Из Воспоминаний Инны Янкелевич: Чебоксары. 1937- сентябрь 1939.
Чебоксары 1937 и сентябрь 1939
Чебоксары запомнились большим двором, в котором хозяйничали ребятишки всех возрастов.
Дома отапливались дровами и каждую осень во двор въезжали телеги с бревнами, которые пилили, а потом укладывали в поленницы. Интересно то, что поленницы были не прямыми, а угловатыми и извилистыми, что позволяло детям играть между ними в самые разные игры, чаще всего - в прятки. Также рядом находилась стройка будущего универмага и периодически завозимый туда песок и какой-то строительный материал также позволял устраивать там разные игры.
Помню, то на стройке, то во дворе то и дело появлялись вырытые ямы. Кто-то из старших ребят рассказал, что где-то здесь один из предыдущих жильцов зарыл прекрасную коллекцию марок. С тех пор мальчишки пытаются найти этот клад. Вырытые ямы предоставляли опасность и дворнику приходилось засыпать их. Насколько я знаю, никакого клада из коллекции марок так никто и не нашел.
Я с удовольствием играла с ребятами в прятки. Обидно, что чаще всего самый пик игры приходился на закат солнца. Я помнила, что врачи запретили мне бывать на улице вечерами и я с досадой и грустью встречала родителей, которые уводили меня домой.
В Чебоксарах мы сменили две квартиры. Помню, в одной из них у нас была только одна соседка. Когда она уехала, ключ от квартиры был выдан мне. Часто я сидела дома одна, гуляла редко. Однажды вернулась к дому, потому что начался дождь, а там уже стоял и ждал меня папа. Я сунула руку в карман и поняла, что ключа там нет. Мы с папой пошли его искать. В темноте, под дождем, буквально на ощупь мы рылись в песке, где я могла выронить ключ. И ключ нашли. После этого мама привязала ключ к резинке, которая пришивалась к одежде.
В Чебоксарах я сдружилась со своим двоюродным братом - приемным сыном тети Кати Ярославом - Яриком. Они часто гостили у нас. Ярик был старше меня на год, помню, что у него был щенок. И вдруг я узнаю, что Ярик умер. Позднее узнала, что это случилось из-за сильной аллергии.
Почти весь год Ярик вместе с тетей готовился к Новому году, делал игрушки к елке, но к концу декабря заболел. Тетя Катя рассказывала, что мальчик вдруг спросил у нее, не дифтерит ли у него. Как раз в то время была разработана противодифтерийная сыворотка. Ее ввели и Ярику стало легче. Я сама читала в учебнике, что сыворотку эту надо вливать дважды, но перед вторым вливанием узнавать, нет ли у больного аллергии. Непонятно, почему врач не сделал пробу на аллергию, как он мог не знать этого, ведь я то читала об этом в школьном учебнике. Мама рассказывала, что врач посадил Ярика к себе на колени и уверенно ввел вторую сыворотку. Мальчик умер мгновенно. Все жалели Ярика. В гроб положили все приготовленные им за год елочные игрушки.
Как-то в газете появилось сообщение что в город прибыли 3 легковые машины, которые станут такси. Одной из первых чебоксарским такси воспользовалась моя мама.
Чебоксары считался малярийным местом, это заболевание находили у каждого второго. Хины на всех не хватало, маме достали, но она на маму не подействовала. Вот тогда-то и вызвали для нее такси. Маму положили вначале на первом этаже больницы, потом на втором. Было 15 июня, мамин день рождения и папа привел меня в больницу. Помню, я вошла в палату и увидела, что мама спит. Потом узнала, что в то время мама была без сознания. Об этом, скорее всего, знали соседки по палате, которые стали называть меня сироткой. Когда мама очнулась, я спросила, почему меня называли сироткой. К счастью, мама выздоровела. Ей повезло, что ее лечащий врач сумел достать какое-то редкое средство. Это лекарство и его метод лечения спасли маму. Мама говорила, что врач этот описал мамин случай в своей диссертации. После этого у мамы никогда не было малярии.
Зимой мы жили в Чебоксарах а лето проводили в Москве. Помню, было три квартиры, в которых мы останавливались.
Самой лучшей была первая, на восьмом этаже, откуда мы любовались Москвой и ее разноцветными огнями. Там жила папина троюродная сестра с мужем. Но вот мужа арестовали, а жену уплотнили. Она была вспыльчивой и резкой, то и дело ссорилась с соседями и нам пришлось останавливаться у папиной двоюродной сестры. Это была моя любимая тетя Рузя, она занимала крошечную комнатку в коммунальной квартире на 12 семей. В комнату входил диван, стол и кровать. Тетя Рузя оставляла комнату в наше полное распоряжение.
Еще один адрес - квартира папиных друзей по Киеву.
Помню, как-то в дверь постучали, спросили документы и, извинившись, ушли. Позднее я узнала, что эти люди были из НКВД.
Во время приезда в Москву в 37-ом, папа часто работал в библиотеке, где собирал материал для диссертации. Тем не менее он находил время и мы бродили по Москве. Были в зоопарке, где я каталась на верблюде и на слоне. На меня неприятное впечатление произвели хищники. Запомнились обезьяны, которые не ели кашу, а выковыривали из нее изюм.
До сентября еще было время и мама с папой решили добраться до Чебоксар пароходом. Летом и в те годы было трудно достать билеты. Чтобы купить каюту на пароходы, надо было вначале записаться на очередь, потом приезжать на перекличку, а в последнюю перед покупкой билетов ночь мама там даже ночевала. Я оставалась с папой. Утром папа не знал, как заплести мои косы и связал мои волосы в какой-то жуткий пучок. Мама, увидев этот пучок, всплеснула руками и тут же принялась заплетать мне косу. Волосы у меня были густыми и длинными и сама я плести косы еще не умела.
