Читаем о "Цирке"
Иллюстрация - искусство вторичное, порожденное литературой и ей подчиненное. Художнику задан текст, и лишь на его канве он вправе вышивать свои узоры - трактовать и толковать его, дополнять зримыми подробностями. Фантазия его не свободна, а проявив самостоятельность, без которой нет творчества, он рискует услышать потом упреки в «отходе от текста», а порой и обидные сомнения: нужна ли вообще литературе какая бы то ни было «картинка»...
Встречается, однако, хотя и гораздо реже, другое, обратное соотношение графики и литературы. Писатель идет за художником, пишет текст к уже готовым рисункам, по-своему толкует их. Так, еще в XVIII веке, сопровождались нравоучительными рассказами популярные серии гравюр Хогарта, Ретиф де ла Бретонн писал рассказы по изящным рисункам Моро Младшего. Но, конечно, всего органичнее этот метод работы проявляется в книгах для детей, где рисунок нередко важнее текста и занимает больше места в книге. Недаром ведь малыши часто уверены, что книжки для них вообще делаются именно так - «сперва надо нарисовать картинку, потом написать» (Невлер Л. Дети смотрят картинки // Детская литература. - М., 1958. - С. 227.).
Большим мастером такой «словесной иллюстрации» готовых рисунков был С. Я. Маршак. Уже его знаменитые (и много потом иллюстрированные талантливыми художниками) «Детки в клетке» родились первоначально как стихотворные подписи к рисункам английского художника-анималиста Сесиля Олдина (Маршак С. Детки в клетке / Рис. С. Олдина. - Пг.: Радуга, 1923). А годом позже этим же способом был сделан и «Цирк». «На память о своих ранних впечатлениях я написал для детей книжку стихах с коротким названием «Цирк». Стихи были как бы подписями к замечательным рисункам В. В. Лебедева»,- писал С. Маршак в 1960 году, в заметке, сопровождающей публикацию одной из поздних редакций его стихотворения (Маршак С. Юным зрителям цирка // Сов. цирк. 1960. № 9. С. 26. Об этом Маршак говорит в письме к В. С. Митрофанову 7 мая 1963 г.: «В работе с Лебедевым инициатива исходила то от меня, то от него. В книгах «Цирк», «Мы военные» я писал стихи как подписи к лебедевским рисункам. В книгах «Багаж», «Сказка о глупом мышонке», «Мистер-Твистер», «Круглый год», «Разноцветная книга», «Тихая сказка» - стихи предшествовали рисункам» (Маршак С. Я. Собр. соч.: В 8 т. - М., 1968. - Т. 1. - С. 513.).
Именно на яркой обложке «Цирка», появившейся на книжных прилавках в последние дни 1924 года, эти два имени - «С. Маршак, В. Лебедев» впервые стали рядом, одинаково крупно, на равных правах и по-плакатному броско. Потом такое сочетание имен стало привычным, появлялось на десятках изданий. Вопреки обычаю, отводящему фамилии иллюстратора, второе, подчиненное место на титульном листе или обложке, художник и поэт выступали теперь как соавторы, вне зависимости от того, писал ли Маршак стихи к готовым рисункам, как в «Цирке», или, наоборот - Лебедев иллюстрировал уже написанные стихи.
Обложка
И конечно, в этом не просто проявилась «вежливость» поэта по отношению к его постоянному отныне иллюстратору. Это была демонстрация нового принципа совместной работы, общего для обоих понимания книги как неразрывного целого, где стихи принимают зримую, порой почти осязаемую форму, а рисунки получают живое движение, входят в четкий стихотворный ритм. Неразрывное смысловое, стилевое, ритмическое единство текста и изображения было достигнуто в первых же совместных работах Маршака и Лебедева, достигнуто как будто легко, весело, но на самом деле - на основе высокой художественной культуры и немалого - при сравнительной молодости обоих авторов - творческого опыта.
