Лужский рубеж, который спас Ленинград

Jul 10, 2015 22:08

В эти жаркие летние дни 10 июля - 24 августа 1941 года на Лужском рубеже шли ожесточенные бои советских бойцов с гитлеровской армией. Гитлеровские войска группы "Север" были задержаны на 45 дней. Оборону держали ленинградцы-добровольцы. Лужская укреплённая позиция начала спешно возводиться в конце июня 1941 года. Протяженность укрепления составила 300 километров.



Вспоминая трагичные страницы истории, я посетила мемориалы Лужского рубежа, где "раньше вставала земля на дыбы". Представьте, что было в этих тихих краях 10-летия назад.

Благодаря задержке врага на Лужском рубеже нашим бойцам удалось возвести необходимые укрепления на подступах к Ленинграду и эвакуировать около 500 тысяч жителей. Если бы не отважные защитники Лужского рубежа - Ленинград был бы захвачен и разрушен фашистами. "На Лужском рубеже решается судьба Ленинграда" - говорили бойцы.

Сохранились письма и воспоминания бойцов, которые воевали на Лужском рубеже, защищая Ленинград. Предлагаю прочитать эти хроники войны...



На Лужском рубеже фашисты встретили достойный отпор.

Из сообщения Совинформбюро за 15 июля: «На псковско-порховском направлении с утра в ходе боев наши войска окружили группу мотомехчастей противника и уничтожали ее по частям, захватив значительное количество танков, машин и разного рода оружия. Остатки противника отбрасываются на запад».

Из письма командира 237-й стрелковой дивизии полковника В. Я. Тишинского семье: «Дорогие дети! Все это время был в горячей работе. Сегодня наконец сломили сволочей, и они бегут. Со мной все благополучно.
Сегодня я назначен командиром стрелковой дивизии и сейчас иду снова в работу...»





Один из ДОТов Лужского рубежа. Видно, что укрепления возводились спешно из подручных материалов.



Здесь проходили траншеи. Сейчас их обложили плиткой, чтоб не засыпались

Александр Синев, старший политрук, военком батальона:
"Бои в Сабеке продолжались и 16 июля. Выгодные рубежи переходили из рук в руки по нескольку раз. Около
одиннадцати часов дня мы вновь пошли в контратаку.
Начальник училища усилил наш батальон десятой ротой, поддержал артогнем. Противник не выдержал удара курсантов и отошел за Лугу. Но через некоторое время на наших позициях начался настоящий ад. Гитлеровцы били из орудий и минометов всех калибров. На курсантские окопы пикировали немецкие бомбардировщики.

И мы вынуждены были оставить северный берег Луги. Полсуток не прекращалась схватка. На курсантов страшно глядеть: потные, уставшие, в пыли. Про еду забыли, да и вряд ли кому хотелось есть. Мучила жажда.

К полуночи напряжение боя спало. На КП батальона пришли командиры рот. Подводим итоги, делимся впечатлениями. Товарищи критикуют интендантов: не думают, как обеспечивать людей водой и пищей в бою.

Плохо с эвакуацией раненых. Лейтенант Каретников с тяжелым ранением пролежал в окопе около трех часов.
Рассказывают об отличившихся в бою. Курсант Федоров гранатами и огнем из винтовки уничтожил до десятка фашистов. Два дня назад мы принимали его в партию. Биография - несколько слов: учился, работал, вступил в комсомол. На вопрос об обязанностях коммуниста Федоров ответил: «Бить фашистов, не щадя своей жизни».
Курсант Савченко воевал на финской. В бою спас жизнь лейтенанту Каретникову: метким выстрелом уложил немецкого унтер-офицера, который целился в лейтенанта. Ротные единодушно хвалят минометчиков: плотным и метким огнем они рассеяли группу противника до тридцати человек, прорвавшуюся в наш тыл у колхозого двора".