Наконец, подошла очередь мамы. Она пыталась купить билеты на старый пароход, где были не комфортабельные каюты. Маму стали уговаривать приобрести билеты на другой пароход. Но мама с папой все-таки выбрали старый пароход «Большевик», с 2х-местной каютой, где лавки были и внизу и наверху.
До того как Волга стала такой широкой, как сейчас, большие пароходы ходили от Ярославля и выше до Нижнего Новгорода с небольшой осадкой, а с большой осадкой с Н. Новгорода до Астрахани. «Большевик» шел из Москвы до Куйбышева. Большинство пассажиров почти все время проводили на верхней палубе, у них были билеты до Куйбышева и обратно, многие так проводили свои отпуска. Настрой у всех был на то, чтобы отдохнуть по-настоящему. Мама вспоминала, что на протяжении всей поездки была теплая, доброжелательная атмосфера. Все передружились, сложились теплые, хорошие взаимоотношения. Мы были единственными, кто выходил в Чебоксарах, остальные ехали дальше. Как же мы были удивлены, когда накануне нашего приезда в Чебоксары, на пароходе был устроен настоящий концерт … в нашу честь. Звучало фортепиано, кто-то играл на скрипке, читали стихи, и даже инсценировки.
Мы вышли в Чебоксарах, но не поехали домой, а сразу же с пристани поехали за город, где в какой-то деревне сняли комнату в одном доме. Людей в деревне было мало, т. к. это было время уборочной и все находились в поле. Мама говорила, что для столь тяжелой работы люди питались плохо. В ту пору поспевали яблоки и нам разрешили их есть.
Там я впервые увидела баню, которую топили по-черному.
Мы каждое утро брали с собой провизию и уходили на берег Волги. Устраивались в местечке, где были кое-какие кусты, Помню, приносили с собой котелок и два кирпича. Разводили небольшой костерок и варили обед. К нам часто подплывала лодка с рыбаками, которые продавали нам свежую рыбу, из которой мы варили уху.
У меня были свои кирпичики, на которых я готовила еду куклам.
Мы проводили на Волге весь день, купались, папа и мама все время размышляли о педагогических вопросах.
К нашему возвращению в город, у нас уже не было денег. В такие времена мама собирала в корзину накопившиеся за год и шла сдавать их аптеку. Поскольку болела я часто и пузырьков от микстур было много, мама посетила аптеку еще раз. Как-то ее встретил сосед: «Вижу, пузырьки сдаете, значит, деньги кончились. Давайте-как я дам вам в долг»»
Мама не отказалась, эти деньги помогли нам прожить до зарплаты.
Летом 1939-го папа был избран на должность преподавателя в два университета - в Ярославский и Астраханский. Родители долго решали, какой университета выбрать и приняли решение - пока лето - побывать в Астраханском университете. В Москве попытались купить билеты на пароход до Астрахани, не получилось. Тогда решили, что, скорее всего, билеты они смогут купить в Горьком. И папа поехал в Горький, а мы - в Ярославль, где вскоре получили телеграмму, что папа купил каюту.
Помню, мы уже в Горьком, раннее утро, только дворники метут пустынный речной причал, мы спешим к папе.
Видим, от стоящей у большого парохода группы людей к нам направляется папа, а с ним рядом очень представительный человек в белых наглаженных брюках. Он уверенно берет у мамы чемодан и ведет нас к пароходу.
Папа рассказывает маме, что совершенно случайно встретился с бывшим одноклассником по Термин-хан-Шуре, который занимает должность заместителя наркома водного наркомата по речному транспорту. Позднее я узнала, что на этом же пароходе плыл с дочкой - моей ровесницей - Крылов, известный академик по судостроению и математике. Папа много с ним разговаривал …
А я общалась с его дочкой, которая сделала мне аквариум. Для этого она взяла стакан, вырезала для него крыщку-картонку. В крышечке этой наделала отверстия, в которые продернула нитки, на которых были привязаны вырезанные из бумаги рыбки. Мне очень понравился такой аквариум. Помню, на том пароходе мы занимались головоломками. Много читали, чтобы удержать меня в каюте, мама прочла мне «Руслана и Людмилу».
Несмотря на то, что конечным пунктом нашего плавания была Астрахань, папа решил сойти на какое-то время в Сталинграде. Мы остановились в гостинице и папа пошел в институт, узнавать об условиях работы в Сталинградском педагогическом институте. Вернувшись, рассказывал, что институт ему понравился и встреченные студенты произвели лучшее впечатление, чем в Чебоксарах.
Вечером мама с папой куда-то ушли, а меня оставили в номере гостиницы.
Заскучав, я решила посмотреть, который час и вышла в коридор, где висели большие часы. И вдруг дверь захлопнулась, а ключа у меня не было. Два часа спустя родители застали меня заплаканной и испуганной.
На следующий день мы доплыли до Астрахани. Папа ходил в институт, где ему назвали адрес квартиры, где мы должны были жить. Мы с ужасом увидели, что в квартиру на втором этаже мы должны были забираться по наружной лестнице. Это нам не понравилось и мы вошли на пароход с уверенностью, что Астрахань нам не подходит.
Перед началом учебного года папа уехал в Сталинград, а мы с мамой остались в Чебоксарах укладывать вещи. Мне шел уже 9-ый год и я все еще не училась в школе: перед 1 сентября в 1938-ом году я болела. Конечно же, я уже много знала, но мама расстраивалась, что я упускаю торжественный момент поступления в школу. Вещей было много, контейнеров в те годы еще не было, и ей приходилось упаковывать вещи в ящики. Мы приплыли в Сталинград в конце сентября, и лишь в середине октября я вошла в 1-ый класс.