Для Лебедева это был прежде всего опыт плаката, знаменитых петроградских «Окон РОСТА», которые он делал в 1920- 1921 годах: «Прохожие останавливались у стекла с большой трещиной, читали телеграммы РОСТА, написанные от руки. Возле этих телеграмм висели плакаты В. В. Лебедева, исполненные клеевыми красками. Плакаты поразили меня сразу же. Какая-то веселая энергия наполняла это искусство. Формы были обобщены до геометрической простоты, но предметность не терялась. Это была потешная, детская простота, меткость изображения основных черт предмета. Пролетарий с размаху выметал врагов рабочего класса. Маленькие буржуи и кулаки кувыркались под огромной красной метлой, задрав кверху желтые и серые ножки. А рядом, на другом листе, широким, неостановимым шагом, грозно держа винтовки наперевес, шагали матрос с развевающимся по ветру синим воротником и красноармеец в желтом тулупе. Здесь было то, к чему я бессознательно тяготел: народная лубочная яркость, экспрессия выражения, радость ощущения жизни» - так вспоминает об этих плакатах современник, увидевший их свеженькими в витринах на углу Невского и Михайловской улицы (Козинцев Г. Глубокий экран // Новый мир. - 1961. - № 3. - С. 154-155.).
Плакат "Красноармеец и матрос", 1920
Плакат "Работать надо - винтовка рядом", 1921
Ту же самую «детскую потешную простоту», «радость ощущения жизни» вместе с броскостью лаконичного плакатного языка и естественностью сочетания рисунка со словом перенес Лебедев в свои детские книжки середины 20-х годов - «Мороженое», «Цирк», «Багаж». Собственно говоря, его «Цирк» сам был почти серией плакатов, точнее - цирковых афиш, собранных в книжку. Каждую страницу можно было бы, увеличив, превратить в плакат, расклеить по афишным щитам или даже, без ущерба для выразительности, растянуть хоть во всю высоту фасада цирка. Каждая страница была сделана по законам этого энергичного, громкого, уличного искусства.
Такое вторжение плаката в книгу не было случайным. Бурно развивавшийся плакат тянул за собой на улицу камерную книжную графику, учил ее своему звонкому, резкому языку. С этим и пришло в книгу новое поколение художников - поколение Лебедева. «Если бы мы сегодня репродуцировали несколько плакатов в размере обычной книги и, собрав их тематически, переплели, то получилась бы весьма своеобразная книга»,- писал Эль Лисицкий (Лисицкий Э. Книга с точки зрения зрительного восприятия - визуальная книга // Искусство книги. 1962. - Вып. 3. - С. 166.). Лебедева, к началу работы над его «плакатными» книжками со стихами Маршака, уже был на счету именно такой сборник плакатов - литографски воспроизведенных в небольшом формате листов РОСТА (Русский плакат 1917-1922. - Вып. 1. В.В. Лебедев / Текст Н.Н. Пунина. - Пг., 1922.).
В камерной, изящной книжечке эти плакаты производят своеобразное впечатление. Менее заметна их злободневность, «уличность», агитационный пафос, зато острее выделялось стилистическое единство, своеобразие художественного почерка книга с точки зрения зрительного Лебедева, четкость его творческих принципов. (Этим принципам восприятия была посвящена и вступительная статья Н. Н. Пунина.)
Эскизы к "Цирку"
Геометризованные, строго плоскостные композиции не скрывали своего органического родства с новейшими живописными исканиями. В то же время в них была совсем не свойственная «левой» живописи наглядность, убедительная выразительность.
Схематичные, почти лишенные деталей фигуры оживали в движении, переданном не столько изобразительно - позой, сколько ритмически - динамикой ярких цветовых плоскостей.
Плотно ложащийся на бумагу контрастный, порой нарочито грубоватый цвет оказывался весомым, тяжелым, упругие простые контуры уверенно лепили из него фигуры. Лебедев не нуждался в моделировке, чтобы придать этим плоским разноцветным силуэтам осязаемую пластичность.
