Рубиновый меч (часть 1)
Рубиновый меч
1.
В ту ночь шел дождь. Жуткий, липкий. Ветер срывал ветки с деревьев и бросал их под ноги, в чавкающую грязь. Казалось, свет навсегда покинул эту землю, а вместо него остались только потоки холодной воды и завывания ледяной стужи.
Отец Бернард, монах из храма на пригорке, спешил в город. Он бежал по тропе, но ноги то и дело падали в грязь, вязли. Монах поминал имя
Господа всуе, затем торопливо крестился, сбивчиво читал слова молитвы, и продолжал путь - и так до тех пор, пока очередная гнилая коряга не прыгнет из-ниоткуда и не собьет Бернарда с ног.
Когда из темноты леса вышел косматый человек в дорожном плаще, под которым Бернард разглядел кольчугу, монах решил, что гибель настигла его здесь, на дороге, а не в теплой постели, как он иногда грешным делом надеялся.
Путник был высоким и не слишком молодым. В темноте Бернард почти не видел его лица, но готов был поклясться на Писании, что в глазах человека плясали недобрые огоньки, какие бывают только у бродяг с большой дороги и…
- Святой отец! Хвала Всевышнему. Мне нужна помощь.
…и у бродячих рыцарей.
- Что ты забыл здесь, в такую погоду? - Бернард пытался перекричать ливень, но странник только махал рукой, показывая, что нужно идти сюда, за ним.
Бернард по привычке проверил, не отцепился ли серебряный крест с шеи, чертыхнулся невольно, но пошел вслед за незнакомцем.
Про себя он, конечно, не переставал честить этот дождь и этого человека - на чем свет стоял. Но что-то заставляло Бернарда идти вперед. Предчувствие.
Они прошли недолго по тракту, а затем странник свернул на мелкую проселочную тропу. Бернард вздохнул: делать нечего, надо идти, раз ввязался. Хотя искушение пойти прочь - своей дорогой, очень уж велико.
Но монах не собирался в этот раз поддаваться искушению - для этого будут другие дни и другие ночи. Сегодня он решил положиться на волю Всевышнего. Они подошли к телеге, запряженной старенькой клячей. Телега оказалась перетянута куском серой ткани, едва укрывавшей от дождя.
- Быстрее! - торопил монаха странник.
Бернард предпочитал не задавать вопросов. Да и говорить в такой ливень - сущая мука. Поэтому монах подтянул полы рясы, уже окончательно намокшей от воды и грязи, и пошел к телеге.
Когда он увидел в телеге очертания лежащей женщины, Бернард инстинктивно попятился и перекрестился. Но за спиной стоял странник - и глаза его горели холодным огнем безумия.
Бернард подошел к телу, невольно он обратил внимание - женщина когда-то была красивой, но годы потрепали её. Слипшиеся светлые волосы, слегка полноватая фигура, очень простая и грубая одежда, никакой обуви - да, в последнее время она явно страдала и нуждалась. Но теперь-то Всевышний упокоит её душу.
Бернард уже собирался повернуться к страннику, чтобы сказать, что в делах смерти он, увы, бессилен, когда услышал то, что совершенно не ожидал здесь и сейчас.
Пронзительно громкий детский плач.
2.
Мальчика, найденного штормливой ночью в телеге, назвали Персивалем. В честь героя старинных баллад. И потому что принесший его монах Бернард утверждал, что отец мальчика - странствующий рыцарь. Говорили, что тот был так убит горем из-за смерти своей жены, что сошел с ума, бросился в чащу леса да там и сгинул.
Монаху ничего не оставалось, кроме как взять мальчика с собой - в город. Он пристроил его при местной церкви, а сам иногда приходил навещать ребенка. Бернард чувствовал, что между ним и этим мальчиком есть связь - так сама судьба говорит о чем-то важном. И теперь на монахе лежал груз ответственности, от которого он никак не мог отказаться, как бы ни пытался.
Годы шли, Персиваль рос бойким, крепким и чересчур ретивым юношей. То и дело Бернард находил его то после драки с городскими детьми, которых Перси гонял палкой, то вытаскивал его из реки, где мальчик чуть не утонул. Однажды Бернард снял непослушного отрока с колокольной башни ратуши.
- Ненавижу дурацкие колокола! - кричал Перси на всю площадь, когда Бернард тащил его за ухо в дом.
