Не картинки от Ринки
Перед вами вторая часть марлезонского балета окончание четвёртой главы, в которой наконец-то раскрываются тайны происхождения Саньки и того, как она докатилась до жизни такой. :)
- Какие чудесные локоны, ваше высочество. Даже красивее, чем у королевы, вашей несчастной матушки.
- Прошу, называйте меня на «ты».
- Как я могу тыкать юной принцессе? Я говорила вам «вы» даже тринадцать лет назад. Да, было время, когда я каждое утро слышала ваше: «Няня Амя, тавай!» - и спросонья не понимала, то ли «вставай», то ли «давай». Вы всегда просыпались с первыми лучами солнца.
- А я-то не могла взять в толк, почему мне кажется, что раньше няня Аня была ниже ростом и с рыжими волосами. Выходит, это были мои воспоминания о вас, няня Амелия.
Женщина улыбается и продолжает расчёсывать Санькину гриву. Вообще-то, моя подруга терпеть не может, когда кто-то чужой прикасается к её голове гребнем, но тут не возражает. По-моему, ей даже нравится. Мы сидим в моей комнате полукругом у камина, в котором весело потрескивают дрова и мелодично насвистывает одному ему известную песенку чайник. Временами Генрих ворошит кочергой угли. Горацио разглядывает иллюстрации в самой красочной из привезённых мною книг. А я сижу на пушистом ковре и просто наслаждаюсь моментом. Ну чем не семейная идиллия? Лишь тем, что все мы пятеро друг другу не родственники.
Едва закончился обед, король и принц ушли, сославшись на важные государственные дела. Точнее, это Теодор Третий упомянул что-то насчёт заседания по вопросам межевых споров и трём новым поправкам к одному старому указу. Фредерик же не снизошёл до объяснений и первым покинул столовую. Мы вдвоём оказались предоставлены сами себе. Собрались было прогуляться по Лордлилю, но, выглянув в окно, увидели, что всё небо заволокло серыми тучами и на город сыплется осенний дождь - мелкий и противный, грозящий затянуться до ночи.
Вот тогда я и предложила: если из дворца всё равно не выйдешь, почему бы не расставить все точки над «ё» или, в ривальдском варианте, - над «i». Помнится, Генрих намекал на предстоящий нам разговор, длинный как алфавит.
Так и получилось, что в моей новой комнате собрались Санька, я, Горацио, Генрих и Амелия. Конечно, принцесса попыталась затащить в нашу компанию ещё и отца, но Теодор Третий, едва заметив её в дверях зала совещаний, замахал руками и попросил на этот раз обойтись без него: «Три поправки - это очень серьёзно, дитя моё, нам с министрами и советниками нельзя отвлекаться. Я полностью доверию Горацио, Герниху и Амелии. Они объяснят тебе всё не хуже меня. А мы с тобой обязательно увидимся вечером, обещаю».
Санька наверняка огорчилась, но виду не подала.
Когда чайник закончил песню и выпустил из носика струю пара, Горацио снял его с огня, Генрих подвинул к камину столик, няня Амелия принесла с кухни тарелку ароматного печенья с корицей. Тонкие, почти прозрачные фарфоровые чашки, серебряные ложки, сахарницу и коробочку с заваркой Санька обнаружила на каминной полке. Мне стало неловко: вроде как это я, хозяйка комнаты, должна угощать гостей. Но гости мне попались такие расторопные, что уже через несколько минут все сидели за столом и чаёвничали.
Мы с принцессой ещё не успели проголодаться, поэтому ограничились тем, что за компанию отпили по глоточку чая и съели одно печенье на двоих. А вот взрослые взялись за дело всерьёз, то ли на самом деле утоляя голод и жажду, то ли оттягивая серьёзный разговор.
Четверть часа и две добавки чая спустя я убедилась, что королевские слуги никак не могут собраться с мыслями без посторонней помощи, и произнесла:
- Итак, всё началось в тот день, когда…
Взрослые встрепенулись и сказали хором:
- Когда король родился.
- Когда король женился.
- Когда король согласился.