Район Кингисеппа. Штаб 235-го отдельного разведывательного батальона 191-й стрелковой дивизии.
Илья Орлов, старший лейтенант, начальник штаба.
"Мы почти непрерывно вели разведку. Высылали разведгруппы на машинах и пешим порядком. В разные направления, на десять, пятнадцать, а то и двадцать километров. Дороги на Ленинград прямые. Прозеваем противника - дело может обернуться непоправимой бедой.

Левый фланг, когда там заняли позиции ополченцы, меньше стал беспокоить. А вот за шоссе на Гдов опасались. Отходившая с боями 118-я стрелковая дивизия тянула за собой противника.

Однако опасность пришла все же с левого фланга, со стороны Ивановского, после того как противник захватил плацдарм на Луге. Враг подтянул свежие силы, и полк майора В. П. Якутовича не выдержал натиска.
Чтобы восстановить положение, командир дивизии послал Якутовичу свой резерв. От нас взял рогу бронемашин. В ночь на 16 июля мы отправили броневички. Я наказал командиру роты младшему лейтенанту Коркину (он перед войной прибыл к нам с курсов) действовать осмотрительно, под прикрытием пехоты и артиллерии.

Днем от Коркина известий не поступало. Судя по артиллерийской канонаде, у Якутовича было горячо.
Поздно вечером Коркин вернулся в батальон. Прежнего подтянутого младшего лейтенанта было не узнать: какой-то надломленный, растерянный. Спрашиваю его:
- Что случилось, товарищ младший лейтенант?
- Роту сожгли... То есть машины...
Коркин немного пришел в себя, стал рассказывать, как прошел первый бой в его жизни. Командир батальона решил использовать броневики как танки, впереди пехоты. Коркин пытался возражать, но комбат пригрозил ему оружием.

Стрелковые роты, прижатые пулеметным огнем противника, залегли, и машины оказались без прикрытия. Гитлеровцы открыли по ним огонь из противотанковых пушек. Маневрировать по воронкам и ямам, среди кустарника колесные машины, естественно, не могли и горели как свечки. Лишь один экипаж сержанта Хрусталева сумел вывести машину из боя. Жалко, конечно, машины, но еще больше жаль людей. Почти все экипажи погибли. А какие ребята были..."







Анатолий Краснов, Герой Советского Союза, капитан, командир полка
"С командирами-артиллеристами стали подсчитывать возможности. Набрали примерно пятьдесят стволов. На
каждое орудие полтора фашистских танка. Неплохо!
Всю ночь артиллеристы оборудовали огневые позиции, подвозили снаряды. На рассвете гитлеровцы бросили в атаку первый эшелон танков. Их встретил огонь противотанковых пушек. Потеряв несколько машин, гитлеровцы решили пойти в обход. И снова попали под огонь пушек. Артиллеристы полковника Чижика подпускали фашистские танки метров на триста - четыреста и били в упор. И эта вражеская атака была отражена.

Гитлеровцы предприняли новую. Но теперь они послали вперед автоматчиков, чтобы расчистить дорогу танкистам. Мы предвидели такой вариант действий и успели отвести почти все орудия на запасные позиции, а вперед выдвинули стрелковые роты. Отдельным танкам врага удалось вклиниться в боевые порядки батальонов. Их уничтожали бутылками с горючей смесью.

В тот день весь полк узнал о подвиге бойца Семейкина. На его окоп мчался гитлеровский танк. Семейкин
не дрогнул. Как только танк проскочил рядом с окопом, Семейкин швырнул в него бутылку с горючей смесью.
Объятый пламенем танк остановился. Из него стали выскакивать гитлеровцы, но тут же попадали под пули наших бойцов.

Несколько атак противника отбил в тот день наш полк. Отличившихся, пожалуй, и не перечтешь. Батарейцы лейтенанта Николая Хованова врукопашную схватились с фашистами, прорвавшимися на огневые позиции.
Красноармеец Коровин придушил гитлеровца руками.

Мужественно сражался с врагом комбат старший лейтенант Кудряшев.
Немало бойцов и командиров пали на поле боя в Сольцах. И среди них - любимец полка, отсекр бюро ВЛКСМ младший политрук Петр Гусев. Вместе с бойцами роты Лукичева он одним из первых ворвался в город и своим примером увлек остальных..."