Почти так же строит он и рисунки в «Цирке» - обобщенно, плоскостно, используя ритм и пластику контрастных цветовых пятен, их упрощенную, но упруго напряженную не геометризированную до сухости форму. Исчезла лишь некоторая небрежность плакатов - подчеркнуто быстрых, «сиюминутных» рисунков клеевой краской. Она сменилась тщательной отработанностью, прекрасно использованной Лебедевым литографской фактуры. Это тоже было одним из его художественных принципов: полное владение материалом и техникой, выявление и использование их возможностей и достоинств. И впоследствии, руководя художественной редакцией детского отдела ленинградского Госиздата, Лебедев требовал того же от своих учеников и помощников: «И перенесите свой рисунок на литографский камень сами. Должна чувствоваться авторская рука» (Шварц Е. «Печатный двор» // Искусство кино. - 1962. - № 9. - С. 104).
Может показаться, что яркие цветовые заливки в «Цирке» вовсе и не требуют особенных литографских сложностей. На самом же деле цвет здесь разработан очень разнообразно и тонко. Серо-голубая зернистая фактура поверх серой плашки осязаемо лепит шероховатый массив слоновьей туши. Желтая краска, почти невидимым слоем ложась на черную, отличает все-таки матовую кожу негритянки от ее блестящих волос. «Схематизм», которым художника позднее не раз попрекали, вовсе не был здесь огрублением, упрощением художественных задач. Напротив - эти задачи решались очень остро и точно, создавая звонкий, яркий, удивительно праздничный образ эксцентрического, экзотического зрелища, особого циркового мира, где все неожиданно и непривычно, где люди ведут себя по-особенному, нарушая порой не только законы житейской логики, но, кажется, и законы самой природы.
Для этого Лебедев и наполняет книжку персонажами необычными, уже сам облик которых далеко уводит за пределы обыденности: здесь и отчаянно белозубый негр-жонглер, разряженный в цвета американского флага, и изящная негритянка на проволоке, и зеленоватая мулатка. А рядом - пестрые красноносые клоуны и черноусый силач, и «прекрасная мисс Дженни» - наездница, и грубовато-мясистая «мамзель Фрикасе», и, наконец, животные - любимые персонажи Лебедева, изображенные (хотя это и не бросается в глаза) не так гротескно, гораздо пластичнее и мягче, чем люди. Ведь люди здесь - не индивидуальности, а маски, цирковые амплуа.
И как персонажи плакатов, обобщаясь почти до символа, теряли всякие индивидуальные черты ради усиления основной - социальной, «родовой» характеристики: «рабочий», «матрос», «буржуй», так клоуны в «Цирке» как бы целиком состоят из признаков своей маски.
Но это не значит, что мгновенно охватываемый глазом, лаконичный рисунок также быстро и пролистывается, уходит. Нет, в отличие, скажем, от почти одновременно выпущенного «Мороженого», с его быстрым, бойким ритмом, «Цирк» - медленная книжка. Каждая страница в ней - целый цирковой номер, законченный и отделанный. Экспрессивные по позам и жестам композиции строго уравновешены, замкнуты. Все они вписаны в спокойную, статичную форму - квадрат, лишь строчками текста сверху и снизу дополненную до нормального вертикального формата книжки. Каждая страница - остановка, требующая неторопливого разглядывания, почти как отдельный лист. И при кажущейся простоте, все они дают для этого достаточно материала - точно отобранных подробностей, найденных и ритмически отточенных жестов.
Нарядная, праздничная, как само цирковое представление, полная очень циркового и очень детского юмора, при всей своей условности - очень конкретная в деталях, эта книжка легко и смело вводила своих неискушенных зрителей не только в такой привлекательный для них мир цирка, но и в мир большого изобразительного искусства.
