ельцин примет указ, что законы России должны выполняться четко и беспрекословно и тогда все встанет на свои места», - рассуждали они. Зачастую бастующие вообще не желали признавать ничьих авторитетов, кроме авторитета «героя». Они жили игрой в «героя и дружину». Когда администрация ПО СУБР, руководители города и депутаты горсовета настаивали на прекращении забастовки, которая затянулась и грозила разрушительными последствиями для городского хозяйства Североуральска, то услышали от одного из членов забасткома: «По слову Ельцина прекратим забастовку». [Левчик Д.А. Бастующая Россия. Шахтёрские забастовочные комитеты и профсоюзы 1988-1995 гг. Москва-Берлин, 2020. С. 72-73.]
Роль шахтёров не отрицал и сам Ельцин:
Россия помнит, какое огромное, если не сказать решающее, влияние на развитие демократического движения оказали шахтёрские забастовки 1989-1991 годов. Веское слово шахтёров в решающий момент истории позволило сломать сопротивление партийной номенклатуры. [Цит. по: Гордон Л.А. Рабочее движение: документальные и аналитические материалы. М., 1992. С. 50.]
И наконец, приведу слова одного из лидеров воркутинских шахтёров, которые в июле 1991 года слышал от него социолог Александр Кацва:
"Мы это правительство поставили у власти, мы ему доверяем". [Кацва А.М., с. 36.]
То, что "мы это правительство поставили у власти", доводилось слышать от шахтёров и мне самому - в 1998 году на Горбатом мосту в Москве. Но, конечно, говорили они тогда с другими интонациями в голосе - сожаления и раскаяния, о доверии речь уже не шла. Собственно, массовые протесты против правительства Ельцина начнутся уже в 1992 году. Рабочие ощутили "предательство" уже тогда. Но перед тем были ещё повсеместные требования передачи своих предприятий из союзной юрисдикции в юрисдикцию России, отставки правительства СССР и, завершающим крещендо, стачечная волна поддержки Ельцина против ГКЧП в августе 1991 года. Сказанное касается отнюдь не только одних шахтёров, просто шахтёры за счёт цеховой солидарности, почти отсутствовавшей у советских рабочих других отраслей, запечатлелись в исторической памяти наиболее ярко.
(Продолжение следует)
В чём вообще был (и остаётся) смысл обращения к теме 90-х? И почему эта тема так всех взбудоражила?
Взбудоражила, потому что для современной политической истории России эта тема ключевая, и ни один всерьёз претендующий на политическое участие деятель у нас мимо неё не пройдёт. И политический смысл обращения к 90-м Навального, не сомневаюсь, был именно в этом: вывести ФБК на широкую политическую сцену - сделать его действительной политической силой. Не получилось. Похоже, соратники не были готовы его услышать. "Провести по итогам фильма дискуссию о 90-х" не напоминает выход на широкую политическую сцену. Итогом должно было стать другое - то, что всегда выгодно отличало Навального с ФБК от других внесистемных "политиков" - готовность налаживать связи на местах, работа в массах. Да, я в курсе, что ФБК объявили "экстремистами" и в настоящее время сеть штабов разгромлена. Но, наверное, можно поискать и другие пути. Расклейка стикеров, мемы, по которым сторонники в России могли бы узнать друг друга в толпе (когда-то таким стала "уточка")... Вместо этого было "триумфальное шествие" с канала на канал - с общей аудиторией, которую против Путина агитировать не нужно.
То, что скомканной оказалась именно та серия, которая "Путин - это 90-е!", говорит, что авторы фильма уже в процессе его создания настраивали себя на такое продолжение. Потому что важно было показать, не то, что народ обманули в 90-е, - это он и так знает, - а то, что его продолжают обманывать. Не то, что Путин из 90-х, - это тоже всем хорошо известно, да и откуда ещё он может быть, - а то, что, осуждая 90-е на словах, путинская клика продолжает держать народ за лохов и использовать в своих интересах. Другими словами, нужно было развеять миф о проникшем в ряды либералов Штирлице, которому народ продолжает верить, а не оправдываться, что мы были маленькие и эти неправильные либералы нас предали, а теперь мы выросли и будем другими либералами. Можно было ограничить себя в чём-то другом, но эту серию следовало заточить как самурайский меч и рубить им в полную силу. Именно тут нужно было обеспечить максимум конкретики и наглядности. Тогда фильм был бы адресован массам.
