Гав и Боб. Часть вторая.
Часть 2
"Во имя Императора, я плетью изгоняю зло из своей проклятой плоти..."
Репентия Тарла вскинула руку назад, описав аркофлогом длинную ленивую дугу через плечо. Наконечники пыточного устройства, находящиеся под напряжением оставили борозды на ее спине, губы дрожали над стиснутыми в порыве сдерживаемой боли зубами. Двигая рукой медленно, она растягивала боль. Боль, которая была очищающим огнем падшей, нечистой плоти.
Запятнанная Сороритас, стоявшая на коленях на холодном стальном полу космического транспорта, была почти обнаженной. Ее тело было покрыто пожелтевшими рваными полосками пергамента, на которых кроваво-красные чернила перечисляли множество ее грехов и ересей, а также имена мучеников более святых, какой она лишь надеялась стать. Ее подруга Репентия ушла после окончания их утреннего двухчасового бичевания. Тарла осталась. Ее грехи не могли быть искуплены так легко.
Боль медленно шла на убыль. Она знала, как лучше опускать кнут на покрытую шрамами спину. Беловолосая амазонка была экспертом в боли, она ждала между ударами, так чтобы новая боль не смешивалась со старой.
Грехи когтями рвали ее разум, проливая кровавые слезы из глаз цвета аквамарина.
Культисты Слаанеш глубоко внедрились в структуру агро-мира, и ее монастырь успел прийти на помощь быстрее всех. Огнем и верой она и ее сестры искореняли еретиков, ищущих лишь удовольствия, загоняя их глубже и глубже в единственный захваченный хаосом город.
Город, в котором она нашла свое проклятье. Тогда она была гордой Сороритас в кроваво-красной броне и со священным болтером, - единственными необходимыми орудиями правосудия Императора.
В ходе зачистки гигантского борделя Тарла была отрезана от своего отряда обрушившимся потолком. Ей пришлось искать другой путь из проклятого здания.
Витые залы борделя содержали в себе множество прелестей для смертного разума - фрески, изображающие разврат столь греховный, что его было невозможно созерцать, статуи, почти порочной красоты и надоедливый запах мускуса, проникавший ей в нос, шепчущий обещания ее разуму.
Внутри нее зарождалось тепло, как легкая дрожь. Бродя из комнаты в комнату, она потеряла чувство направления, и тепло переросло в огонь, который она никогда не испытывала. Она взмокла в своей броне, груди натыкались на холодный метал бронированной пластины.
К тому времени, как она нашла выход из проклятого места, ей стало ясно, что она подверглась порче. Дыхание было тяжелым, глаза остекленели, она с тяжестью вышла на свежий воздух через одну из задних дверей. В переулке было грязно и сыро, валялась опрокинутая урна, а грязные дети поглощали объедки.
Одна из ее сестер, Марзия, бросилась к ней от входа в переулок с облегчением на юном лице. Милая Марзия с ее пламенными рыжими волосами и мягкими надутыми губками. Послушница едва успела что-то произнести, прежде чем поддавшаяся искушению Тарла подарила ей блудливый поцелуй.
Тарла хлыстала себя снова и снова, шипя сквозь зубы и вспоминая порчу в те моменты. Она жаждала снять с Марзии ее грязную броню и насладиться ее плотью как она и представить себе не могла. Даже с ее верой, этот глубоко подверженный порче бордель заразил хаосом и ее, и она изнасиловала бы бедную девушку в том переулке, не появись рядом остальные сестры подразделения. Три из них были вынуждены оттаскивать Тарлу от Марзии, а Тарла остановилась лишь тогда, когда их лидер ударила ее болтером.
Репентия опять подняла руку, собираясь ударить себя, но жесткая, мозолистая ладонь обхватила ее запястье, так, что у нее перехватило дыхание от изумления. Концентрируясь на переживании своего стыда, она даже не слышала, как кто-то еще вошел в часовню.
"Чаво это красивая леди причиняет себе боль?", - Тарла обернулась и посмотрела на невинное, уродливое лицо огрина. половина лица была заменена аугметикой, что явно указывало на его причастность к так называемым Бон'Эдам. На нем был пропитанная потом белая майка и пара грязных коричневых брюк, никогда не чищенные ботинки нервно переминались.
"Тебе не понять, огрин. А сейчас оставь меня в покое...", - Тарла наконец-то успокоила дыхание, ее удивление перешло в мягкий, медленно растущий гнев. Тупое создание, да еще и прервало ее в такой манере. Тарла никогда не была близка к тому, чтобы принимать недолюдей. Огрины были лишь чуть более приемлемы чем крысолюди за их непоколебимую если даже не за безрассудную, веру в Императора.
Огрин принял ее как командира, с видом собаки, которую отругал хозяин. Несмотря на свой настрой, Тарла почувствовала некоторые угрызения совести за злобу, проявленную на этого большого человека.
"Ты ведь пришел помолиться?", - спросила она.
"Ога...", - кивнул огрин.
Тарла подвинулась к краю, позволив огрину преклонить колени перед большим позолоченным портретом Императора. Гигант встал на колено рядом с ней, обдав ее тем ужасным запахом, что присущ его виду.
"Пущай хаоситы будут побиты гвардейцами. Ва имя Емператора, аминь...", - Огрин склонил голову перед золотой статуей, а Тарла могла лишь в замешательстве улыбаться.
"Что это такое?", - удивленно спросила она. Она запоминала кодекс за кодексом, молитву за заговором, священный указ за запретом на своем пути к сестринству Сороритас, и слова этой такой простой молитвы, произнесенные столь искренне странно обезоруживали ее.
Гигант встал, его голос сбивался. "Угу, а чево ж йищо просить?"
Тарла только и могла, что кивать головой в удивлении. Может, этот гигант был послан ей Отцом, как предзнаменование, показать Тарле, как выглядит истинная вера. Да, огрины были недолюдьми, но простое поклонение, которое она сейчас наблюдала, выглядело более реальным, нежели любая цитата или стих, что она помнила.
Не зная почему, она назвала свое имя. "Я - Тарла, сестра Репентия..."
Огрин отсалютовал левой рукой, продемонстрировав свое внимание.
"Гав Смит, Бон'Эд, к твоим услухам, сестрёнк..."