Волшебница Глава 12 и 13
Скоро-скоро закончатся экзамены, и я уйду в отпуск. И начнется совсем другая жизнь.
А пока:
Глава 12
«“Кот в сапогах”, торжественное бракосочетание, концерт народного хора, городские соревнования, - Валерка покривил губы в усмешке, - похоже, у них все события города происходят в одном месте. Культурный пуп».
Он оглянулся на огромный дворец культуры с хвастливыми мраморными колоннами. «Явная претензия на греческий храм. Удивительно, как маленькие городки хотят выпендриться. Юбилейный. Построен к годовщине революции. И чего я на него взъелся?»
Валерка спустился по ступенькам широкой лестницы к озеру.
«Нормальный дворец культуры. Место красивое. В чем дело? Не в чем, а в ком. И в ком же? В самом себе». Что-то мешало, раздражало, вносило неудобство.
Он вспомнил события дня. Записался в секцию, зал замечательный, тренер понравился - глаза цепкие и говорит мало. Ничего не пришлось доказывать. Спросил про семью…. Вот оно, больное место. Папа, мама.… Наврал. Сказал, что и папа, и мама. А зачем, и сам не понял. Зазаикался, захлебнулся в словах, покраснел как девчонка. Выглядел, наверное, полным идиотом.
Бродил затем по дворцу, рассматривал выставку картин местных художников, забрел в какой-то коридор, спугнул девчонок в балетных купальниках - разлетелись, как стайка испуганных птах, черненьких, с белыми широкими резинками на талии.
Потом стоял, упершись лбом в стекло - окно с пола до потолка - рассматривая осеннее молочно-серое, неподвижное озеро. Слушал доносившееся из-за двери под фортепиано:
- Раз и, два и, три и. Борисова, ногу выше. Де ми плие. И раз. Как садитесь?! Как на горшок! Спины!
Глава 13
В начале ноября резко похолодало, но снега ещё не было. Светило солнце, отражаясь в замерзших лужах и окнах домов. Холодные солнечные зайцы лежали на старом, вытертом до белизны паркете.
Разогреваясь на репетициях, Оксана осторожно ступала по косым лучикам света, словно ощущая их ледяную колкость.
Раньше балетная студия размещалась в старинном особняке. В зеркальных залах включали отопление лишь к началу зимы, поэтому осенью приходилось заниматься в курточках. На железном станке мерзли пальцы. В этом году осыпавшийся ветхий особняк закрыли на капитальный ремонт, и их приютил Дворец культуры.. Места стало меньше. Но зато тепло….
На выступлениях Оксана всегда танцевала в кордебалете. О сольном исполнении и думать боялась - на публике робела, терялась, ощущала сковыванность. Хотя на репетициях, где все свои, появлялось в её движениях нечто особенное, заставляющее именно на неё обращать внимание: какая-то легкость, свобода, неповторимая грация.
Старенькая руководительница, в прошлом солистка балетной труппы областного театра, говорила, что нужно просто поверить в себя. Но Оксана не могла. И смирилась бы, не появись это чувство, которое одновременно и выматывало, и окрыляло. А может, изнуряющие репетиции наконец дали результат.
Однажды, придя раньше всех, она не удержалась, поставила в старенький магнитофон кассету с музыкой из “Лебединого озера”. Маленькой она ходила на него с мамой, и до сих пор не могла без слез слушать эту музыку. И теперь, подчиняясь мелодии, она припоминала движения Одетты. Старалась подражать, сначала тихонько, затем, увлекаясь, все больше и больше. Оксана испытывала восторженную легкость во всем теле, в движениях. Пробовала сложные па, и у неё получалось. Взмывала в прыжках, парила над полом и смеялась - могу! Могу!
Поднимаясь из реверанса, увидела изумленные лица Валентины Николаевны и нескольких девчонок. Убежала в раздевалку, стояла уткнувшись в окно и плакала, сама не своя от какой-то отчаянной радости.
“Надежда, отчаяние, снова надежда, обжигающая несбыточностью: а вдруг?! И снова отчаяние. Как в сугроб после летнего зноя - до ломоты. Любит - не любит. Ну, то, что не любит, это ясно. Не замечает. Вообще никого не замечает. Погружен в себя, в свой мир, как аквалангист под воду. Над Татьяной уже посмеиваются - объявила всем, что новый поклонник, а дальше дружеских отношений соседей по парте дело не идет. А впрочем, кто его знает? Скрытный до невозможности. В одиночество своё не пускает. Живет в нем гордо, с достоинством. И друзей у него нет... Почему?”
Оксана вздохнула, оглядела класс. Все прилежно писали сочинение. Посмотрела на свой чистый листок.
“А ведь у тебя их тоже нет, друзей. В наше время большая это редкость - друг. Такой, чтобы с полуслова, с полувзгляда понимал и принимал. Чтобы такой, такой, ну, как Валерка - умный, честный, сильный. А может не случайно он смотрел на неё?” Девушка закрыла глаза, вспоминая до мельчайших деталей их случайные встречи. Потом, схватив ручку, стала быстро писать:
Я твоя…
Я сказала это вслух. И молчу.
Оборвется нить в ночи - закричу:
Не могу я без тебя, не могу,
Я в заброшенный собор убегу.
Слезы просятся, но плакать невмочь,
Что ж ты, Господи, не хочешь помочь?
Задыхаюсь в паутине сует,
В одиночество чужим - входа нет.
Как найти тебя, ведь ты далеко…
Жечь мосты мне за собой нелегко.
Отыщу тебя, судьбе назло, я,
Чтоб ещё раз прошептать, что твоя.
Прозвенел звонок, стали собирать тетради. Оксана прочитала написанное и ужаснулась - вот это сочинение на тему. Пришлось договариваться с учительницей, врать, что не дописала.
