"Отцы и дети" Табакерка Братья Кирсановы (зарисовки), Базаров (такая сила, что чувства пересилит)
Пока Дашина учительница испанского в родовых муках тупо искала заднюю оконечность школы наш дом, я нагло и беспринципно с полнейшим самозабвением погружалась в проблему отцов и детей, (хотя правильней взять в кавычки и первое слово начать с большой буквы). И ничем помочь барышне не могла. Я всегда отключаю мобильник, а не перевожу в беззвучный режим.
Но это так… Капелька легкого трепа вокруг Базарова. Потому что восприятие спектакля основывается на множестве переменных. И одна из самых непостоянных переменных - твое личное внутреннее состояние, улавливающее и усиливающее ту или иную линию. Уффф, загнула! Самой страшно!
И такая особая сосредоточенность на каком-то персонаже вовсе не означает, что остальные прошли мимо, промелькнули, ничем не задев, не растревожив, не очаровав залюбилааа… выше всякой разумности. Нет!
Я до сих пор вижу… Сонная зябкая Фенечка (Сексте) - по-домашнему, по-ночному «распустехой», осторожно пытается вытянуть вязание из рук, задремавшего Николая Петровича (Егоров). Наконец, спицы ложатся на стол. А пальцы… пальцы спящего начинают «провязывать» петельки.
И не просыпаясь, не выныривая из дремы… Теплая - доверчивая - детская - сонная улыбка, мужские руки ловят, задерживают женскую ручку, превращая её в подушку, щека прижимается… Баю-бай, заснул бычок, лег в коробку на бочок баю-бай… Фенечка нежно-нежно, бережно-бережно укладывает голову любимого на столешницу.
И не передать словами, хоть лопни, атмосферу доверчивой и нежной любви. Маленького теплого чуда.
Я до сих пор вижу лицо Николая Петровича, понявшего, с присущей ему чуткостью, что долгожданный сын, с которым мечталось «сойтись», подружиться, стать воистину близкими и родными (не просто по крови, по духу, по душе, по душевному предпочтению), его стыдится, к нему снисходит, его заранее записывает в никчемные людишки. Глаза… Слезы где-то близко. И выражение лица… Обманутые надежды, обида, разочарование, стыд и… любовь.
(Кстати, Отцы и дети - спектакль о любви. О любви, у которой много лиц. Разноликой. В зависимости от характера каждого персонажа. От умения любить и быть любимым.)
Я до сих пор вижу сцены разговоров Павла Петровича(Смоляков) с Фенечкой. Робкое проглядывание любящей и нежной души, души высоко-благородной, романтически-благородной, из-под «футляра» сдержанности, строгости…
(И я коротЕнько… страниц эдак на «цать»… ушла в подробные и занудные описания.)
Это я к тому, что я действительно ВИЖУ и эмоционально ЗАПОМИНАЮ происходящее.
Но почему-то меня в этот раз особенно зацепил и озадачил Базаров.
У меня всегда было сложное отношение к герою романа. И в школе, когда нас добровольно-принудительно подводили к мысли, что «отцы» - отстой, Аркадий - ни рыба, ни мясо, Базаров - новый человек, моральная смЭрть никчемной кирсановщине, мне не хотелось (юношеский максимализм) вслед за Кирсановым-младшим смотреть на него восторженными глазами.
А сегодня у меня было безнадежно-отчаянное чувство. Смерть Базарова (Миллер) была закономерна - преждевременен он, как была бы преждевременна ракета земля-воздух в пору дубинных разборок.
Огромный потенциал. Все чрезмерно: и силы, и ум, и гордость, и чувства. Да, чувства. Потому что Базаров, идя от ума, от теории, от вымороченного логического построения, решил, что он - прагматик, он - выше чувств, чувства - хлопотный и бесполезный атавизм.
Решить - решил. Головой, а не сердцем. А сердце мучительно и постыдно нежно к попивающему отцу, отставному лекарю, обожающему высокий стиль латыни. И Базаров до физической боли стыдится одновременно и отца, и своей любви к старику. И мучительно боится (ей, Богу), что отец может показаться назойливым и смешным Кирсанову. Не-пе-ре-но-си-мо! И его грубость, кажущаяся варварской, бесчеловечной от контрастной суетливой и восторженной любви отца, - попытка спрятать, скрыть свою чувствующую душу. Со слезами на глазах присесть перед столом, погладить ладонью ребро столешницы, прижаться губами - словно отца поцеловать, поздороваться. Отца - нееет, проще умереть.