Художник и поэт дерзко ломали каноны сусально-нарядной и жеманно-благопристойной детской книжки. Разумеется, это требовало немалой творческой смелости. В одной из тетрадей Маяковского, среди заметок, связанных с обсуждением его «Сказки о Пете» в «Комиссии по созданию новой детской книги», есть странная фраза: «Фрикасе - надо». Очевидно, вместе со своей сказкой он защищал там и очень ему понравившийся «Цирк» Маршака и Лебедева, отстаивал их самый озорной и грубоватый образ: «Мамзель Фрикасе на одном колесе» (Эбин Ф.Е. Маяковский - детям. - М., 1961. - С. 32-37.)
***
Лебедев вернулся к «Цирку» через несколько лет, работая над иллюстрациями к сборнику детских стихов Маршака «Веселый час» (Маршак С. Я. Веселый час. Приложение к журналу «Еж». - Л., 1929.). Теперь он заново иллюстрировал строчки, возникавшие когда-то как подписи к его же рисункам. К этому времени сам Лебедев далеко ушел и от плакатов, и от своей жестковатой «супрематической» стилистики середины 20-х годов. Да и задача новых рисунков была совершенно другая - они входили теперь лишь одним звеном в целую цепь иллюстраций ко всему сборнику, должны были сохранять стилистическую связь с ними. Лебедев решил их в совсем ином - порхающе-легком, до зыбкости подвижном ритме беглого черного рисунка пером и кистью. Эта свободная манера напоминала его собственные наброски балерин и натурщиц и была характерна вообще для книжной графики начала 30-х годов, искавшей свободы, непринужденной легкости как бы на лету схваченного впечатления.
Живые, артистичные, очень точные, несмотря на кажущуюся небрежность, - эти рисунки давали другой, изящный и динамичный образ цирка.
1929
1929
Еще раз эти иллюстрации были изданы в 1935 году (Маршак С.Я. Сказки, песни, загадки. - М.: Academia, 1935) и, к сожалению, подверглись тогда же несправедливой и оскорбительно резкой критике (О художниках-пачкунах...). Для следующих изданий рисунки были вновь переделаны и во многом утратили свою подвижность и легкость. Лишь через три с лишним десятилетия изящные иллюстрации из издания 1935 года вернулись, наконец, к читателю в новом сборнике стихов Маршака (Маршак С.Я. Сказки, песни, загадки. - М.: Дет. Лит, 1971. С. 105-114.).
Использованные источники:
http://butanti.livejournal.com/45027.html
- первое издание "Цирка"
Встречается, однако, хотя и гораздо реже, другое, обратное соотношение графики и литературы. Писатель идет за художником, пишет текст к уже готовым рисункам, по-своему толкует их. Так, еще в XVIII веке, сопровождались нравоучительными рассказами популярные серии гравюр Хогарта, Ретиф де ла Бретонн писал рассказы по изящным рисункам Моро Младшего. Но, конечно, всего органичнее этот метод работы проявляется в книгах для детей, где рисунок нередко важнее текста и занимает больше места в книге. Недаром ведь малыши часто уверены, что книжки для них вообще делаются именно так - «сперва надо нарисовать картинку, потом написать» (Невлер Л. Дети смотрят картинки // Детская литература. - М., 1958. - С. 227.).
Большим мастером такой «словесной иллюстрации» готовых рисунков был С. Я. Маршак. Уже его знаменитые (и много потом иллюстрированные талантливыми художниками) «Детки в клетке» родились первоначально как стихотворные подписи к рисункам английского художника-анималиста Сесиля Олдина (Маршак С. Детки в клетке / Рис. С. Олдина. - Пг.: Радуга, 1923). А годом позже этим же способом был сделан и «Цирк». «На память о своих ранних впечатлениях я написал для детей книжку стихах с коротким названием «Цирк». Стихи были как бы подписями к замечательным рисункам В. В. Лебедева»,- писал С. Маршак в 1960 году, в заметке, сопровождающей публикацию одной из поздних редакций его стихотворения (Маршак С. Юным зрителям цирка // Сов. цирк. 1960. № 9. С. 26. Об этом Маршак говорит в письме к В. С. Митрофанову 7 мая 1963 г.: «В работе с Лебедевым инициатива исходила то от меня, то от него. В книгах «Цирк», «Мы военные» я писал стихи как подписи к лебедевским рисункам. В книгах «Багаж», «Сказка о глупом мышонке», «Мистер-Твистер», «Круглый год», «Разноцветная книга», «Тихая сказка» - стихи предшествовали рисункам» (Маршак С. Я. Собр. соч.: В 8 т. - М., 1968. - Т. 1. - С. 513.).