Сам монах давно потерял счет тем дням, когда вместо службы он присматривал за этим непослушным мальчиком. На вопросы братии он только отвечал, что Персиваля ему послал Господь, а значит - служить Богу можно, если заботиться о ребенке.
Впрочем, вскоре для братии времени у Бернарда совсем не осталось. Он все чаще хватался за бритую голову - мальчик совсем не знал себе места, постоянно попадал в какие-то неприятности.
Решив, что так не может продолжаться, Бернард, скрепя сердце, покинул стены монастыря и поселился в городе. Персиваля он взял к себе, чтобы наставлять его на путь истинный. Закону Божьему мальчик учиться не хотел, а вот истории о рыцаре-теске и других героях баллад слушал охотно.
- Я тоже стану рыцарем! Убью дракона и захвачу сокровища! - гордо заявлял мальчик.
- Ну-ну, - смеялся Бернард, - драконов больше нет. А, может, никогда и не было. И сокровища все давно уже у лордов в сундуках.
- Тогда я стану лордом, - не унимался Персиваль, а Бернард только качал головой.
Так неторопливо они прожили вместе почти десять лет, за которые успели если не полюбить друг друга, то хотя бы свыкнуться с мыслью, что теперь их жизни связаны неразрывной цепью.
3.
Длинный меч с украшенной рубинами рукоятью сразу приковал взгляд Персиваля.
Красивый, изящный, но крепкий, меч покоился на коленях лорда-протектора. Этот грозный седеющий человек пристально смотрел на собравшихся в зале студиозусов. Его взгляд пронзал толпу. Казалось, лорд видит страхи и помыслы всех - но Персиваль видел только меч. Он влюбился в него. Он знал - такой меч должен быть и у него.
Персиваль локтем пихнул в бок Бернарда, который стоял совсем рядом. Очень хотелось поделиться своими мыслями, но старый монах только хмурился.
- Цыц, - фыркнул Бернард, - прояви уважение.
Старый монах потратил почти десять лет, чтобы этот мальчик попал в число студиозусов Школы, и теперь он ждал от Персиваля почтения и понимания важности момента.
Все детство мальчика готовили к этому моменту - он должен выучиться грамоте, освоить Закон Божий и другие науки, чтобы стать кем-то в этой жизни. Бернард не хотел, чтобы мальчик прозябал в их маленьком городке помощником конюха или кузнеца.
Учение должно подготовить его к вступлению в орден, или хотя бы - к роли писчего при цехе, торговца или счетовода. Конечно, Бернард мог только надеяться, что вспыльчивый Персиваль безропотно примет задуманную ему судьбу. Но он надеялся, что годы его подчас вполне мудрых
наставлений сделают свое дело.
Лорд-протектор закончил свою длинную речь о доблести и чести Школы. Когда его голос стих, вступил хор певчих, стоявших на балконе.
Бернард с упоением слушал слова молебна, а Персиваль нетерпеливо елозил на месте.
Когда церемония закончилась, их подвели к столу писца, который гусиным пером заносил на пергамент имена будущих школяров-студиозусов.
Персиваль смерил сидящего за столом надменным взглядом. Юноша возвышался над столом как колокольная башня их с Бернардом родного города - над площадью.
- Взнос? - писец скрипел пером, даже не поднимая взгляда.
Бернард положил на стол мешок с монетами, которые он так долго собирал. Мешок высыпали на стол, пересчитали с легкой ухмылкой.
- Здесь только за первые полгода.
Персиваль скучающим взглядом посмотрел на своего приемного отца.
- Остальное будет позже, - негромко произнес старый монах, - нам сказали, что так можно.
- Да-да, - промямлил писец, - тогда подпишите расписку.
Бернард вздохнул, взял в руки перо и поставил кривую подпись - за себя и за Персиваля.
Жилье им определили в большом амбаре, где, кроме Бернарда и Персиваля, разместились еще десять человек. Это были молодые и не очень мужчины, приехавшие со всех концов страны, чтобы постигать науки, а затем вернуться назад за лучшей жизнью.
Бернард устроился помогать в гончарной лавке. Он вел книги продаж, раскрашивал глиняные чаши, вазы и прочую утварь. Старый монах ставил цеховую печать на все изделия, записывал за хозяином торговые заметки, общался с приезжающими купцами и малоземельными лордами.