Федор Езерский, красноармеец, санинструктор:
"Наш полковой медпункт размещался недалеко от штаба полка. Развернули одну палатку-перевязочную и отрыли несколько щелей на случай бомбежки. На большее не было сил и времени. Без конца поступали раненые.
Рассказывали разное. А мысль одна: дали фашистам прикурить. Если бы побольше артиллерии да танков, то гнали бы до самой границы.

Из 1-го батальона санитары принесли тяжело раненного пулеметчика. Раздроблена кисть правой руки.
Парень рассказывал, как дрался с фашистами:
- Покосил я их немало. Потом чувствую, что спусковой крючок не могу нажать, рука не слушается. Посмотрел, а у меня не рука, а кровавая каша. Меня даже сперва замутило. Но тут немец опять попер. Перебросил я приклад «дегтяря» к левому плечу и стал давать с левой. А дальше не помню. Фашисты словно куда-то провалились, стало тихо. Очнулся, когда меня на шинельке два санитара тащили. Волоком. Аж чертики в глазах прыгали...

Иногда к нам попадали раненые из соседних полков. Они тоже говорили об успешном наступлении".







Особенно тяжко пришлось местным жителям, селяне не ожидали атаки врага.
Ирина Дмитриева, колхозница:
"Не верилось, что немец к нам придет. Места у нас глухие, в стороне от большака. Да и слух в народе пошел,
будто он через город Лугу на Ленинград метит. Спрашивали недавно об этом военных (они по берегу Луги окопы рыли). Те отвечали, что не пойдет сюда враг - не пустят. И вообще скоро погонят его назад.

Дни стояли погожие, и все деревенские были кто в поле, кто на своих огородах. Мы с сыном картошку в огороде пропалывали. Он распрямился, прислушался и говорит:
- Мам, что-то гудит на той стороне. То ли машины, то ли трактора.
Я тоже прислушалась. И верно: на той стороне Луги какой-то шум. Вдруг как ухнет! И вроде как земля качнулась...
- Мамка! - крикнул сынок. - Наверно, мост взорвали!

Хороший мост был. Два года назад всем колхозом его справили и дорогу к нему насыпали.
Потом с той стороны нехристь начал из пушек по деревне бить. Избы огнем занялись. Народ увидел пожары - к избам бросился. Только не подступиться к ним: пули так и свищут. Кто посмелее, те подхватили вещички - и в лес. Мы тоже в лес подались.

На третий день вернулись. Деревни как не было. Одни головешки дымятся. И немец хозяйничает. Наша изба чудом уцелела. В ней офицеры поселились, а нам в хлеву разрешили жить.

Приказ вышел: собрать всех убитых русских и снести в гумно. Мы попросили захоронить солдатиков по-христиански, как положено, а фашисты подожгли гумно. Вместе с солдатиками. Мы улучили момент и ушли с детишками в лес от беды".









Возведение укреплений



Неожиданное укрепление и сопротивления советской армии вызвало удивление и беспокойство гитлеровцев. Оправдываясь, фашисты слали донесения фюреру, в которых рассказывали об инженерных чудесах, которые затормозили их наступление.

Иван Семенович Павлов, подполковник, начальник штаба дивизии:
"Под вечер из штаба корпуса вернулся Машошин. Доложил ему обстановку, подал папку с документами.
Андрей Федорович ворчливо заметил:
- Штабы заработали. Теперь начнут друг другй бумажками обстреливать.
Машошин не переносил бумаготворчества. Однако одним документом комдив заинтересовался. Прочел раз, потом еще. Это была разведсводка противника. Утром прислали ее из штаба 41-го стрелкового корпуса. В ней ярко и с преувеличением расписывалось инженерное оборудование нашей обороны.