Впрочем, упрекая создателей фильма, что они чего-то не сделали, я несправедлив: и то, что они сделали, имело смысл, а большего от людей их социального круга ждать не приходится. Конечно, случается, люди меняют свой социальный круг, но лишь тогда, когда 1) для них очевидны преимущества присоединения к другому кругу и 2) этот другой круг должен сам прежде осознать себя и быть готов принимать к себе других. В общем, не наш случай. Крот истории роет хорошо, но роет медленно. И не звался бы он кротом, если бы его работа была очевидна каждому. Так что салют - само по себе тоже было круто, и я ещё вернусь к этому фильму, чтобы сказать, в чём его по-настоящему важное политическое значение.
Все политологи и социологи, говорящие о России 90-х, одинаково склонны забывать о главном политическом акторе тех лет, неудивительно, что авторы фильма тоже о нём промолчали. То есть там, конечно, говорится, что Ельцин пришёл к власти на волне борьбы с номенклатурными привилегиями, но откуда шла эта волна, в чьих интересах велась борьба, и почему член ЦК - человек с самой что ни на есть номенклатурной вершины - Ельцин решился возглавить эту борьбу, на какие силы он мог рассчитывать - это осталось за кадром. Как явный курьёз, в кадре прозвучало высказывание какого-то работяги о том, что Ельцин - "настоящий коммунист". И хотя оно уже и тогда для многих звучало как курьёз, намёк, чтобы начать думать в правильном направлении, оно в себе несло. Почему Ельцин - "настоящий коммунист"? Потому что с народом. Потому что говорил именно то, что люди хотели слышать. И я вовсе не склонен усматривать в этом случайность. Думаю, опытный партократ Ельцин тонко чувствовал момент: что и когда ему говорить.
Думаю, что он вполне сознательно поставил на поддержку народа, который всегда был и остаётся главным актором, даже когда безмолвствует. В отличие от того же Горбачёва, который сразу пошёл по партийной линии, он делал карьеру в строительстве, начав с мастера, и в партию вступил не раньше, чем его беспартийность стала препятствием для дальнейшего карьерного роста. На партийную работу он перешёл уже состоявшимся специалистом и, по-видимому, имел несколько лучшее понимание "простого народа", чем большинство окружавших его партийцев, а ещё больше - думал, что его имеет. И в перестройку это самомнение толкнуло его проявить свои политические амбиции, внеся раскол в "блок коммунистов и беспартийных".
Конечно, решиться было нелегко и Ельцину. И даже решившись, он тут же испугался и включил заднюю, только было уже поздно. Весной 1985 года по рекомендации главы Секретариата ЦК Егора Лигачёва его, как ценного перестроечного кадра, перевели из Свердловска в Москву на должность секретаря ЦК по строительству. Два с половиной года всё шло своим чередом, и икра лезла в горло нормально, но на октябрьском 1987 года пленуме ЦК Ельцин - к тому времени уже кандидат в члены Политбюро и первый секретарь московского горкома КПСС - неожиданно выступил с критикой Лигачёва, заявил о слишком медленном темпе перестройки, предупредил партию о возможном культе личности Горбачёва и, наконец, попросил пленум освободить его от обязанностей кандидата в члены Политбюро и первого секретаря московского горкома (однако, просить вывести себя из ЦК поскромничал). Вот после этого выступления Борис Ельцин и стал лидером "демократов" (или "левых") - в противоположность "консерваторам" (или "правым"), лидером которых оказался Егор Лигачёв. Сегодня это может показаться странным, но в те годы "левыми" в СССР называли себя сторонники рынка (а стало быть капитализма), а "правыми" они клеймили адептов плановой экономики (социализма).