А пока:
Глава 12
«“Кот в сапогах”, торжественное бракосочетание, концерт народного хора, городские соревнования, - Валерка покривил губы в усмешке, - похоже, у них все события города происходят в одном месте. Культурный пуп».
Он оглянулся на огромный дворец культуры с хвастливыми мраморными колоннами. «Явная претензия на греческий храм. Удивительно, как маленькие городки хотят выпендриться. Юбилейный. Построен к годовщине революции. И чего я на него взъелся?»
Валерка спустился по ступенькам широкой лестницы к озеру.
«Нормальный дворец культуры. Место красивое. В чем дело? Не в чем, а в ком. И в ком же? В самом себе». Что-то мешало, раздражало, вносило неудобство.
Он вспомнил события дня. Записался в секцию, зал замечательный, тренер понравился - глаза цепкие и говорит мало. Ничего не пришлось доказывать. Спросил про семью…. Вот оно, больное место. Папа, мама.… Наврал. Сказал, что и папа, и мама. А зачем, и сам не понял. Зазаикался, захлебнулся в словах, покраснел как девчонка. Выглядел, наверное, полным идиотом.
Бродил затем по дворцу, рассматривал выставку картин местных художников, забрел в какой-то коридор, спугнул девчонок в балетных купальниках - разлетелись, как стайка испуганных птах, черненьких, с белыми широкими резинками на талии.
Потом стоял, упершись лбом в стекло - окно с пола до потолка - рассматривая осеннее молочно-серое, неподвижное озеро. Слушал доносившееся из-за двери под фортепиано:
- Раз и, два и, три и. Борисова, ногу выше. Де ми плие. И раз. Как садитесь?! Как на горшок! Спины!
Глава 13
В начале ноября резко похолодало, но снега ещё не было. Светило солнце, отражаясь в замерзших лужах и окнах домов. Холодные солнечные зайцы лежали на старом, вытертом до белизны паркете.
Разогреваясь на репетициях, Оксана осторожно ступала по косым лучикам света, словно ощущая их ледяную колкость.
Раньше балетная студия размещалась в старинном особняке. В зеркальных залах включали отопление лишь к началу зимы, поэтому осенью приходилось заниматься в курточках. На железном станке мерзли пальцы. В этом году осыпавшийся ветхий особняк закрыли на капитальный ремонт, и их приютил Дворец культуры.. Места стало меньше. Но зато тепло….
На выступлениях Оксана всегда танцевала в кордебалете. О сольном исполнении и думать боялась - на публике робела, терялась, ощущала сковыванность. Хотя на репетициях, где все свои, появлялось в её движениях нечто особенное, заставляющее именно на неё обращать внимание: какая-то легкость, свобода, неповторимая грация.
Старенькая руководительница, в прошлом солистка балетной труппы областного театра, говорила, что нужно просто поверить в себя. Но Оксана не могла. И смирилась бы, не появись это чувство, которое одновременно и выматывало, и окрыляло. А может, изнуряющие репетиции наконец дали результат.
Однажды, придя раньше всех, она не удержалась, поставила в старенький магнитофон кассету с музыкой из “Лебединого озера”. Маленькой она ходила на него с мамой, и до сих пор не могла без слез слушать эту музыку. И теперь, подчиняясь мелодии, она припоминала движения Одетты. Старалась подражать, сначала тихонько, затем, увлекаясь, все больше и больше. Оксана испытывала восторженную легкость во всем теле, в движениях. Пробовала сложные па, и у неё получалось. Взмывала в прыжках, парила над полом и смеялась - могу! Могу!
Поднимаясь из реверанса, увидела изумленные лица Валентины Николаевны и нескольких девчонок. Убежала в раздевалку, стояла уткнувшись в окно и плакала, сама не своя от какой-то отчаянной радости.
“Надежда, отчаяние, снова надежда, обжигающая несбыточностью: а вдруг?! И снова отчаяние. Как в сугроб после летнего зноя - до ломоты. Любит - не любит. Ну, то, что не любит, это ясно. Не замечает. Вообще никого не замечает. Погружен в себя, в свой мир, как аквалангист под воду. Над Татьяной уже посмеиваются - объявила всем, что новый поклонник, а дальше дружеских отношений соседей по парте дело не идет. А впрочем, кто его знает? Скрытный до невозможности. В одиночество своё не пускает. Живет в нем гордо, с достоинством. И друзей у него нет... Почему?”
Оксана вздохнула, оглядела класс. Все прилежно писали сочинение. Посмотрела на свой чистый листок.
“А ведь у тебя их тоже нет, друзей. В наше время большая это редкость - друг. Такой, чтобы с полуслова, с полувзгляда понимал и принимал. Чтобы такой, такой, ну, как Валерка - умный, честный, сильный. А может не случайно он смотрел на неё?” Девушка закрыла глаза, вспоминая до мельчайших деталей их случайные встречи. Потом, схватив ручку, стала быстро писать:
Я твоя…
Я сказала это вслух. И молчу.
Оборвется нить в ночи - закричу:
Не могу я без тебя, не могу,
Я в заброшенный собор убегу.
Слезы просятся, но плакать невмочь,
Что ж ты, Господи, не хочешь помочь?
Задыхаюсь в паутине сует,
В одиночество чужим - входа нет.
Как найти тебя, ведь ты далеко…
Жечь мосты мне за собой нелегко.
Отыщу тебя, судьбе назло, я,
Чтоб ещё раз прошептать, что твоя.
Прозвенел звонок, стали собирать тетради. Оксана прочитала написанное и ужаснулась - вот это сочинение на тему. Пришлось договариваться с учительницей, врать, что не дописала.