Андрей Федорович отложил бумажку в сторону и сказал:
- А знаешь, гитлеровцы не дураки! Это ж они как бы оправдательный документ составили. Смотри, дескать, фюрер, какие чудеса большевики нагородили, вот и затормозилось наступление. - Машошин снова взял сводку в руки. - Каждый холмик укреплен... А знаешь, Иван Семенович, поговори-ка с нашим инженером. Надо подумать о дальнейшем развитии инженерных заграждений".









Константин Шпанкин, лейтенант, командир минроты:
"Днем и ночью ведем бой. Противник цепляется за каждый дом. Бросает против нас танки, броневики, автоматчиков. Особенно старается удерживать ключевые позиции. К утру отбросили его за железную дорогу, что проходит в двух-трех километрах от города. Наш 1-й батальон вышел на западную окраину Сольцов. Жаль, что вовремя не подвезли боеприпасы. Мы наверняка смогли бы овладеть Большим и Малым Заборовьем - двумя деревушками за железной дорогой.
Сегодня за них предстоит сражаться. Враг шпарит пулеметным огнем по железнодорожной насыпи, бьет из
минометов, тяжелых орудий. К насыпи не подойти. А мы ответить не можем: снарядов и мин нет. Остался лишь минимум на тот крайний случай, если противник пойдет в атаку.

Разговаривали с местными жителями. Они рассказывали, как бесчинствовали фашисты в Сольцах. У одного коровенку угнали, у другого сундуки вверх дном перевернули. И не смей пожаловаться. Офицеры и солдатня вели себя одинаково - как воры. Запомнилась старушка лет семидесяти. Она все упрашивала разыскать супостата, высокого с золотым зубом, гитлеровца, который забрал у бабки самовар, единственную ее ценность и усладу. «Вот тебе и «культурные» европейцы. Бандиты настоящие!» - слушая жителей, думал я.
К середине дня подвезли боеприпасы. Комиссар полка старший политртрук Оньков лично ими занимался. Согласно боевому приказу полк 17 июля в 19.00 возобновил наступление".





Памятник партизанам Лужского рубежа





Из письма командира роты 532-го стрелкового полка 111-й стрелковой дивизии лейтенанта М.Т. Ворожейкина к жене:
«Назначен командиром роты. Бойцов пока раза в два меньше, чем было у меня в Ярославле. Вот-вот должен
получить пополнение из Ленинграда. Тогда, наверное, и пустят нас в дело. А пока живем в лесу, по-лагерному.
С питанием нормально. Как ты доехала, как тебя встретил Урал? Беспокоюсь за ребятишек. Береги себя и их, а я буду бить фашистов так, чтобы скорее вернуться домой. Твой Михаил»







Трофим Кузнецов, старший лейтенант, командир саперной роты:
"Разведка сообщила, что западнее озера Врево противник сосредоточивает мотопехоту и танки. На это направление выделили батальон из 24-й танковой дивизии.

Нашей роте приказали помогать танкистам. Меня вызвал командир танкового батальона.
- Слушай, инженер! Мои хлопцы обнаружили лесную дорогу. На карте ее нет. Она выходит на шоссе.
Смотри! - Капитан развернул передо мной карту. - Не исключено, что противник ею воспользуется, чтобы скрытно выйти на наш фланг. Я решил устроить здесь засаду. Надо бы заминировать дорогу.

Что за разговор! Погрузив мины в машину, мы вместе с танкистами отправились в путь.
Старший сержант Трусов и красноармеец Вельдимаиов, бывший взрывник из Медногорска, самые опытные минеры. Они устанавливали противотанковые мины. А Сеньшин и Ашпетов прикрывали их. Бойцы торопились: летняя ночь коротка. Начинало светать, когда Трусов доложил о выполнении задания.
Противник в тот день не прорвался через наш заслон".









Маркиан Михайлович Попов, генерал-лейтенант, командующий войсками фронта:
Мы еще не знали детально замыслов противника, но в общих чертах представляли, чего добивается гитлеровское командование, каков план его действий. Нам стало ясно, что на Лужском рубеже бои частного порядка перерастают в крупную оборонительную операцию. По ходу сражения за минувшие десять дней можно было полагать, что первый этап операции - бои в предполье - мы сумели выиграть. Противнику не удалось с ходу прорваться к Ленинграду.