Любовь к Одинцовой… Вот тут, к сожалению, слабое звено, вместо Одинцовой можно вывешивать портрЭт и пускать фонограмму. Она уже не «прогибается», не пытается жалко заинтересовать, руки тоже кое-как пристроились, но она - красивая оболочка, за которой ничего нет. Слова не имеют никакого веса. Получается, что Базарова «торкнуло» полюбить. «Пора пришла, она влюбилась». Кто первый подвернулся «от противного» - холеные красоточки в его окружении явно не водились, тот и выжег душу. Объект мучительной любви-страсти недостоен такого накала чувств. Отчего любовь еще яростней. Попробуй, поборись с чувством, оно вырастет, как на дрожжах.
Забавно получается… Одинцова (перед срывом Базарова, когда он признается в любви, как в омут бросается) ведет себя с ним с осознанностью очень юной клинической «блондинки по-жизни» (не привязываться к цвету волос), которой каким-то образом попал в руки поводочек. А на поводочке матерый медведь. Силища и страсть, пока еще удерживаемые, но с большим трудом. А девушка не понимает. Она с ним балуется, играется, словно там - в ошейничке, той-терьерчик. Медведь терпит, терпит… На Одинцову не смотреть, хватает голоса и текста, смотреть на Базарова - на его внутреннюю «жаровню», на проскальзывание (как проговоры) чувств. А потом… И перепуганная дэушка шарахается в сторону. Но именно так, как шарахнулась бы той-терьер-владелица, обнаружившая перед собой… МУЖЧИНУ. Не стала писАть «медведя». Потому что это был сильный человек в сильном чувстве. С которым нельзя играть, заиграться можно. Да, остановился, но чудом. Слишком сильна воля. Слишком привычно силой воли себя останавливать.
И безумно интересно - Базаров, выслушивающий Аркадия, просящего руку… Кати у старшей сестры. За минуту до этого Одинцова признавалась, что ей мил Кирсанов. Для Базарова - его любимая женщина выслушивает признание в любви, она сейчас ответит согласием. Базаров отступает, отступает (в тень? безотчетная попытка бегства, чтобы не стать свидетелем поцелуя?), а какое у него выражение лица. Гамма чувств. И взгляд. Уууу… Поднесите полено-полыхнет. И такая боль!
http://lanolina-goro.livejournal.com/268897.html
Но это так… Капелька легкого трепа вокруг Базарова. Потому что восприятие спектакля основывается на множестве переменных. И одна из самых непостоянных переменных - твое личное внутреннее состояние, улавливающее и усиливающее ту или иную линию. Уффф, загнула! Самой страшно!
И такая особая сосредоточенность на каком-то персонаже вовсе не означает, что остальные прошли мимо, промелькнули, ничем не задев, не растревожив, не очаровав залюбилааа… выше всякой разумности. Нет!
Я до сих пор вижу… Сонная зябкая Фенечка (Сексте) - по-домашнему, по-ночному «распустехой», осторожно пытается вытянуть вязание из рук, задремавшего Николая Петровича (Егоров). Наконец, спицы ложатся на стол. А пальцы… пальцы спящего начинают «провязывать» петельки.
И не просыпаясь, не выныривая из дремы… Теплая - доверчивая - детская - сонная улыбка, мужские руки ловят, задерживают женскую ручку, превращая её в подушку, щека прижимается… Баю-бай, заснул бычок, лег в коробку на бочок баю-бай… Фенечка нежно-нежно, бережно-бережно укладывает голову любимого на столешницу.
И не передать словами, хоть лопни, атмосферу доверчивой и нежной любви. Маленького теплого чуда.
Я до сих пор вижу лицо Николая Петровича, понявшего, с присущей ему чуткостью, что долгожданный сын, с которым мечталось «сойтись», подружиться, стать воистину близкими и родными (не просто по крови, по духу, по душе, по душевному предпочтению), его стыдится, к нему снисходит, его заранее записывает в никчемные людишки. Глаза… Слезы где-то близко. И выражение лица… Обманутые надежды, обида, разочарование, стыд и… любовь.
(Кстати, Отцы и дети - спектакль о любви. О любви, у которой много лиц. Разноликой. В зависимости от характера каждого персонажа. От умения любить и быть любимым.)