Именно на яркой обложке «Цирка», появившейся на книжных прилавках в последние дни 1924 года, эти два имени - «С. Маршак, В. Лебедев» впервые стали рядом, одинаково крупно, на равных правах и по-плакатному броско. Потом такое сочетание имен стало привычным, появлялось на десятках изданий. Вопреки обычаю, отводящему фамилии иллюстратора, второе, подчиненное место на титульном листе или обложке, художник и поэт выступали теперь как соавторы, вне зависимости от того, писал ли Маршак стихи к готовым рисункам, как в «Цирке», или, наоборот - Лебедев иллюстрировал уже написанные стихи.
Обложка
И конечно, в этом не просто проявилась «вежливость» поэта по отношению к его постоянному отныне иллюстратору. Это была демонстрация нового принципа совместной работы, общего для обоих понимания книги как неразрывного целого, где стихи принимают зримую, порой почти осязаемую форму, а рисунки получают живое движение, входят в четкий стихотворный ритм. Неразрывное смысловое, стилевое, ритмическое единство текста и изображения было достигнуто в первых же совместных работах Маршака и Лебедева, достигнуто как будто легко, весело, но на самом деле - на основе высокой художественной культуры и немалого - при сравнительной молодости обоих авторов - творческого опыта.
Для Лебедева это был прежде всего опыт плаката, знаменитых петроградских «Окон РОСТА», которые он делал в 1920- 1921 годах: «Прохожие останавливались у стекла с большой трещиной, читали телеграммы РОСТА, написанные от руки. Возле этих телеграмм висели плакаты В. В. Лебедева, исполненные клеевыми красками. Плакаты поразили меня сразу же. Какая-то веселая энергия наполняла это искусство. Формы были обобщены до геометрической простоты, но предметность не терялась. Это была потешная, детская простота, меткость изображения основных черт предмета. Пролетарий с размаху выметал врагов рабочего класса. Маленькие буржуи и кулаки кувыркались под огромной красной метлой, задрав кверху желтые и серые ножки. А рядом, на другом листе, широким, неостановимым шагом, грозно держа винтовки наперевес, шагали матрос с развевающимся по ветру синим воротником и красноармеец в желтом тулупе. Здесь было то, к чему я бессознательно тяготел: народная лубочная яркость, экспрессия выражения, радость ощущения жизни» - так вспоминает об этих плакатах современник, увидевший их свеженькими в витринах на углу Невского и Михайловской улицы (Козинцев Г. Глубокий экран // Новый мир. - 1961. - № 3. - С. 154-155.).
Плакат "Красноармеец и матрос", 1920
Плакат "Работать надо - винтовка рядом", 1921
Ту же самую «детскую потешную простоту», «радость ощущения жизни» вместе с броскостью лаконичного плакатного языка и естественностью сочетания рисунка со словом перенес Лебедев в свои детские книжки середины 20-х годов - «Мороженое», «Цирк», «Багаж». Собственно говоря, его «Цирк» сам был почти серией плакатов, точнее - цирковых афиш, собранных в книжку. Каждую страницу можно было бы, увеличив, превратить в плакат, расклеить по афишным щитам или даже, без ущерба для выразительности, растянуть хоть во всю высоту фасада цирка. Каждая страница была сделана по законам этого энергичного, громкого, уличного искусства.