Ликвидирована и его попытка выйти на Нарвское шоссе к Красногвардейску, в тыл Лужской группировки. Мы заставили врага перейти от действий передовыми отрядами к развертыванию основных сил, вводить в бой резервы.

В самые напряженные дни я видел, как на кингисеппском участке дрались ополченцы.. И был потрясен. Люди с гранатами бросались на танки врага, со штыками наперевес шли на его пулеметы. Как командующий, я чувствовал вину за то, что не могу надежно поддержать их артиллерийским огнем, защитить танковой броней, прижать врага бомбовыми ударами с воздуха. У фронта не было в резерве даже артиллерийского дивизиона. Неоткуда было снять хотя бы одну танковую роту. Наши летчики не знали отдыха.

Главным образом за счет необычайно высокого морального духа, стойкости и мужества бойцов и командиров нам удалось нейтрализовать преимущество врага в технике и оружии, сбить темп его наступления, решительными и дерзкими контратаками заставить противника перейти к обороне...

... Но главной задачей для нас оставалась оборона Ленинграда с юго-запада. Важность этого направления трудно переоценить. Почти ежедневно приходилось отвечать на один и тот же вопрос Ставки: «Как дела на Луге?» В тревожно-напряженной интонации, с какой он задавался, я чувствовал связь между событиями на Лужском рубеже и развитием Смоленской оборонительной операции, беспокойство за судьбу Ленинграда и Москвы.
Выигрывая время по дням и часам, мы понимали: его надо максимально использовать. Продолжали совершенствовать оборонительные рубежи на Луге, под Красногвардейском, у стен Ленинграда и в самом городе. На наших глазах Ленинград превращался в город-крепость..."









Сергей Орловский, сержант, командир отделения:
"Противник почему-то прекратил атаки. Весь день стоит жуткая, непривычная тишина. Командир батальона решил выслать от нашей роты разведку. Меня назначили старшим разведгруппы. Командир роты старший лейтенант Туркин приказал переправиться через Лугу, выйти к Лосоекино, где, по непроверенным данным, сосредоточивается противник, и уточнить эти сведения.

Состав группы старший лейтенант разрешил подобрать по моему усмотрению. Я ваял Степанова, Симакова, Никитина и Александрова. С ними учился в одном взводе два года и знал их, как себя.
В полночь прошли передний край. Переправились через реку и по краю мшистого болотца, густо проросшего сосняком, углубились в тыл противника. Ночь теплая, лунная. Хотя для нас милей бы непогода.

Через некоторое время неожиданно встретили трех курсантов из группы, ранее высланной в разведку от
1-го батальона. Выяснилось, что они заблудились в лесу и теперь возвращались в батальон. С ними я отправил первое донесение.

Перед рассветом на землю опустился густой туман. По времени мы должны быть около Лососкино. В дымке показались расплывчатые силуэты каких-то строений. Решили подождать сигнала от наших дозорных Никитина и Симакова.
Вскоре мы услышали шаги и тихое кваканье лягушки - это Никитин. Дозорные сообщили, что на краю деревни они видели двух человек. Кто они - не разглядели: может быть, местные жители, а может, и гитлеровцы. Для более полного выяснения обстановки Никитин предложил сходить в деревню. Вдвоем с Симаковым они отправились.

До крайней избы оставалось метров тридцать, когда к ней подошли дозорные. Раздался окрик: «Хальт!»
Никитин и Симаков шарахнулись в сторону. Немцы бросились им наперерез, открыли огонь из автоматов.
На выстрелы из избы выскочили человек пять, что-то полопотали с патрульными, потом вернулись в дом.
Вновь стало тихо. Соблюдая осторожность, мы обошли деревню. Под липами и возле них стояли броневики и автомашины. Насчитали около тридцати. У сараев заметили три танка и две противотанковые пушки. Хорошо бы захватить «языка» или документы. Но как? Выручил случай.