Но нескольких медяков, которые он получал за эту кропотливую работу, все равно не хватало - поэтому по ночам он выполнял мелкие поручения всех, кто готов был платить. Бернард помогал писать письма студиозусам, читал церковные свитки неграмотным и при свете маленькой лучины переписывал старые и путанные тексты для скриптория Школы.
Труд помогал оплачивать место в амбаре, скромную еду и расходы на чернила и бумагу для Персиваля. Впрочем, юноша не слишком рьяно относился к учебе. Его часто видели в саду Школы в компании бездельников и бедняков - они распивали вино и рассказывали друг другу байки про рыцарей, дрались, шутили, ухлестывали за сельскими девками.
К концу первого полугодия Персиваль с трудом читал по слогам, но так и не научился худо-бедно писать. На занятиях по латыни его не видели, а на уроках танца и музыки и вовсе не знали, как выглядит этот молодой студиозус.
Они почти не разговаривали друг с другом. Бернард устал упрекать своего приемного сына в безалаберности и разгуле. Он смотрел на происходящее с разочарованием, а мечта о достойной жизни сменилась тоской по давно ушедшему времени дома, в ордене. Все чаще Бернард жалел о решении покинуть стены монастыря и посвятить себя этому
неблагодарному мальчишке. Иногда его стали видеть то в одном, то в другом кабаке с пустой кружкой эля. Впрочем, пускали пожилого монаха нечасто - в городе хорошо знали, что платить ему особо нечем, ведь последние медяки он отдавал в Школу, но и там уже с трудом понимали, зачем этот человек, так похожий на потрепанного монаха, платит за парня, который не посещает занятия и только околачивается у дома лорда-протектора.
4.
Персиваль грезил подвигами и славой. Мысль, что вся его жизнь будет наполнена именами давно умерших людей и их скучными мыслями, сводила его с ума. Цифры, буквы, имена и названия стран, растений и животных - все это нагоняло на юношу сон.
Он охотно посещал только занятия по фехтованию и конной езде, но их было мало и проводились они редко. Бывало, что вместо разучивания очередного хорала, Персиваль шел в сад, брал в руки сучковатую палку и стучал ей по самому старому дубу, посаженному здесь еще до основания Школы. Он представлял себя доблестным воином с прекрасным мечом в руках. Таким мечом, как у лорда-протектора.
Поначалу старый рыцарь - покровитель Школы очень интересовал юношу. Он воображал, что когда-то давно этот человек сражался с врагами на великой войне, а затем сам король, оценив доблесть и силу сэра рыцаря, даровал ему титул и земли.
Но позже Персиваль узнал, что титул, фамильный меч и земля достались старику по наследству, а сам он, наверное, ни разу не выезжал из города. Не воевал за честь и отвагу.
В глазах юноши старый сэр из героя превратился в развалину. В мошенника, не по праву носящему свой меч.
Тогда-то у него и появилась идея восстановить справедливость. Меч должен служить достойному. Отважному и статному воину, не знающему страха и упрека. Такому, как он, Персиваль.
Он не считал свою идею грехом. Он даже не относился к намеченному, как к воровству - скорее он выполнял волю высших сил, восстанавливал справедливость.
Вскоре Персиваль стал ходить к дому лорда-протектора, изучать повадки хозяев, слуг, входы и выходы. Он досконально запоминал распорядок дня, он знал, где в старой изгороди есть брешь, он прикидывал, как забраться по витой лозе в окно второго этажа. Конечно, он с трудом представлял, что будет делать, когда окажется внутри дома, но полагал, что разберется на месте.
Для дела он выбрал особо темную осеннюю ночь. Как обычно, в тот день у дома лорда-протектора почти никого не было - только несколько слуг толкались у входа, да молодая прачка собиралась стирать во дворе хозяйское белье.
Персиваль перелез через невысокую изгородь. Это оказалось очень просто для него, с самого детства излазившего все башни и колокольни в родном городе. Крепкие руки и вера в свои силы помогала не сорваться там, где другой бы с грохотом упал бы на землю и переломал бы себе все кости.
Юноша мышью проскочил мимо слуг и прачки, в давно примеченном месте он забрался по лозе на второй этаж. Створки окон он открыл так аккуратно, как только мог. На втором этаже дома царила гробовая тишина. Слуги не решались потревожить покой хозяина, а потому не поднимались наверх. Персиваль крался по коридору, озираясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. Наконец он увидел перед собой резную дверь с гербом лорда-протектора - мечом над раскрытой книгой. Персиваль тихонько отворил дверь и протиснулся внутрь, стараясь не издать ни звука.