Такое вторжение плаката в книгу не было случайным. Бурно развивавшийся плакат тянул за собой на улицу камерную книжную графику, учил ее своему звонкому, резкому языку. С этим и пришло в книгу новое поколение художников - поколение Лебедева. «Если бы мы сегодня репродуцировали несколько плакатов в размере обычной книги и, собрав их тематически, переплели, то получилась бы весьма своеобразная книга»,- писал Эль Лисицкий (Лисицкий Э. Книга с точки зрения зрительного восприятия - визуальная книга // Искусство книги. 1962. - Вып. 3. - С. 166.). Лебедева, к началу работы над его «плакатными» книжками со стихами Маршака, уже был на счету именно такой сборник плакатов - литографски воспроизведенных в небольшом формате листов РОСТА (Русский плакат 1917-1922. - Вып. 1. В.В. Лебедев / Текст Н.Н. Пунина. - Пг., 1922.).
В камерной, изящной книжечке эти плакаты производят своеобразное впечатление. Менее заметна их злободневность, «уличность», агитационный пафос, зато острее выделялось стилистическое единство, своеобразие художественного почерка книга с точки зрения зрительного Лебедева, четкость его творческих принципов. (Этим принципам восприятия была посвящена и вступительная статья Н. Н. Пунина.)
Эскизы к "Цирку"
Геометризованные, строго плоскостные композиции не скрывали своего органического родства с новейшими живописными исканиями. В то же время в них была совсем не свойственная «левой» живописи наглядность, убедительная выразительность.
Схематичные, почти лишенные деталей фигуры оживали в движении, переданном не столько изобразительно - позой, сколько ритмически - динамикой ярких цветовых плоскостей.
Плотно ложащийся на бумагу контрастный, порой нарочито грубоватый цвет оказывался весомым, тяжелым, упругие простые контуры уверенно лепили из него фигуры. Лебедев не нуждался в моделировке, чтобы придать этим плоским разноцветным силуэтам осязаемую пластичность.
Почти так же строит он и рисунки в «Цирке» - обобщенно, плоскостно, используя ритм и пластику контрастных цветовых пятен, их упрощенную, но упруго напряженную не геометризированную до сухости форму. Исчезла лишь некоторая небрежность плакатов - подчеркнуто быстрых, «сиюминутных» рисунков клеевой краской. Она сменилась тщательной отработанностью, прекрасно использованной Лебедевым литографской фактуры. Это тоже было одним из его художественных принципов: полное владение материалом и техникой, выявление и использование их возможностей и достоинств. И впоследствии, руководя художественной редакцией детского отдела ленинградского Госиздата, Лебедев требовал того же от своих учеников и помощников: «И перенесите свой рисунок на литографский камень сами. Должна чувствоваться авторская рука» (Шварц Е. «Печатный двор» // Искусство кино. - 1962. - № 9. - С. 104).
Может показаться, что яркие цветовые заливки в «Цирке» вовсе и не требуют особенных литографских сложностей. На самом же деле цвет здесь разработан очень разнообразно и тонко. Серо-голубая зернистая фактура поверх серой плашки осязаемо лепит шероховатый массив слоновьей туши. Желтая краска, почти невидимым слоем ложась на черную, отличает все-таки матовую кожу негритянки от ее блестящих волос. «Схематизм», которым художника позднее не раз попрекали, вовсе не был здесь огрублением, упрощением художественных задач. Напротив - эти задачи решались очень остро и точно, создавая звонкий, яркий, удивительно праздничный образ эксцентрического, экзотического зрелища, особого циркового мира, где все неожиданно и непривычно, где люди ведут себя по-особенному, нарушая порой не только законы житейской логики, но, кажется, и законы самой природы.
Для этого Лебедев и наполняет книжку персонажами необычными, уже сам облик которых далеко уводит за пределы обыденности: здесь и отчаянно белозубый негр-жонглер, разряженный в цвета американского флага, и изящная негритянка на проволоке, и зеленоватая мулатка. А рядом - пестрые красноносые клоуны и черноусый силач, и «прекрасная мисс Дженни» - наездница, и грубовато-мясистая «мамзель Фрикасе», и, наконец, животные - любимые персонажи Лебедева, изображенные (хотя это и не бросается в глаза) не так гротескно, гораздо пластичнее и мягче, чем люди. Ведь люди здесь - не индивидуальности, а маски, цирковые амплуа.