Так вот, тогда, на октябрьском 1987 года пленуме ЦК КПСС, через три часа после своего скандального выступления (всё это время продолжалось его обсуждение) Ельцин снова взял слово и публично раскаялся в том, что "подвёл Центральный комитет и Московскую городскую организацию". Он заявил, что его выступление - "ошибка". А ещё через две недели направил Горбачёву письмо с просьбой оставить его в должности первого секретаря Московского горкома. Горбачёв был бы рад вернуть вообще всё, как было, он и на пленуме заступался за Ельцина, и специально для него создал должности в Совете министров и Госстрое, чтобы только оставить его в высшем руководстве (думаю, не по доброте, а для поддержания баланса власти), но нельзя провернуть фарш обратно. "Процесс пошёл". Следующий, ноябрьский пленум ЦК освободил Ельцина от должности первого секретаря МГК, и... внутренний раскол перестроечников "пошёл в народ". "Борис, борись!" Своим выступлением (а ещё больше увольнением) Ельцин дал сигнал к началу массовой политической активности, какой в России не было с 1917 года. С одной стороны - народный герой Ельцин, с другой - "Борис, ты не прав!", а в их тени - "сто цветов": демократов, социалистов, националистов, анархистов и... кого там только не взросло! Народ для разврата собрался оказался вполне готов к демократии, нужен был лишь по-настоящему значимый для него вопрос. Таким вопросом стало изменение в стране системы власти.
Прежде всего стали появляться неформальные политические объединения - политклубы, в которых вели бесконечные дискуссии критически настроенные граждане, желавшие радикализации перестройки. По мере того, как политклубы становились смелее в постановке вопросов и брали на себя не только просветительские, но и правозащитные функции, они приобретали всё больший авторитет. Первые политклубы создавала молодежь из гуманитарной и технической интеллигенции, а также студенчество, с ними поддерживали связь наиболее подготовленные рабочие. Вскоре начали функционировать самостоятельные рабочие политклубы - заводские и межзаводские. Их к середине 1988 года по стране насчитывалось уже несколько десятков [здесь я сошлюсь на монографию: Кацва А.М. Социально-трудовые конфликты в современной России. Истоки, проблемы и особенности. М., 2002, с. 34, которая, в свою очередь, в этом вопросе ссылается на: Ильин В.И. Шахтёры Воркуты и Кремль: к истории отношений. - В кн.: Трудовые отношения и коллективные действия в современной России. М., 1999]. Как форма выражения общественного мнения, недовольства или протеста, тогда же, с 1988 года, получили распространение массовые митинги. Поначалу они носили стихийный, несанкционированный характер, вызывая тревогу властей: по Конституции СССР, на которую ссылались собравшиеся, граждане имели право на собрания, митинги, уличные шествия и демонстрации, зато у представителей власти никаких прав запрещать и разгонять митинги не было, а брать на себя ответственность и принимать решение лично не хотелось. Поэтому 28 июля 1988 года был срочно принят указ "О порядке организации и проведения собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций". Теперь власть получила возможность влиять на процесс, впрочем весьма отностительно.
Февральский 1988 года пленум ЦК КПСС принял отставку Ельцина с поста кандидата в члены Политбюро, оставив его при этом членом ЦК. Как он и хотел. А в марте он был избран народным депутатом СССР по национально-территориальному округу № 1 (город Москва), получив 91,53 % голосов москвичей при явке почти 90 %. Как видим, изначальный план Ельцина, которого он сам испугался, едва приступив к его реализации, вполне сработал. Народ оценил его жертву. Так что уже летом того же года на XIX Всесоюзной партконференции, куда он был избран делегатом от карельской (!) парторганизации, он снова предлагал вывести Лигачёва из Политбюро, критиковал привилегии высшей партийной номенклатуры, утверждал, что в "застое" нельзя обвинять одного Брежнева, а виновато всё Политбюро "как коллективный орган", а в заключение попросил отменить решение октябрьского пленума, признавшего ошибочным его выступление на нём. О том, что прежде этого решения он сам признал своё выступление ошибочным, он забыл.