Половицы не скрипнули. Юноша утвердился в мысли, что совершает правильный поступок. Если бы Господь был против, он бы уже обрушил свой гнев на голову нерадивого отрока, - думал Персиваль.
Меч он сначала почувствовал, а уже потом - увидел. В красивых кожаных ножнах с серебристой вязью - он покоился на резной подставке. Меч ждал его. Звал его. И Персиваль помог оружию освободиться от бремени. Он снял меч с подставки, а руки сами собой крепко сжали рукоять. Теперь нужно убираться отсюда.
Персиваль заметил, что в комнату ведет еще одна дверь. Может быть, там оружейная старого дурака? И там лежат верные латы? Кольчуга, щит, копье? Персиваль очень медленно и тихо подошел к двери и заглянул в комнату.
Комната оказалась спальней. Персиваль вздохнул и хотел уже пойти прочь, как заметил, что на кровати кто-то лежит. Юная дева невиданной красоты. Аккуратные рыжие локоны на подушке. Изящная кисть такой белизны, что только Луна и может сравниться.
Персиваль подошел ближе, чтобы получше разглядеть деву. Кто это? Дочь лорда? Но почему никто и никогда не говорил о ней? Знал ли кто-то вообще, что она есть? Или этот трус и болван прячет такое сокровище от мира?
Персиваль протянул ладонь к щеке девушки. Такая красота - сущее Божье творение.
Почему в руках у недостойного старика сразу два сокровища? Разве это справедливо?
Персиваль коснулся кожи девушки, провел ладонью по её щеке, а затем кончиком пальца откинул ночнушку. Он смотрел, как мерно пульсирует её белоснежная кожа. Он почти ощущал её аромат. Не понимая, зачем, он нагнулся к ней ближе - и тут дева невольно вздрогнула и открыла глаза. Она увидела в темноте, совсем рядом, фигуру с мечом в руке.
И в тот же миг весь дом заполнил крик ужаса.
1.
В ту ночь шел дождь. Жуткий, липкий. Ветер срывал ветки с деревьев и бросал их под ноги, в чавкающую грязь. Казалось, свет навсегда покинул эту землю, а вместо него остались только потоки холодной воды и завывания ледяной стужи.
Отец Бернард, монах из храма на пригорке, спешил в город. Он бежал по тропе, но ноги то и дело падали в грязь, вязли. Монах поминал имя
Господа всуе, затем торопливо крестился, сбивчиво читал слова молитвы, и продолжал путь - и так до тех пор, пока очередная гнилая коряга не прыгнет из-ниоткуда и не собьет Бернарда с ног.
Когда из темноты леса вышел косматый человек в дорожном плаще, под которым Бернард разглядел кольчугу, монах решил, что гибель настигла его здесь, на дороге, а не в теплой постели, как он иногда грешным делом надеялся.
Путник был высоким и не слишком молодым. В темноте Бернард почти не видел его лица, но готов был поклясться на Писании, что в глазах человека плясали недобрые огоньки, какие бывают только у бродяг с большой дороги и…
- Святой отец! Хвала Всевышнему. Мне нужна помощь.
…и у бродячих рыцарей.
- Что ты забыл здесь, в такую погоду? - Бернард пытался перекричать ливень, но странник только махал рукой, показывая, что нужно идти сюда, за ним.
Бернард по привычке проверил, не отцепился ли серебряный крест с шеи, чертыхнулся невольно, но пошел вслед за незнакомцем.
Про себя он, конечно, не переставал честить этот дождь и этого человека - на чем свет стоял. Но что-то заставляло Бернарда идти вперед. Предчувствие.
Они прошли недолго по тракту, а затем странник свернул на мелкую проселочную тропу. Бернард вздохнул: делать нечего, надо идти, раз ввязался. Хотя искушение пойти прочь - своей дорогой, очень уж велико.
Но монах не собирался в этот раз поддаваться искушению - для этого будут другие дни и другие ночи. Сегодня он решил положиться на волю Всевышнего. Они подошли к телеге, запряженной старенькой клячей. Телега оказалась перетянута куском серой ткани, едва укрывавшей от дождя.