Смущение, обмен быстрыми взглядами, и слово взял Горацио:
- Когда родился ваш прадед, принцесса Александра, произошёл… некий прискорбный инцидент, в результате которого Теодор Первый остался без прозвища.
- Без чего? - переспросила Санька.
- Без прозвища. У вас, принцесса, прозвище - Прекрасная. У вашего дяди - Благодушный. У принца - Восхитительный. А будущий король прозвища не получил.
- Разве прозвище - это важно? - удивилась я.
- Для обычных людей - нисколько. Но для короля…
- В том мире, откуда мы приехали, были правители без прозвищ и неплохо себя чувствовали.
- Значит, вашим правителям повезло. А вот у нас такому королю не позавидуешь. Вместо прозвища к нему немедленно прицепляется проклятие.
- Какое проклятие?
- Об этом можно узнать лишь тогда, когда оно исполнится. Король Теодор Первый всю жизнь воевал, у него не получалось решить ни одного межгосударственного спора без помощи оружия. К счастью, Теодору Второму удалось помириться с соседями Ривальдии. Его проклятие касалось денежных вопросов. При вашем деде, принцесса, королевство стало почти нищим.
- Как?! Теодор Второй тоже?
- Да, без прозвища остались все Теодоры рода Буруа.
- Если Теодор Первый знал о проклятии, зачем он назвал сына Теодором? У моего прадеда были проблемы с фантазией?
- По законам нашего королевства трон получает второй сын короля, и он должен носить имя отца.
- Э-э, - я чувствовала, что мой здравый смысл не поспевает за логикой рассказа. - А как тогда звали папу Теодора Первого? Теодор Нулевой?
- Согласно закону, раз в сто лет король может дать второму сыну любое имя. Этим правом и воспользовался ваш прапрадед Леопольд Шестой Миролюбивый.
Мы с принцессой фыркнули, и Санька кивнула:
- Да, я бы тоже такое имя поменяла.
- Вашему отцу, - продолжил повествование Генрих, - везло и во внутренней политике, и во внешней. Ривальдия очень быстро вновь превратилась в цветущее королевство, каким была при Леопольдах. Но проклятие всё же настигло Теодора Третьего и коснулось его семьи.
Тут рассказчик прервался, что-то подсчитывая на пальцах. Амелия тяжело вздохнула:
- Двадцать три, Генрих. Король женился двадцать три года назад.
- Да, - тот с благодарностью кивнул. - Подумать только, как быстро летит время. Кажется, ещё вчера весь Лордлиль украшали цветы и флаги, а народ на главной площади веселился, танцевал и пил за здоровье новобрачных - короля Теодора Третьего и королевы Изольды Грациозной.
- Мою маму звали Изольда? - встрепенулась Санька.
- Нет. Вашу матушку звали Камилла.
- Но…
- Наберитесь терпения, ваше высочество. В положенный срок королева Изольда родила сына - принца Фредерика. Мальчик рос крепким и весёлым ребёнком, родители не могли на него нарадоваться. Но в то утро, когда страна готовилась праздновать его третий день рождения, принц лишился матери, а король - своей супруги.
Взрослые печально опустили головы и помолчали, вновь переживая давнее горе. Мы не решились расспрашивать о подробностях. Да и какая разница, подкосила ли королеву внезапная болезнь или это был несчастный случай? Результат один.
- Бедный Фредерик, - прошептала Санька. - Так вот почему он грустный. Потерять маму в три года - такое и врагу не пожелаешь.
Слуги короля как-то странно переглянулись, Генрих откашлялся и произнёс:
- Теодор Третий очень любил жену. Но король не волен распоряжаться своей судьбой, он должен в первую очередь радеть о пользе государства. Поэтому, выдержав положенный год траура, он вновь заключил брак, взяв в жёны Камиллу Изумительную.
- Ваша матушка, - сказала Амелия, - воплощала в себе все женские добродетели. Она была доброй, мудрой, щедрой, заботливой, жизнерадостной, преданной. Королева стала чудесной женой его величеству, а маленькому Фредерику заменила родную мать. И, видят боги, ласка и внимание Камиллы к принцу ничуть не уменьшились даже после того, как на свет появилась её родная дочка - Александра Прекрасная. А уж в вас она просто души не чаяла!