Я до сих пор вижу сцены разговоров Павла Петровича(Смоляков) с Фенечкой. Робкое проглядывание любящей и нежной души, души высоко-благородной, романтически-благородной, из-под «футляра» сдержанности, строгости…
(И я коротЕнько… страниц эдак на «цать»… ушла в подробные и занудные описания.)
Это я к тому, что я действительно ВИЖУ и эмоционально ЗАПОМИНАЮ происходящее.
Но почему-то меня в этот раз особенно зацепил и озадачил Базаров.
У меня всегда было сложное отношение к герою романа. И в школе, когда нас добровольно-принудительно подводили к мысли, что «отцы» - отстой, Аркадий - ни рыба, ни мясо, Базаров - новый человек, моральная смЭрть никчемной кирсановщине, мне не хотелось (юношеский максимализм) вслед за Кирсановым-младшим смотреть на него восторженными глазами.
А сегодня у меня было безнадежно-отчаянное чувство. Смерть Базарова (Миллер) была закономерна - преждевременен он, как была бы преждевременна ракета земля-воздух в пору дубинных разборок.
Огромный потенциал. Все чрезмерно: и силы, и ум, и гордость, и чувства. Да, чувства. Потому что Базаров, идя от ума, от теории, от вымороченного логического построения, решил, что он - прагматик, он - выше чувств, чувства - хлопотный и бесполезный атавизм.
Решить - решил. Головой, а не сердцем. А сердце мучительно и постыдно нежно к попивающему отцу, отставному лекарю, обожающему высокий стиль латыни. И Базаров до физической боли стыдится одновременно и отца, и своей любви к старику. И мучительно боится (ей, Богу), что отец может показаться назойливым и смешным Кирсанову. Не-пе-ре-но-си-мо! И его грубость, кажущаяся варварской, бесчеловечной от контрастной суетливой и восторженной любви отца, - попытка спрятать, скрыть свою чувствующую душу. Со слезами на глазах присесть перед столом, погладить ладонью ребро столешницы, прижаться губами - словно отца поцеловать, поздороваться. Отца - нееет, проще умереть.
Любовь к Одинцовой… Вот тут, к сожалению, слабое звено, вместо Одинцовой можно вывешивать портрЭт и пускать фонограмму. Она уже не «прогибается», не пытается жалко заинтересовать, руки тоже кое-как пристроились, но она - красивая оболочка, за которой ничего нет. Слова не имеют никакого веса. Получается, что Базарова «торкнуло» полюбить. «Пора пришла, она влюбилась». Кто первый подвернулся «от противного» - холеные красоточки в его окружении явно не водились, тот и выжег душу. Объект мучительной любви-страсти недостоен такого накала чувств. Отчего любовь еще яростней. Попробуй, поборись с чувством, оно вырастет, как на дрожжах.
Забавно получается… Одинцова (перед срывом Базарова, когда он признается в любви, как в омут бросается) ведет себя с ним с осознанностью очень юной клинической «блондинки по-жизни» (не привязываться к цвету волос), которой каким-то образом попал в руки поводочек. А на поводочке матерый медведь. Силища и страсть, пока еще удерживаемые, но с большим трудом. А девушка не понимает. Она с ним балуется, играется, словно там - в ошейничке, той-терьерчик. Медведь терпит, терпит… На Одинцову не смотреть, хватает голоса и текста, смотреть на Базарова - на его внутреннюю «жаровню», на проскальзывание (как проговоры) чувств. А потом… И перепуганная дэушка шарахается в сторону. Но именно так, как шарахнулась бы той-терьер-владелица, обнаружившая перед собой… МУЖЧИНУ. Не стала писАть «медведя». Потому что это был сильный человек в сильном чувстве. С которым нельзя играть, заиграться можно. Да, остановился, но чудом. Слишком сильна воля. Слишком привычно силой воли себя останавливать.
И безумно интересно - Базаров, выслушивающий Аркадия, просящего руку… Кати у старшей сестры. За минуту до этого Одинцова признавалась, что ей мил Кирсанов. Для Базарова - его любимая женщина выслушивает признание в любви, она сейчас ответит согласием. Базаров отступает, отступает (в тень? безотчетная попытка бегства, чтобы не стать свидетелем поцелуя?), а какое у него выражение лица. Гамма чувств. И взгляд. Уууу… Поднесите полено-полыхнет. И такая боль!
http://lanolina-goro.livejournal.com/268897.html