Мы вновь дошли до околицы. Вражеские патрульные прохаживались взад и вперед. Один из солдат неожиданно остановился и вдоль изгороди направился в нашу сторону. Свернул за угол. Огляделся по сторонам, повесил автомат на кол. Я успел шепнуть Никитину, чемпиону нашего училища по боксу: «Берем!» Он кивнул головой: понял.
И как только немец присел по естественной надобности, мы кинулись на него. Он и пикнуть не успел. Сунули ему в рот два носовых платка, связали брючными ремнями и потащили к лесу. Чтобы он не брыкался, Никитин легонько стукнул его прикладом, да не рассчитал - пошла кровь.

Вскоре его напарник спохватился, открыл стрельбу, В деревне начался шум. Чтобы отвлечь внимание гитлеровцев, Александров, Симаков и Степанов побежали в сторону стреляя из винтовок. А мы с пленным стали углубляться в лес.
Пока слышалась стрельба, мы ориентировались по выстрелам. Затем гитлеровцы прекратили погоню.
Поздно вечером мы вернулись из разведки".



Напротив памятника один из ДОТов







Из директивы № 33 германского главного командования сухопутных войск: «Продвижение в направлении Ленинграда возобновить лишь после того, как 18-я армия войдет в соприкосновение с 4-й танковой группой, а ее восточный фланг будет обеспечен силами 16-й армии. При этом группа армий «Север» должна стремиться предотвратить отход на Ленинград советских частей, продолжающих действовать в Эстонии»







Яков Васильевич Завалишин, батальонный комиссар, военком училища:
Обстановка на нашем участке продолжала оставаться крайне напряженной. После упорных боев противнику удалось захватить Сабский плацдарм. Достался он врагу недешево. Гитлеровцы оставили здесь сотни трупов, сожженные танки и бронемашины и вынуждены были перейти к обороне..."

Михаил Георгиевич Кустов, председатель исполкома городского Совета депутатов трудящихся:
"..В течение двух-трех недель июля до 50 тысяч лужан - рабочих, колхозников, служащих, домашних хозяек, учащихся ремесленных училищ и старшеклассников школ вместе с ленинградцами возводили оборонительные сооружения на подступах к своему городу. Их руками были отрыты траншеи и противотанковые рвы, построены доты и дзоты, расчищен от зарослей восточный берег реки, созданы лесные завалы.

Мне рассказывала участница строительства, бригадир трудовой бригады учителей Е. П. Дубровина: «Наша бригада в количестве пятнадцати человек отрывала ров в районе совхоза «Калгановка». Работали мы дружно, добросовестно. Вначале шел песчаный грунт, работать было легко. Дальше стало труднее - грунт твердый, а у нас в руках только лопаты. Очень уставали, но на это никто не жаловался».

Противник обстреливал из орудий, чуть не каждый день были налеты вражеской авиации. Но люди работали, не считаясь с опасностью и трудностями. Все понимали, что надо делать. Этим определялся ритм жизни прифронтовой Луги.."







Из письма ленинградки М. Карелиной: «Мне 57 лет, из которых 40 я непрерывно проработала на табачной фабрике. Нелегко, сами понимаете, в мои годы без сноровки браться за кирку и лопату... 18 дней, без выходных, по 12 часов в сутки работаем. Грунт попался тяжелый, и много приходится долбить киркой... На третьем участке мы, пять пожилых женщин, сделали больше, чем семь парней, работавших рядом с нами».



ДОТ напротив мемориала







Иван Серпокрыл, младший сержант, механик-водитель танка из батальона Бронетанковых курсов:
"Наш танковый батальон был придан ополченцам. За полмесяца боев машин осталось немного. Наш КВ тоже получил немало отметин, но броня терпит, и мы воюем за всю роту.