- Выходит, - задумчиво высказалась моя подруга, - мы с Фредериком… ну… не совсем родные?
- Вы кровные брат и сестра, - кивнула няня, - у вас общий отец, но разные матери. Принц поначалу смотрел на вас, ваше высочество, с неприязнью, но вскоре полюбил младшую сестрёнку, и вы вчетвером стали настоящей дружной семьёй.
- Да, - произнёс Горацио с несвойственной ему теплотой, - это были самые счастливые годы правления Теодора Третьего… Увы, как всё счастливое, они очень быстро закончились. Утром третьего дня рождения принцессу Александру… вас постигло то же горе, что и принца Фредерика.
Рассказ вновь прервался на скорбную паузу. Невероятно! Обе королевы умирают ровно тогда, когда их детям исполняется три года. Да, и в самом деле похоже на проклятье.
- Это нечестно, - всхлипнула Санька. - Я её совсем-совсем не помню.
- Мы все сожалеем, - Генрих накрыл стиснутые кулачки принцессы своей ладонью. - Но пусть вас утешит то, что Камилла Изумительная была чудесной женщиной и очень сильно любила свою дочь. Она бы огорчилась, увидев, что вы плачете.
- Да, - моя подруга быстрым движением руки вытерла глаза, - лимит по слезотечению на этот месяц исчерпан…
- И что было дальше? - спросила я, стараясь отвлечь всеобщее внимание от смутившейся принцессы.
- Дальше, - проговорил Горацио, - был ещё одни год траура, завершившейся свадьбой короля на Леоноре Умопомрачительной.
- Опять женился?! Вот ловелас!
- Он не мог поступить иначе, ваше высочество, - вступился за господина Генрих. - Королевству нужен был наследник престола, а им становится второй сын.
- И что, с третьей королевой тоже случилось несчастье? - мрачно спросила я, уже ожидая сказочного троекратного повторения сюжета.
- Нет, - хмыкнул Горацио, - скорее третья королева стала несчастьем для короля и всего королевства.
- Бесспорно, Леонора Умопомрачительная была настоящей красавицей, - добавила Амелия. - Королева обладала талантом вести учтивую беседу и за разговором могла убедить кого угодно в чём угодно. Кроме того, она прекрасно организовывала королевские праздники. Но во всём остальном… нет, о венценосных особах нельзя говорить дурно.
Чтобы уж наверняка не сболтнуть лишнего, женщина вновь налила себе чаю и взяла очередное печенье. Труляля и Траляля последовали её примеру. Это, разумеется, лишь усилило наше любопытство. Моя подруга ухмыльнулась и предложила:
- А вы представьте, что у Леоноры есть сестра-близнец - точная её копия, но при этом не королева. - И зовут её, допустим, Лаура. Что бы вы о ней сказали?
В следующие пять минут Санька и я сидели открыв рты и не смея прервать поток эпитетов, которыми слуги наперебой награждали дублёршу своей хозяйки. Мифическая Лаура была самодовольной, хитрой, злопамятной, безответственной, эгоистичной, ветреной, ленивой, жадной, неряшливой, склочной, крикливой, лицемерной, завистливой - и это лишь то, что я успела запомнить.
- Что ж, - подытожила Санька, когда рассказчики выдохлись, - суть мы уловили. Нам с Фредериком досталась редкостная мачеха.
- Верно, ваше высочество, - кивнула Амелия. - Принцу в то время уже исполнилось девять лет, он быстро понял, с кем имеет дело, и старался как можно реже попадаться новой королеве на глаза. Но вы… вы были ещё совсем крошкой. Сколько я вас ни уговаривала, сколько ни объясняла, вы то и дело убегали от меня и пробирались к отцу. Бывало, принимает король городских старейшин, а вы тут как тут - влезаете к нему на колени и просите, чтобы он рассказал вам сказку или взял с собой на охоту. Это очень не нравилось молодой королеве.
- Почему? - удивилась я. - Ну, подумаешь, ребёнок.