- Быстрее! - торопил монаха странник.
Бернард предпочитал не задавать вопросов. Да и говорить в такой ливень - сущая мука. Поэтому монах подтянул полы рясы, уже окончательно намокшей от воды и грязи, и пошел к телеге.
Когда он увидел в телеге очертания лежащей женщины, Бернард инстинктивно попятился и перекрестился. Но за спиной стоял странник - и глаза его горели холодным огнем безумия.
Бернард подошел к телу, невольно он обратил внимание - женщина когда-то была красивой, но годы потрепали её. Слипшиеся светлые волосы, слегка полноватая фигура, очень простая и грубая одежда, никакой обуви - да, в последнее время она явно страдала и нуждалась. Но теперь-то Всевышний упокоит её душу.
Бернард уже собирался повернуться к страннику, чтобы сказать, что в делах смерти он, увы, бессилен, когда услышал то, что совершенно не ожидал здесь и сейчас.
Пронзительно громкий детский плач.
2.
Мальчика, найденного штормливой ночью в телеге, назвали Персивалем. В честь героя старинных баллад. И потому что принесший его монах Бернард утверждал, что отец мальчика - странствующий рыцарь. Говорили, что тот был так убит горем из-за смерти своей жены, что сошел с ума, бросился в чащу леса да там и сгинул.
Монаху ничего не оставалось, кроме как взять мальчика с собой - в город. Он пристроил его при местной церкви, а сам иногда приходил навещать ребенка. Бернард чувствовал, что между ним и этим мальчиком есть связь - так сама судьба говорит о чем-то важном. И теперь на монахе лежал груз ответственности, от которого он никак не мог отказаться, как бы ни пытался.
Годы шли, Персиваль рос бойким, крепким и чересчур ретивым юношей. То и дело Бернард находил его то после драки с городскими детьми, которых Перси гонял палкой, то вытаскивал его из реки, где мальчик чуть не утонул. Однажды Бернард снял непослушного отрока с колокольной башни ратуши.
- Ненавижу дурацкие колокола! - кричал Перси на всю площадь, когда Бернард тащил его за ухо в дом.
Сам монах давно потерял счет тем дням, когда вместо службы он присматривал за этим непослушным мальчиком. На вопросы братии он только отвечал, что Персиваля ему послал Господь, а значит - служить Богу можно, если заботиться о ребенке.
Впрочем, вскоре для братии времени у Бернарда совсем не осталось. Он все чаще хватался за бритую голову - мальчик совсем не знал себе места, постоянно попадал в какие-то неприятности.
Решив, что так не может продолжаться, Бернард, скрепя сердце, покинул стены монастыря и поселился в городе. Персиваля он взял к себе, чтобы наставлять его на путь истинный. Закону Божьему мальчик учиться не хотел, а вот истории о рыцаре-теске и других героях баллад слушал охотно.
- Я тоже стану рыцарем! Убью дракона и захвачу сокровища! - гордо заявлял мальчик.
- Ну-ну, - смеялся Бернард, - драконов больше нет. А, может, никогда и не было. И сокровища все давно уже у лордов в сундуках.
- Тогда я стану лордом, - не унимался Персиваль, а Бернард только качал головой.
Так неторопливо они прожили вместе почти десять лет, за которые успели если не полюбить друг друга, то хотя бы свыкнуться с мыслью, что теперь их жизни связаны неразрывной цепью.
3.
Длинный меч с украшенной рубинами рукоятью сразу приковал взгляд Персиваля.
Красивый, изящный, но крепкий, меч покоился на коленях лорда-протектора. Этот грозный седеющий человек пристально смотрел на собравшихся в зале студиозусов. Его взгляд пронзал толпу. Казалось, лорд видит страхи и помыслы всех - но Персиваль видел только меч. Он влюбился в него. Он знал - такой меч должен быть и у него.
Персиваль локтем пихнул в бок Бернарда, который стоял совсем рядом. Очень хотелось поделиться своими мыслями, но старый монах только хмурился.
- Цыц, - фыркнул Бернард, - прояви уважение.
Старый монах потратил почти десять лет, чтобы этот мальчик попал в число студиозусов Школы, и теперь он ждал от Персиваля почтения и понимания важности момента.