Утром, едва мы успели концентрат сварить, прибежал к нам лейтенант из ополченцев. И сразу к командиру старшине Шарапову:
- Противник прорвался! Майор приказал немедленно помочь.
Старшина у нас неторопливый, но знающий: финскую прошел, инструктором вождения на курсах был. Он что-
то выяснил у лейтенанта, потом ребятам кричит:
- Заводи мотор!
У меня танк заводился с пол-оборота. Нажал на кнопку стартера - и мотор уже чух, чух... Старшина занял свое место, лейтенант пристроился на башне, и мы двинулись вперед.
За километр до КП полка нас остановили. Сказали, что ближе нельзя, демаскируем КП. Пришлось командиру машины отправляться за получением задачи пешком. Вернулся Шарапов минут через пятнадцать. По лицу видно, кипит у него внутри. В такие минуты его лучше ни о чем не спрашивать - сам скажет. Оказывается, будем вместе с пехотой вышибать противника.

К вечеру начался бой. Мы сопровождали стрелковый батальон, и немцы сразу же стали за нами охотиться.
Старшина то менял курс, то останавливался и стрелял, то приказывал сдать назад. И все кричал: «Давай, Иван! Давай жми!» Конечно, я и сам глядел в оба, чтобы не подставить борт под удар. И наш КВ вертелся волчком. Пехотинцы, увидев, как мы работаем, воспряли духом и выбили противника."









Николай Кочубей, старшина 1-й статьи:
"На Лужском рубеже нас, моряков, посылали на самые трудные участки. Гитлеровцы боялись балтийцев как огня. В атаки мы ходили в тельняшках и бескозырках, да еще пулеметными лентами опоясавшись, как в гражданскую. Фашисты, завидев нас, начинали вопить: «Рус матрозен!»

Особенной храбростью отличались наши бригадные разведчики. Командовал ими капитан Степан Боковня, человек исключительной храбрости. Он еще в финскую был награжден орденом Ленина. Разведчики, проникнув в тыл врага, нападали на штабы, захватывали ценные документы, брали пленных.
Бригаде было приказано внезапной атакой разгромить вражеский гарнизон в деревне Ополье. Первыми туда отправились разведчики. Перед рассветом они подошли к селению. Капитан Боковня сказал, что сейчас самое время атаковать - фашистам десятый сон снится.

Стрельба переполошила гитлеровцев. Они начали выскакивать на улицу в одном белье. Тогда капитан крикнул: «Полундра! Вперед, братишки!» Мы ринулись за ним. Кричали «ура!», «полундра!», свистели, стреляли.
Словом, страх на фашистов нагоняли. Настигали гадов где только можно: в сараях, в банях, даже в отхожих
местах. Через полчаса, не больше, Ополье было наше. В селение вошли остальные батальоны бригады. Затем
двинулись дальше. Выбили гитлеровцев еще из нескольких деревень, захватили несколько орудий, повозок, мотоциклов.

В Алексеевке нам приказали сменить пехоту и закрепиться. Вовремя: через два дня гитлеровцы начали против нас сильные контратаки. Они бросили не менее полка пехоты с танками, а с воздуха их поддерживала авиация. Нам пришлось отойти на новый рубеж. Не хотелось покидать отвоеванную землю. Комиссар успокаивал:
«Ничего, ребята, мы вернемся, и тогда уж навсегда освободим родную землю от фашистской нечисти».



ДОТ в городе Луга





Лужский рубеж был прорван гитлеровцами 13 августа 1941 года. В руки врага попал секретный план обороны с картами-схемами. Отступая, советские войска продолжали ожесточенные бои.





Из записей немецкого генерал-полковника Ф. Гальдера:
15 июля 1941 года:«...Русские сражаются, как и прежде, с величайшим ожесточением».
25 июля: «Наступление наших войск в районе озера Ильмень развертывается очень медленно».
Август 1941 года: «Дивизии противника, конечно, не вооружены и не укомплектованы в нашем понимании... И если даже мы разобьем дюжину из этих дивизий, русские сформируют еще одну дюжину».

Оглавление блога

Мой паблик вконтакте

Мой facebook,
Мой instagram

Моя группа в Одноклассниках


И еще - Мои мистико-приключенческие детективы

Мы помним, Великая Отечественная Война, Ленинградская область

Previous post Next post
Up