- Леонора не могла не заметить, что маленькая принцесса слишком сильно похожа на свою мать. Глядя на Александру, Теодор поневоле вспоминал о Камилле и счастливом времени, проведённом вместе. А королева не желала, чтобы её муж думал о ком-нибудь, кроме неё. Но до поры до времени делала вид, что её всё устраивает.
- И вот, - продолжил Генрих, - однажды разразился скандал. Король с королевой сидели в тронном зале и принимали иностранных послов двенадцати крупнейших мировых держав. Вдруг дверь приоткрылась, и вбежали вы, ваше высочество. Кажется, вам хотелось показать отцу свой новый рисунок. Но, увидев королеву, вы нахмурились, подошли и дёрнули её величество за подол платья. «Папа, - сказали вы, - пусть тётя уйдёт, это мамин стул».
- Тогда у Леоноры терпение и лопнуло, - вздохнула Амелия. - Она вскочила, назвала вас гадкой девчонкой и приказала убрать принцессу из зала. Стражники бросились было исполнять приказ, но тут вы завопили и шмыгнули под королевский трон. И уже оттуда обзывали мачеху такими словами, какие я не решусь повторить. Королева, позабыв о сдержанности и достоинстве, пыталась вытащить вас из-под трона, иностранные послы пребывали в немом изумлении, а его величество готов был сгореть со стыда.
- Тем же вечером, - сказал Горацио, - королева убедила короля в том, что вас необходимо отослать из дворца. Мы можем только догадываться, какие доводы она приводила. Возможно, доказывала мужу, что его дочь нуждается в хорошем воспитании. Или уверяла, что сельская жизнь пойдёт принцессе на пользу. Но, скорей всего, просто спросила, что для него важнее: капризы маленькой избалованной девчонки или душевный покой его любимой жены и здоровье будущего наследника престола. Дар искусной собеседницы не подвёл Леонору, и Теодор Третий согласился с женой. Только распорядился отправить вас не в деревню или закрытую школу, как предлагала её величество, а в иномирное тайное безопасное место для юных венценосных особ.
- Куда?!
- Кажется, Сань, это он о нашем приюте-интернате.
- Какие чудесные локоны, ваше высочество. Даже красивее, чем у королевы, вашей несчастной матушки.
- Прошу, называйте меня на «ты».
- Как я могу тыкать юной принцессе? Я говорила вам «вы» даже тринадцать лет назад. Да, было время, когда я каждое утро слышала ваше: «Няня Амя, тавай!» - и спросонья не понимала, то ли «вставай», то ли «давай». Вы всегда просыпались с первыми лучами солнца.
- А я-то не могла взять в толк, почему мне кажется, что раньше няня Аня была ниже ростом и с рыжими волосами. Выходит, это были мои воспоминания о вас, няня Амелия.
Женщина улыбается и продолжает расчёсывать Санькину гриву. Вообще-то, моя подруга терпеть не может, когда кто-то чужой прикасается к её голове гребнем, но тут не возражает. По-моему, ей даже нравится. Мы сидим в моей комнате полукругом у камина, в котором весело потрескивают дрова и мелодично насвистывает одному ему известную песенку чайник. Временами Генрих ворошит кочергой угли. Горацио разглядывает иллюстрации в самой красочной из привезённых мною книг. А я сижу на пушистом ковре и просто наслаждаюсь моментом. Ну чем не семейная идиллия? Лишь тем, что все мы пятеро друг другу не родственники.
Едва закончился обед, король и принц ушли, сославшись на важные государственные дела. Точнее, это Теодор Третий упомянул что-то насчёт заседания по вопросам межевых споров и трём новым поправкам к одному старому указу. Фредерик же не снизошёл до объяснений и первым покинул столовую. Мы вдвоём оказались предоставлены сами себе. Собрались было прогуляться по Лордлилю, но, выглянув в окно, увидели, что всё небо заволокло серыми тучами и на город сыплется осенний дождь - мелкий и противный, грозящий затянуться до ночи.