Все детство мальчика готовили к этому моменту - он должен выучиться грамоте, освоить Закон Божий и другие науки, чтобы стать кем-то в этой жизни. Бернард не хотел, чтобы мальчик прозябал в их маленьком городке помощником конюха или кузнеца.
Учение должно подготовить его к вступлению в орден, или хотя бы - к роли писчего при цехе, торговца или счетовода. Конечно, Бернард мог только надеяться, что вспыльчивый Персиваль безропотно примет задуманную ему судьбу. Но он надеялся, что годы его подчас вполне мудрых
наставлений сделают свое дело.
Лорд-протектор закончил свою длинную речь о доблести и чести Школы. Когда его голос стих, вступил хор певчих, стоявших на балконе.
Бернард с упоением слушал слова молебна, а Персиваль нетерпеливо елозил на месте.
Когда церемония закончилась, их подвели к столу писца, который гусиным пером заносил на пергамент имена будущих школяров-студиозусов.
Персиваль смерил сидящего за столом надменным взглядом. Юноша возвышался над столом как колокольная башня их с Бернардом родного города - над площадью.
- Взнос? - писец скрипел пером, даже не поднимая взгляда.
Бернард положил на стол мешок с монетами, которые он так долго собирал. Мешок высыпали на стол, пересчитали с легкой ухмылкой.
- Здесь только за первые полгода.
Персиваль скучающим взглядом посмотрел на своего приемного отца.
- Остальное будет позже, - негромко произнес старый монах, - нам сказали, что так можно.
- Да-да, - промямлил писец, - тогда подпишите расписку.
Бернард вздохнул, взял в руки перо и поставил кривую подпись - за себя и за Персиваля.
Жилье им определили в большом амбаре, где, кроме Бернарда и Персиваля, разместились еще десять человек. Это были молодые и не очень мужчины, приехавшие со всех концов страны, чтобы постигать науки, а затем вернуться назад за лучшей жизнью.
Бернард устроился помогать в гончарной лавке. Он вел книги продаж, раскрашивал глиняные чаши, вазы и прочую утварь. Старый монах ставил цеховую печать на все изделия, записывал за хозяином торговые заметки, общался с приезжающими купцами и малоземельными лордами.
Но нескольких медяков, которые он получал за эту кропотливую работу, все равно не хватало - поэтому по ночам он выполнял мелкие поручения всех, кто готов был платить. Бернард помогал писать письма студиозусам, читал церковные свитки неграмотным и при свете маленькой лучины переписывал старые и путанные тексты для скриптория Школы.
Труд помогал оплачивать место в амбаре, скромную еду и расходы на чернила и бумагу для Персиваля. Впрочем, юноша не слишком рьяно относился к учебе. Его часто видели в саду Школы в компании бездельников и бедняков - они распивали вино и рассказывали друг другу байки про рыцарей, дрались, шутили, ухлестывали за сельскими девками.
К концу первого полугодия Персиваль с трудом читал по слогам, но так и не научился худо-бедно писать. На занятиях по латыни его не видели, а на уроках танца и музыки и вовсе не знали, как выглядит этот молодой студиозус.
Они почти не разговаривали друг с другом. Бернард устал упрекать своего приемного сына в безалаберности и разгуле. Он смотрел на происходящее с разочарованием, а мечта о достойной жизни сменилась тоской по давно ушедшему времени дома, в ордене. Все чаще Бернард жалел о решении покинуть стены монастыря и посвятить себя этому
неблагодарному мальчишке. Иногда его стали видеть то в одном, то в другом кабаке с пустой кружкой эля. Впрочем, пускали пожилого монаха нечасто - в городе хорошо знали, что платить ему особо нечем, ведь последние медяки он отдавал в Школу, но и там уже с трудом понимали, зачем этот человек, так похожий на потрепанного монаха, платит за парня, который не посещает занятия и только околачивается у дома лорда-протектора.
4.
Персиваль грезил подвигами и славой. Мысль, что вся его жизнь будет наполнена именами давно умерших людей и их скучными мыслями, сводила его с ума. Цифры, буквы, имена и названия стран, растений и животных - все это нагоняло на юношу сон.
Он охотно посещал только занятия по фехтованию и конной езде, но их было мало и проводились они редко. Бывало, что вместо разучивания очередного хорала, Персиваль шел в сад, брал в руки сучковатую палку и стучал ей по самому старому дубу, посаженному здесь еще до основания Школы. Он представлял себя доблестным воином с прекрасным мечом в руках. Таким мечом, как у лорда-протектора.