Его смелость росла вместе с ростом радикальных настроений снизу, и карьерные успехи тоже. А радикальные настроения росли по мере включения в перестроечное движение рабочих. Не стремясь преуменьшить значение митингов "широкой общественности", всё же трудно не признать, что их давление на общество несопоставимо с тем, какое имеют рабочие забастовки. За первые пять месяцев 1989 года в разных отраслях и регионах СССР прошло 54 забастовки. В шахтёрских регионах с января по март прошло 11 забастовок. С 4 по 8 апреля в городе Талнах (сейчас это район Норильска, а тогда был город-спутник) прошла первая массовая забастовка, остановившая работу сразу четырёх рудников. В ней приняли участие 10 000 шахтёров, из них 1 000 пошла на подземную забастовку. Но всё это были только цветочки по сравнению с тем, что началось летом в Кузбассе. Там за неделю с 10 по 17 июля забастовка охватила 35 % рабочих региона: бастовали 225 340 рабочих (181 000 - шахтёры) 209 предприятий. 17 июля шахтёров Кузбасса поддержали горняки шахты "Хальмер-Ю" (70 км от Воркуты), а 5 августа забастовали все 13 шахт Воркуты.
Очевидцы вспоминают, что вначале какое-то время забастовщики старались не лезть в политику. Правильно было сказать, что они ещё не поняли, что уже в неё залезли. В СССР всякое проявление рабочей инициативы, а уж тем более открытое проявление рабочими недовольства, было политически значимым. И действительно, очень скоро - всего за каких-то полгода - отношение шахтёров к политике радикально изменилось. Шахтёрские забастовки лета 1989 года были откровенно политическими. Экономические требования хоть численно и преобладали в списках шахтёрских требований, из верхней части списка вытеснялись требованиями политическими. Причём сами эти экономические требования, направляемые напрямую в органы верховной государственной власти, следует понимать уже не как экономические, а как относящиеся к сфере экономической политики.
Общее число участников стачек за тот год составило 455 тысяч человек, всего забастовки охватили 671 предприятие отрасли, в том числе 388 шахт и угольных разрезов. Помимо российских шахтёров бастовали шахтёры Донбасса и Караганды, которые нас по понятным причинам теперь не интересуют. Все забастовки проходили по единой схеме: рабочие собирались на центральной площади, организовывали митинг, выбирали забастовочный комитет, выдвигали требования властям. Широко известен факт, что забасткомы того периода повсеместно брали на себя функции органов власти: запрещали продажу алкоголя, создавали рабочие дружины, которые контролировали общественный порядок, но мало кто при этом вспоминает, что стихийное создание рабочими собственных органов власти Ленин (а навряд ли есть больший эксперт в этом вопросе) считал первым этапом пролетарской революции (см. его "Тезисы и доклад о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата" для 1-го конгресса Коминтерна). Об этом стоит напомнить, хотя, конечно, дальше первого этапа в тот раз дело и не двинулось.
Конечно, самый революционный класс - он и в "контрреволюции" самый революционный, и всё же понять такое молниеносное развитие рабочего движения с нуля до всеобщей забастовки, до создания собственных органов власти невозможно, если абстрагироваться от того, что это происходило не где-нибудь, а в СССР, где каждый, хотел он того или нет, с детства был приобщён к романтике революции, самоорганизованного массового действия. Участники движения нередко сравнивают происходившее с ними с кадрами из известных советских кинофильмов. Второй немаловажный момент, назовём его "фактор Ельцина", зключается в том, что рабочие получали авторитетную моральную поддержку с самого верха общественной пирамиды. Ельцин, о котором слышала вся страна, слал забастовщикам телеграммы, встречался с ними по собственной инициативе. Он стал как бы связующим звеном между разными рабочими коллективами, объединяющим их лидером, что обеспечило ему ведущее место в Межрегиональной депутатской группе, созданной 7 июня на первом Съезде народных депутатов СССР и ставшей первой легальной оппозицией. Её руководители, кроме Ельцина, были "громкими именами" для интеллигенции, и то большей частью столичной, рабочие признавали своим лидером только Ельцина. Такая ситуация сформировалась постепенно, и нельзя сказать, чтобы сама собой, - Ельцин и "демократы" прилагали к этому усилия, - но и сказать здесь, что они обманули рабочих, было бы тривиализацией, - рабочие сами себя обманули, и, как ни цинично это прозвучит, чтобы двинуть историю вперёд, такой финт ушами им был объективно необходим.