Вот тогда я и предложила: если из дворца всё равно не выйдешь, почему бы не расставить все точки над «ё» или, в ривальдском варианте, - над «i». Помнится, Генрих намекал на предстоящий нам разговор, длинный как алфавит.
Так и получилось, что в моей новой комнате собрались Санька, я, Горацио, Генрих и Амелия. Конечно, принцесса попыталась затащить в нашу компанию ещё и отца, но Теодор Третий, едва заметив её в дверях зала совещаний, замахал руками и попросил на этот раз обойтись без него: «Три поправки - это очень серьёзно, дитя моё, нам с министрами и советниками нельзя отвлекаться. Я полностью доверию Горацио, Герниху и Амелии. Они объяснят тебе всё не хуже меня. А мы с тобой обязательно увидимся вечером, обещаю».
Санька наверняка огорчилась, но виду не подала.
Когда чайник закончил песню и выпустил из носика струю пара, Горацио снял его с огня, Генрих подвинул к камину столик, няня Амелия принесла с кухни тарелку ароматного печенья с корицей. Тонкие, почти прозрачные фарфоровые чашки, серебряные ложки, сахарницу и коробочку с заваркой Санька обнаружила на каминной полке. Мне стало неловко: вроде как это я, хозяйка комнаты, должна угощать гостей. Но гости мне попались такие расторопные, что уже через несколько минут все сидели за столом и чаёвничали.
Мы с принцессой ещё не успели проголодаться, поэтому ограничились тем, что за компанию отпили по глоточку чая и съели одно печенье на двоих. А вот взрослые взялись за дело всерьёз, то ли на самом деле утоляя голод и жажду, то ли оттягивая серьёзный разговор.
Четверть часа и две добавки чая спустя я убедилась, что королевские слуги никак не могут собраться с мыслями без посторонней помощи, и произнесла:
- Итак, всё началось в тот день, когда…
Взрослые встрепенулись и сказали хором:
- Когда король родился.
- Когда король женился.
- Когда король согласился.
Смущение, обмен быстрыми взглядами, и слово взял Горацио:
- Когда родился ваш прадед, принцесса Александра, произошёл… некий прискорбный инцидент, в результате которого Теодор Первый остался без прозвища.
- Без чего? - переспросила Санька.
- Без прозвища. У вас, принцесса, прозвище - Прекрасная. У вашего дяди - Благодушный. У принца - Восхитительный. А будущий король прозвища не получил.
- Разве прозвище - это важно? - удивилась я.
- Для обычных людей - нисколько. Но для короля…
- В том мире, откуда мы приехали, были правители без прозвищ и неплохо себя чувствовали.
- Значит, вашим правителям повезло. А вот у нас такому королю не позавидуешь. Вместо прозвища к нему немедленно прицепляется проклятие.
- Какое проклятие?
- Об этом можно узнать лишь тогда, когда оно исполнится. Король Теодор Первый всю жизнь воевал, у него не получалось решить ни одного межгосударственного спора без помощи оружия. К счастью, Теодору Второму удалось помириться с соседями Ривальдии. Его проклятие касалось денежных вопросов. При вашем деде, принцесса, королевство стало почти нищим.
- Как?! Теодор Второй тоже?
- Да, без прозвища остались все Теодоры рода Буруа.
- Если Теодор Первый знал о проклятии, зачем он назвал сына Теодором? У моего прадеда были проблемы с фантазией?
- По законам нашего королевства трон получает второй сын короля, и он должен носить имя отца.
- Э-э, - я чувствовала, что мой здравый смысл не поспевает за логикой рассказа. - А как тогда звали папу Теодора Первого? Теодор Нулевой?
- Согласно закону, раз в сто лет король может дать второму сыну любое имя. Этим правом и воспользовался ваш прапрадед Леопольд Шестой Миролюбивый.
Мы с принцессой фыркнули, и Санька кивнула:
- Да, я бы тоже такое имя поменяла.
- Вашему отцу, - продолжил повествование Генрих, - везло и во внутренней политике, и во внешней. Ривальдия очень быстро вновь превратилась в цветущее королевство, каким была при Леопольдах. Но проклятие всё же настигло Теодора Третьего и коснулось его семьи.