И как персонажи плакатов, обобщаясь почти до символа, теряли всякие индивидуальные черты ради усиления основной - социальной, «родовой» характеристики: «рабочий», «матрос», «буржуй», так клоуны в «Цирке» как бы целиком состоят из признаков своей маски.
Но это не значит, что мгновенно охватываемый глазом, лаконичный рисунок также быстро и пролистывается, уходит. Нет, в отличие, скажем, от почти одновременно выпущенного «Мороженого», с его быстрым, бойким ритмом, «Цирк» - медленная книжка. Каждая страница в ней - целый цирковой номер, законченный и отделанный. Экспрессивные по позам и жестам композиции строго уравновешены, замкнуты. Все они вписаны в спокойную, статичную форму - квадрат, лишь строчками текста сверху и снизу дополненную до нормального вертикального формата книжки. Каждая страница - остановка, требующая неторопливого разглядывания, почти как отдельный лист. И при кажущейся простоте, все они дают для этого достаточно материала - точно отобранных подробностей, найденных и ритмически отточенных жестов.
Нарядная, праздничная, как само цирковое представление, полная очень циркового и очень детского юмора, при всей своей условности - очень конкретная в деталях, эта книжка легко и смело вводила своих неискушенных зрителей не только в такой привлекательный для них мир цирка, но и в мир большого изобразительного искусства.
Художник и поэт дерзко ломали каноны сусально-нарядной и жеманно-благопристойной детской книжки. Разумеется, это требовало немалой творческой смелости. В одной из тетрадей Маяковского, среди заметок, связанных с обсуждением его «Сказки о Пете» в «Комиссии по созданию новой детской книги», есть странная фраза: «Фрикасе - надо». Очевидно, вместе со своей сказкой он защищал там и очень ему понравившийся «Цирк» Маршака и Лебедева, отстаивал их самый озорной и грубоватый образ: «Мамзель Фрикасе на одном колесе» (Эбин Ф.Е. Маяковский - детям. - М., 1961. - С. 32-37.)
***
Лебедев вернулся к «Цирку» через несколько лет, работая над иллюстрациями к сборнику детских стихов Маршака «Веселый час» (Маршак С. Я. Веселый час. Приложение к журналу «Еж». - Л., 1929.). Теперь он заново иллюстрировал строчки, возникавшие когда-то как подписи к его же рисункам. К этому времени сам Лебедев далеко ушел и от плакатов, и от своей жестковатой «супрематической» стилистики середины 20-х годов. Да и задача новых рисунков была совершенно другая - они входили теперь лишь одним звеном в целую цепь иллюстраций ко всему сборнику, должны были сохранять стилистическую связь с ними. Лебедев решил их в совсем ином - порхающе-легком, до зыбкости подвижном ритме беглого черного рисунка пером и кистью. Эта свободная манера напоминала его собственные наброски балерин и натурщиц и была характерна вообще для книжной графики начала 30-х годов, искавшей свободы, непринужденной легкости как бы на лету схваченного впечатления.
Живые, артистичные, очень точные, несмотря на кажущуюся небрежность, - эти рисунки давали другой, изящный и динамичный образ цирка.
1929
1929
Еще раз эти иллюстрации были изданы в 1935 году (Маршак С.Я. Сказки, песни, загадки. - М.: Academia, 1935) и, к сожалению, подверглись тогда же несправедливой и оскорбительно резкой критике (О художниках-пачкунах...). Для следующих изданий рисунки были вновь переделаны и во многом утратили свою подвижность и легкость. Лишь через три с лишним десятилетия изящные иллюстрации из издания 1935 года вернулись, наконец, к читателю в новом сборнике стихов Маршака (Маршак С.Я. Сказки, песни, загадки. - М.: Дет. Лит, 1971. С. 105-114.).
Использованные источники:
http://butanti.livejournal.com/45027.html
- первое издание "Цирка"