В 1990 году шахтёры провели всего одну односуточную всеобщую забастовку 11 июля - своеобразную "забастовку памяти", посвящённую годовщине прошлогодней забастовки, - но зато сразу два Съезда шахтёров - в июне и в октябре, оба прошли в Донецке. Обратим внимание: не "съезда профсоюза шахтёров"! На втором шахтёрском съезде, впрочем, было решено создать свой профсоюз, и доныне существующий (не хотел употреблять устойчивое выражение "влачащий жалкое существование", но, увы, это так) Независимый профсоюз горняков России ведёт свою историю от того решения. Но сам по себе Съезд шахтёров был политической организацией, и сами шахтёры воспринимали себя политической силой из-за принадлежности шахтёрскому "сословию" как таковому. Заметим этот момент цехового самосознания как иллюстрацию созданной в СССР мещанской утопии, о которой ещё будет сказано.
Тем временем Ельцин окончательно определился с тем, как он будет строить свою дальнейшую карьеру во власти: потеряв интерес к делам Союза, он сосредоточился на России. 4 марта 1990 года он был избран народным депутатом РСФСР от родного Свердловска. А через 8 дней начал свою работу уже III Съезд народных депутатов СССР. Многие помнят, что на этом съезде ввели пост Президента СССР и избрали на него Горбачёва, но забывают упомянуть, что на этом же съезде Председателем Верховного совета СССР избрали Ельцина. Однако, лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. 29 мая Ельцина избрали председателем Верховного совета РСФСР, и от аналогичного союзного поста он отказался, и это понятно: в России поста президента ещё не было, а значит... 12 июня Съезд народных депутатов РСФСР принимает Декларацию о государственном суверенитете РСФСР.
На III Съезде народных депутатов СССР произошло ещё одно событие, в отличие от первых двух, по-настоящему значимое для всемирной истории: из 6-й статьи Конституции СССР убрали упоминание о КПСС как "руководящей и направляющей силе советского общества". Сказать, что СССР перестал быть "однопартийным государством", значит не до конца понимать значение этого события: по сути СССР просто перестал быть. И хотя красный флаг с серпом и молотом развевался над Кремлём до 25 декабря 1991 года, государства - наследника Великого Октября, уже не существовало. Потому что партия олицетворяла в глазах граждан СССР тот самый Великий Октябрь, благодаря которому их государство стало возможным, и таким образом была важной деталью в его механизме. Поэтому глуп и смешон современный карго-культ СССР. Глупы и смешны сожаления о его развале, звучащие из уст антикоммунистов-имперцев. Каждое слово в расшифровке четырёхбуквенной аббревиатуры его названия было на своём месте, и союзом "суверенных" или каких-то других, кроме "советских социалистических", республик, он не мог стать в принципе. Слова давно утратили смысл, "всё прогнило насквозь", и в построение коммунизма никто не верил, но тем менее возможно было что-то изменить в ветхих декорациях без обрушения всей конструкции.