Тут рассказчик прервался, что-то подсчитывая на пальцах. Амелия тяжело вздохнула:
- Двадцать три, Генрих. Король женился двадцать три года назад.
- Да, - тот с благодарностью кивнул. - Подумать только, как быстро летит время. Кажется, ещё вчера весь Лордлиль украшали цветы и флаги, а народ на главной площади веселился, танцевал и пил за здоровье новобрачных - короля Теодора Третьего и королевы Изольды Грациозной.
- Мою маму звали Изольда? - встрепенулась Санька.
- Нет. Вашу матушку звали Камилла.
- Но…
- Наберитесь терпения, ваше высочество. В положенный срок королева Изольда родила сына - принца Фредерика. Мальчик рос крепким и весёлым ребёнком, родители не могли на него нарадоваться. Но в то утро, когда страна готовилась праздновать его третий день рождения, принц лишился матери, а король - своей супруги.
Взрослые печально опустили головы и помолчали, вновь переживая давнее горе. Мы не решились расспрашивать о подробностях. Да и какая разница, подкосила ли королеву внезапная болезнь или это был несчастный случай? Результат один.
- Бедный Фредерик, - прошептала Санька. - Так вот почему он грустный. Потерять маму в три года - такое и врагу не пожелаешь.
Слуги короля как-то странно переглянулись, Генрих откашлялся и произнёс:
- Теодор Третий очень любил жену. Но король не волен распоряжаться своей судьбой, он должен в первую очередь радеть о пользе государства. Поэтому, выдержав положенный год траура, он вновь заключил брак, взяв в жёны Камиллу Изумительную.
- Ваша матушка, - сказала Амелия, - воплощала в себе все женские добродетели. Она была доброй, мудрой, щедрой, заботливой, жизнерадостной, преданной. Королева стала чудесной женой его величеству, а маленькому Фредерику заменила родную мать. И, видят боги, ласка и внимание Камиллы к принцу ничуть не уменьшились даже после того, как на свет появилась её родная дочка - Александра Прекрасная. А уж в вас она просто души не чаяла!
- Выходит, - задумчиво высказалась моя подруга, - мы с Фредериком… ну… не совсем родные?
- Вы кровные брат и сестра, - кивнула няня, - у вас общий отец, но разные матери. Принц поначалу смотрел на вас, ваше высочество, с неприязнью, но вскоре полюбил младшую сестрёнку, и вы вчетвером стали настоящей дружной семьёй.
- Да, - произнёс Горацио с несвойственной ему теплотой, - это были самые счастливые годы правления Теодора Третьего… Увы, как всё счастливое, они очень быстро закончились. Утром третьего дня рождения принцессу Александру… вас постигло то же горе, что и принца Фредерика.
Рассказ вновь прервался на скорбную паузу. Невероятно! Обе королевы умирают ровно тогда, когда их детям исполняется три года. Да, и в самом деле похоже на проклятье.
- Это нечестно, - всхлипнула Санька. - Я её совсем-совсем не помню.
- Мы все сожалеем, - Генрих накрыл стиснутые кулачки принцессы своей ладонью. - Но пусть вас утешит то, что Камилла Изумительная была чудесной женщиной и очень сильно любила свою дочь. Она бы огорчилась, увидев, что вы плачете.
- Да, - моя подруга быстрым движением руки вытерла глаза, - лимит по слезотечению на этот месяц исчерпан…
- И что было дальше? - спросила я, стараясь отвлечь всеобщее внимание от смутившейся принцессы.
- Дальше, - проговорил Горацио, - был ещё одни год траура, завершившейся свадьбой короля на Леоноре Умопомрачительной.
- Опять женился?! Вот ловелас!
- Он не мог поступить иначе, ваше высочество, - вступился за господина Генрих. - Королевству нужен был наследник престола, а им становится второй сын.
- И что, с третьей королевой тоже случилось несчастье? - мрачно спросила я, уже ожидая сказочного троекратного повторения сюжета.
- Нет, - хмыкнул Горацио, - скорее третья королева стала несчастьем для короля и всего королевства.
