https://miya-mu.livejournal.com/149569.html Прежде чем отвечать на поставленные вопросы, заглянул во французскую википедию - статью про Гегеля. Так, на всякий случай...
Но ещё, прежде чем отвечать, должен указать на одну укоренившуюся и получившую всеобщее распространение ошибку нашего времени, без исправления которой ответить будет невозможно, а именно - на смешение и подмену понятия "речь" понятием "язык". Язык - это кодификация речи. Можно говорить о развитии языка, о связях различных языков, о глоттогонии и глоттохронологии, но всё это - в рамках одной науки лингвистики. Это она изучает изменения кода, перекодировки и т.п. Говорить о связи языка и мышления нельзя (продуктивно, во всяком случае), тут мы вступаем на территорию совсем другой науки - психологии, углубиться в которую кодификация помешает. А в психологии, не меньше чем в земляной работе, надо достигать определённой глубины. Так что сразу оставим этот ненужный нам облегающий скафандр за порогом. (Если интересно, могу потом рассказать, зачем он вообще нужен, но сейчас это не важно.)
Далее может показаться, что я беру слишком издалека или в сторону, поэтому сразу поясняю мою задачу: показать связь между мышлением и речью. После этого вопросы, если и не отпадут сами собой, то ответить на них не составит труда. Если же я отвечу "просто" и "сразу", то никто ничего не поймёт. Итак, в психологии давно и надёжно установлено (читайте Выготского "Мышление и речь"), что эволюционные линии развития мышления и речи долго шли независимо друг от друга, пока они не пересеклись в психике человека. Тут нужно пояснение: на этих независимых линиях ни мышление не было мышлением, ни речь не была речью. В обоих случаях мы имеем дело с рефлекторной деятельностью, в первом - предметной, втором - звуковыми сигналами. По сути мышлением считается сам факт того, что действия животных логичны, а речью - что они издают ротовым отверстием звуки в сходных ситуациях примерно одни и те же. Но из этого у человека получаются действительные - и связанные между собой - мышление и речь.
Естественно, этого не получилось бы, если бы человек не был к этому биологически предрасположен. Слишком большая лобная доля тормозит рефлексы. Т.е. она и любая тормозит, но обычное торможение одного рефлекса сопряжено с растормозкой другого, а слишком большая лобная доля приводит к торможению (тут очень упрощаю) разом всех рефлексов и неврозу. Но дело ещё и в том, что уже сказанное - не просто поломка механизма, а такой особый механизм. Рождается младенец - плачет, взрослые бросают все дела и бегут его утешать. Дуры-мамки успокаивали ребёнка с помощью опия, психопат может убить его об пол или об стену, но просто не обращать на плач внимания не может никто.
Но вот в мозгу у младенца созревают определённые структуры, и он произносит первое слово. Не важно, какое. Это слово - реакция на отнятие, обход ситуации фрустрации. То, чего "нет", делается тем, что "есть", хотя бы в звуке. Потом второе слово, третье... Тут ещё нельзя говорить о семантике, только о социально-психологических функциях. По крайней мере для трёх первых слов эти функции установлены - они одни и те же, независимо от того, в каких звуковых комплексах воплощены. При этом с каждым последующим словом изменяются функции всех предыдущих.
Собственно, вся первоначальная детская речь такая - сугубо внешняя, развивает эмоциональную связь и реализует суггестивную функцию. Усматривать в её проявлениях скрытое мышление оснований не больше, чем в поведении рыбы, которая вполне логично ищет, где глубже. Но словарь растёт, начинают появляться элементы информативной функции. И вот у ребёнка появляется то, что Пиаже назвал эгоцентрической речью. Это речь формально внешняя, но по сути для самого себя. На её основе к школьному возрасту формируется внутренняя речь. Устная внешняя речь ребёнка к этому времени вполне сформирована: он правильно произносит, связывает и спрягает, употребляет падежные окончания. Но всё это он делает неосознанно, непроизвольно. Последнее важно заметить.
Внутренняя речь - ещё не собственно мышление, но уже близко. Она редуцирована. Она предикативна. Она отражает внешнюю логику действий. Но в ней невозможен мгновенный образ - именно как равноценный или даже превалирующий элемент, а не вторгающийся извне и тормозящий отпечаток эйдетической памяти. Невозможна в ней сложная формула. Всё это становится возможным тогда, когда во внешней речи, наряду с устной, появляется письменная речь, которая, наоборот, максимально развёрнута и при этом исключительно произвольна. Овладение письменной речью знаменует завершение речевого генезиса и одновременно распаковку мыслительного инструментария.
Теперь переходим к ответам на вопросы. Кажется, из сказанного понятно, что развитие языка в том смысле, в котором оно оговорено в вопросе, т.е. числа глагольных форм, флексий и т.п., не имеет к развитию мышления вообще никакого отношения. Имеет - наличие письменности. Всё. Остальные вопросы так же отпадают. В их основе непонимание механизма, через который действительно связаны мышление и речь.