Впервые требования отмены 6-й статьи зазвучали весной 1989 года в ходе предвыборной кампании кандидатов в депутаты на I Съезд народных депутатов СССР (состоялся 25 мая - 9 июня 1989 года). На съезде его заявили несколько депутатов, но главным глашатаем его стал престарелый академик Сахаров, большой поклонник теории конвергенции. Конечно, требование привлекало к себе внимание своим радикализмом, но особой поддержки не вызывало. Что касается Ельцина, то он на предвыборном собрании в 1989 году заявил: "Мы еще не созрели для многопартийности. Нам бы одну партию прокормить" (последняя фраза явно была подслушана у рабочих). И уже после съезда, в сентябре, состоя вместе с Сахаровым в одной депутатской фракции и деля с ним руководство, он ещё заявлял: "У нас пока условия не созрели для создания второй партии... Может быть через год-полтора общество сформулирует свое мнение, нужна нам многопартийная система или нет, потому что многопартийность вовсе не является панацеей от всех бед" ["Собеседник", 1989, №38, с. 3; сам я эти цитаты взял отсюда]. Ельцин точно не пытался бежать впереди паровоза. Но 1 ноября требование "отменить статью в Конституции СССР о руководящей и направляющей роли партии" появилось в "Требованиях городского стачечного комитета г. Воркуты", переданных Съезду Верховного совета СССР (копия: Политбюро ЦК КПСС). Вот тогда все забегали. Требование шло в списке третьим, первым было: "Действительно передать власть Советам, землю крестьянам, фабрики рабочим" [цит. по: Кацва А.М., с. 151]. Тогда это было общее требование всех забастовщиков Советского союза, напоминавшее требования Кронштадтского восстания 1921 года, но требованием отмены 6-й статьи оно сопровождалось сравнительно редко - шахтёры Воркуты были едва ли не первыми. Однако, куда ветер дует, стало очевидно. Поэтому в декабре на II Съезде народных депутатов СССР Ельцин и вся МДГ (Сахарова только что не стало) уже добивались включения в повестку вопроса об отмене 6-й статьи и сделали это основной темой съезда. Радикальное меньшинство - они не могли добиться своего от съезда, однако парламентскую трибуну они использовали грамотно. Никто не помнит вопросов повестки, зато вопрос, которого в ней не было, слышали все. Но и не только Ельцин следил за настроениями в рабочей среде. На заседании Политбюро ЦК КПСС 22 января 1990 года (с минимальным, правда, перевесом) было решено, пока не поздно, переходить к многопартийности. Дальше всё было делом техники. Митинг "В защиту демократии", собравший 4 февраля 1990 года в Москве по разным оценкам от 200 до 600 тысяч человек, на котором требование отмены 6-й статьи было главным, что-то действительно решал только в представлении его участников. Но в том и было его важное предназначение: отмена 6-й статьи 12 июня ни для кого не должна была выглядеть победой рабочего Кронштадта. Для завершения картины остаётся добавить, что ровно через месяц после отмены 6-й статьи, 12 июля 1990 года, на XXVIII съезде КПСС, член ЦК КПСС Б.Н. Ельцин обрушился с критикой на Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачёва, и, отыграв свой последний спектакль в данной роли, уже не неожиданно заявил о выходе из партии. По карьерным соображениям он в неё вступил, по карьерным соображениям из неё вышел.
Ещё до шахтёрских съездов, 30 апреля - 2 мая 1990 года в Новокузнецке состоялся Первый съезд независимых рабочих движений и организаций СССР, объявивший о создании Конфедерации труда. Несмотря на название, характерное для профсоюзов, эта Конфедерация труда не была профсоюзом, а была политической организацией и притом крайне радикально настроенной. В отличие от шахтёрских съездов, документы здесь готовились в основном московскими интеллектуалами, но тем не менее делегаты с некоторыми поправками за них проголосовали. А именно: за ликвидацию официального статуса парткомов на предприятиях, в вооруженных силах, МВД, КГБ, прокуратуре, суде и т.д., за национализацию имущества КПСС, за отставку правительства и формирование нового с участием демократической общественности. В отличие от многочисленных конференций рабочих комитетов, имевших место ранее, социализм в этих документах вообще не упоминался. Впрочем, этот съезд так и остался единственным съездом Конфедерации. Ни тогда, ни потом, ни коммунистам, ни антикоммунистам объединить рабочих "изнутри" не удавалось, а сам этот эпизод здесь приводится как пример одной из самых, казалось, многообещающих попыток это сделать.