- Бесспорно, Леонора Умопомрачительная была настоящей красавицей, - добавила Амелия. - Королева обладала талантом вести учтивую беседу и за разговором могла убедить кого угодно в чём угодно. Кроме того, она прекрасно организовывала королевские праздники. Но во всём остальном… нет, о венценосных особах нельзя говорить дурно.
Чтобы уж наверняка не сболтнуть лишнего, женщина вновь налила себе чаю и взяла очередное печенье. Труляля и Траляля последовали её примеру. Это, разумеется, лишь усилило наше любопытство. Моя подруга ухмыльнулась и предложила:
- А вы представьте, что у Леоноры есть сестра-близнец - точная её копия, но при этом не королева. - И зовут её, допустим, Лаура. Что бы вы о ней сказали?
В следующие пять минут Санька и я сидели открыв рты и не смея прервать поток эпитетов, которыми слуги наперебой награждали дублёршу своей хозяйки. Мифическая Лаура была самодовольной, хитрой, злопамятной, безответственной, эгоистичной, ветреной, ленивой, жадной, неряшливой, склочной, крикливой, лицемерной, завистливой - и это лишь то, что я успела запомнить.
- Что ж, - подытожила Санька, когда рассказчики выдохлись, - суть мы уловили. Нам с Фредериком досталась редкостная мачеха.
- Верно, ваше высочество, - кивнула Амелия. - Принцу в то время уже исполнилось девять лет, он быстро понял, с кем имеет дело, и старался как можно реже попадаться новой королеве на глаза. Но вы… вы были ещё совсем крошкой. Сколько я вас ни уговаривала, сколько ни объясняла, вы то и дело убегали от меня и пробирались к отцу. Бывало, принимает король городских старейшин, а вы тут как тут - влезаете к нему на колени и просите, чтобы он рассказал вам сказку или взял с собой на охоту. Это очень не нравилось молодой королеве.
- Почему? - удивилась я. - Ну, подумаешь, ребёнок.
- Леонора не могла не заметить, что маленькая принцесса слишком сильно похожа на свою мать. Глядя на Александру, Теодор поневоле вспоминал о Камилле и счастливом времени, проведённом вместе. А королева не желала, чтобы её муж думал о ком-нибудь, кроме неё. Но до поры до времени делала вид, что её всё устраивает.
- И вот, - продолжил Генрих, - однажды разразился скандал. Король с королевой сидели в тронном зале и принимали иностранных послов двенадцати крупнейших мировых держав. Вдруг дверь приоткрылась, и вбежали вы, ваше высочество. Кажется, вам хотелось показать отцу свой новый рисунок. Но, увидев королеву, вы нахмурились, подошли и дёрнули её величество за подол платья. «Папа, - сказали вы, - пусть тётя уйдёт, это мамин стул».
- Тогда у Леоноры терпение и лопнуло, - вздохнула Амелия. - Она вскочила, назвала вас гадкой девчонкой и приказала убрать принцессу из зала. Стражники бросились было исполнять приказ, но тут вы завопили и шмыгнули под королевский трон. И уже оттуда обзывали мачеху такими словами, какие я не решусь повторить. Королева, позабыв о сдержанности и достоинстве, пыталась вытащить вас из-под трона, иностранные послы пребывали в немом изумлении, а его величество готов был сгореть со стыда.
- Тем же вечером, - сказал Горацио, - королева убедила короля в том, что вас необходимо отослать из дворца. Мы можем только догадываться, какие доводы она приводила. Возможно, доказывала мужу, что его дочь нуждается в хорошем воспитании. Или уверяла, что сельская жизнь пойдёт принцессе на пользу. Но, скорей всего, просто спросила, что для него важнее: капризы маленькой избалованной девчонки или душевный покой его любимой жены и здоровье будущего наследника престола. Дар искусной собеседницы не подвёл Леонору, и Теодор Третий согласился с женой. Только распорядился отправить вас не в деревню или закрытую школу, как предлагала её величество, а в иномирное тайное безопасное место для юных венценосных особ.
- Куда?!
- Кажется, Сань, это он о нашем приюте-интернате.