Поначалу старый рыцарь - покровитель Школы очень интересовал юношу. Он воображал, что когда-то давно этот человек сражался с врагами на великой войне, а затем сам король, оценив доблесть и силу сэра рыцаря, даровал ему титул и земли.
Но позже Персиваль узнал, что титул, фамильный меч и земля достались старику по наследству, а сам он, наверное, ни разу не выезжал из города. Не воевал за честь и отвагу.
В глазах юноши старый сэр из героя превратился в развалину. В мошенника, не по праву носящему свой меч.
Тогда-то у него и появилась идея восстановить справедливость. Меч должен служить достойному. Отважному и статному воину, не знающему страха и упрека. Такому, как он, Персиваль.
Он не считал свою идею грехом. Он даже не относился к намеченному, как к воровству - скорее он выполнял волю высших сил, восстанавливал справедливость.
Вскоре Персиваль стал ходить к дому лорда-протектора, изучать повадки хозяев, слуг, входы и выходы. Он досконально запоминал распорядок дня, он знал, где в старой изгороди есть брешь, он прикидывал, как забраться по витой лозе в окно второго этажа. Конечно, он с трудом представлял, что будет делать, когда окажется внутри дома, но полагал, что разберется на месте.
Для дела он выбрал особо темную осеннюю ночь. Как обычно, в тот день у дома лорда-протектора почти никого не было - только несколько слуг толкались у входа, да молодая прачка собиралась стирать во дворе хозяйское белье.
Персиваль перелез через невысокую изгородь. Это оказалось очень просто для него, с самого детства излазившего все башни и колокольни в родном городе. Крепкие руки и вера в свои силы помогала не сорваться там, где другой бы с грохотом упал бы на землю и переломал бы себе все кости.
Юноша мышью проскочил мимо слуг и прачки, в давно примеченном месте он забрался по лозе на второй этаж. Створки окон он открыл так аккуратно, как только мог. На втором этаже дома царила гробовая тишина. Слуги не решались потревожить покой хозяина, а потому не поднимались наверх. Персиваль крался по коридору, озираясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. Наконец он увидел перед собой резную дверь с гербом лорда-протектора - мечом над раскрытой книгой. Персиваль тихонько отворил дверь и протиснулся внутрь, стараясь не издать ни звука.
Половицы не скрипнули. Юноша утвердился в мысли, что совершает правильный поступок. Если бы Господь был против, он бы уже обрушил свой гнев на голову нерадивого отрока, - думал Персиваль.
Меч он сначала почувствовал, а уже потом - увидел. В красивых кожаных ножнах с серебристой вязью - он покоился на резной подставке. Меч ждал его. Звал его. И Персиваль помог оружию освободиться от бремени. Он снял меч с подставки, а руки сами собой крепко сжали рукоять. Теперь нужно убираться отсюда.
Персиваль заметил, что в комнату ведет еще одна дверь. Может быть, там оружейная старого дурака? И там лежат верные латы? Кольчуга, щит, копье? Персиваль очень медленно и тихо подошел к двери и заглянул в комнату.
Комната оказалась спальней. Персиваль вздохнул и хотел уже пойти прочь, как заметил, что на кровати кто-то лежит. Юная дева невиданной красоты. Аккуратные рыжие локоны на подушке. Изящная кисть такой белизны, что только Луна и может сравниться.
Персиваль подошел ближе, чтобы получше разглядеть деву. Кто это? Дочь лорда? Но почему никто и никогда не говорил о ней? Знал ли кто-то вообще, что она есть? Или этот трус и болван прячет такое сокровище от мира?
Персиваль протянул ладонь к щеке девушки. Такая красота - сущее Божье творение.
Почему в руках у недостойного старика сразу два сокровища? Разве это справедливо?
Персиваль коснулся кожи девушки, провел ладонью по её щеке, а затем кончиком пальца откинул ночнушку. Он смотрел, как мерно пульсирует её белоснежная кожа. Он почти ощущал её аромат. Не понимая, зачем, он нагнулся к ней ближе - и тут дева невольно вздрогнула и открыла глаза. Она увидела в темноте, совсем рядом, фигуру с мечом в руке.
И в тот же миг весь дом заполнил крик ужаса.