Рабочие Советского союза осознавали себя прежде всего работниками своих предприятий, в лучшем случае - отраслей, жителями своих городов, регионов, республик, но они совсем не осознавали себя классом, и у этого были объективные причины, о которых мы ещё скажем. При этом как самостоятельный политический актор рабочие могут выступать только с классовых позиций, и в этом случае - только за социализм. А им - так сложились звёзды - приходилось выступать против. Поэтому самостоятельная политическая активность рабочих в России летом 1990 года резко пошла на спад. 23 июня 1990 года Ельцин встретился с представителями рабочих комитетов Кузбасса, и на встрече было решено координировать усилия, чтобы сделать "возможными единые действия в любых экстремальных ситуациях" ["Наша газета" от 26 июня 1990 г.]. В августе, во время визита Ельцина в Новокузнецк, было подписано "Заявление о намерениях", в котором обе стороны обязывались поддерживать друг друга в проведении реформ. Стороны ещё договариваются и подписывают документы как равноправные политические партнёры, но реально к тому времени рабочие выступали уже только как инициативная, мощная, исключительно действенная, но всё же - только как поддержка Ельцина снизу, без претензий на самостоятельность. О действенности такой поддержки, о том, что "шахтёры привели Ельцина к власти", говорили многие. Вот как говорил об этом Михаил Кислюк (человек с ярко характеризующей эпоху биографией):
"Я с этим не только согласен, я это точно знаю, - рассказывает Кислюк. - Если бы не рабочие комитеты, он никогда бы не стал председателем Верховного Совета РСФСР и далее президентом России. Когда проводились выборы председателя Верховного Совета, кандидатура Ельцина на съезде народных депутатов РСФСР не проходила. И тогда мы, будучи в Москве, обратились к рабочим лидерам страны".
"Шла сессия Верховного Совета РСФСР. Был организован целый поезд с шахтерами, с касками, с яркими плакатами в рабочей робе. Мы им помогли разместиться в гостинице «Россия». И на всем этом расстоянии от гостиницы «Россия» до Кремля, до главного входа, каждое утро с одной и с другой стороны стояло несколько рядов шахтеров в касках и робе. И они кричали: «Ельцин! Ельцин! Ельцин!» И депутаты между ними проходили, как гладиаторы через вход на арену" [ссылка].
А вот другое свидетельство - историка и политолога Дмитрия Левчика на примере относящейся к весне 1991 года забастовки на Североуральском бокситовом руднике:
Лидером «дружины», тем «героем», ради которого «дружина» «шла на битву» был в то время Б. Ельцин. Наивная вера в безграничные возможности бывшего секретаря Свердловского обкома компартии была крепка у антикоммунистически настроенных шахтеров. «Вот сейчас Ельцин примет указ, что законы России должны выполняться четко и беспрекословно и тогда все встанет на свои места», - рассуждали они. Зачастую бастующие вообще не желали признавать ничьих авторитетов, кроме авторитета «героя». Они жили игрой в «героя и дружину». Когда администрация ПО СУБР, руководители города и депутаты горсовета настаивали на прекращении забастовки, которая затянулась и грозила разрушительными последствиями для городского хозяйства Североуральска, то услышали от одного из членов забасткома: «По слову Ельцина прекратим забастовку». [Левчик Д.А. Бастующая Россия. Шахтёрские забастовочные комитеты и профсоюзы 1988-1995 гг. Москва-Берлин, 2020. С. 72-73.]
Роль шахтёров не отрицал и сам Ельцин:
Россия помнит, какое огромное, если не сказать решающее, влияние на развитие демократического движения оказали шахтёрские забастовки 1989-1991 годов. Веское слово шахтёров в решающий момент истории позволило сломать сопротивление партийной номенклатуры. [Цит. по: Гордон Л.А. Рабочее движение: документальные и аналитические материалы. М., 1992. С. 50.]
И наконец, приведу слова одного из лидеров воркутинских шахтёров, которые в июле 1991 года слышал от него социолог Александр Кацва:
"Мы это правительство поставили у власти, мы ему доверяем". [Кацва А.М., с. 36.]
То, что "мы это правительство поставили у власти", доводилось слышать от шахтёров и мне самому - в 1998 году на Горбатом мосту в Москве. Но, конечно, говорили они тогда с другими интонациями в голосе - сожаления и раскаяния, о доверии речь уже не шла. Собственно, массовые протесты против правительства Ельцина начнутся уже в 1992 году. Рабочие ощутили "предательство" уже тогда. Но перед тем были ещё повсеместные требования передачи своих предприятий из союзной юрисдикции в юрисдикцию России, отставки правительства СССР и, завершающим крещендо, стачечная волна поддержки Ельцина против ГКЧП в августе 1991 года. Сказанное касается отнюдь не только одних шахтёров, просто шахтёры за счёт цеховой солидарности, почти отсутствовавшей у советских рабочих других отраслей, запечатлелись в исторической памяти наиболее ярко.
(Продолжение следует)